Завтра — другой день

      Скарлетт открыла глаза.       На землю мягко опускался вечер. Хотя, если говорить точнее – поднимался к небесам, окутывая все своими нежными кружевными покрывалами, накидывая их слой за слоем. Ночь поднимается с земли к облакам, утро же опускается сверху.       Иногда Скарлетт, приходя в сознание, пыталась сравнить эту ее болезнь с той, еще более ужасной, когда она потеряла ребенка. Только более ли ужасной? Тогда ее боль успокаивали своим нежным прикосновением прохладные пальчики Мелани, ее ласковый, такой родной голосок шептал: «Все хорошо, родная. Я здесь. Все хорошо»; тогда рядом была Мамушка, добрая и заботливая; тогда – пусть в другой комнате, пусть не рядом с ней, пусть он не хотел ее видеть, он не заходил к ней, пусть! – но он был недалеко. Был Ретт. Опора. Если тогда она так болезненно воспринимала его отсутствие, то можно представить, каково ей было сейчас!       Рядом с ней не было никого, кроме Присси, которую она, в общем, и не считала за мало-мальски родного человека. Приходя в сознание, она молча терпела ее заботы. Ах, будь здесь хоть Мелли, хоть Мамушка! Но они обе уже не принадлежат этой жизни. А Ретт… Ретт уехал, и она даже не попрощалась с ним. Это, наверное, к лучшему. Иначе они бы, как всегда, разругались, а это так больно! Но разве они не поссорились еще тогда, перед дождем? Нет, она не может об этом думать – слишком болит голова…       Иногда ей казалось, что он здесь, рядом с ней. Это были блаженные минуты. Ей казалось, что она ощущает его присутствие, что это его голос она слышит, что это его прохладные руки нежно сжимают ее тонкие пальцы. Однажды ей показалось, что он прикоснулся к ним губами… Ей сразу становилось легче, хотя она знала, что это лишь сладостный мираж. Обманывать себя было бы глупо, она и не обманывала. И все же с упоением пила этот сладостный обман. Так человек, зная, что в бокале яд и зная, что он сладок и нежен, не раздумывая пьет его.       Сейчас она ощущала лишь сильнейшую слабость во всем теле. Не было ни адской головной боли, ни век, словно налитых свинцом, ни муки, пронизывающей все тело током.       Она скосила глаза на стул у кровати. Никого. Медленно приподнялась на локте и зачем-то оглядела комнату – и что толкнуло ее это сделать? Может, она искала морока, призрака. Может, но только никак не ожидала его найти.       Скарлетт сдавленно ахнула и упала на подушки, зажмурив глаза. От резкого движения (а может, от чего иного?) закружилась голова. «Нет, нет… Не может быть!.. Зачем он здесь, зачем?»       Она что-то пробормотала. Ретт, очень чуткий, проснулся и заметил, что Скарлетт не спит. Судя по всему, его присутствие было обнаружено: она лежала зажмурившись, бормоча что-то нечленораздельное, походившее и на всхлипы, и на брань. Ретт не стал больше мешкать. Встал и, подойдя к кровати, негромко сказал:       — Как вы себя чувствуете?       Скарлетт нехотя открыла глаза.       — Я чувствовала себя прекрасно, пока не заметила вас.       — Охотно верю этому.       Губы у нее сжались в тонкую полоску, и он почувствовал, что выбрал не тот тон.       — Что вы здесь делаете? — ей хотелось расплакаться, обнять его, прижаться к его груди, но это невозможно, и потому она вся словно замерзает изнутри, когда он рядом.       Уголок его рта дергается в едва уловимой усмешке:       — Скарлетт, вы больше недели находились между жизнью и смертью.       — Можно подумать, что я этого не знаю.       — Тогда в чем суть вашего вопроса?       — В том, — она закрывает глаза, чтобы не видеть его лица, и тут же их открывает. Она не может не смотреть на него, не запоминать каждую черточку его лица, каждую морщинку – а морщинок стало так много… Он выглядит уставшим. Отчего это? Нет, за нее он не переживал бы. Видно, решает Скарлетт, она на самом деле чуть не умерла, и за ним срочно послали. Да, так и есть.       — Так в чем?       — В том, что вы здесь. Но не говорите ничего, я знаю. За вами послали.       — Нет.       — Как нет?       — Нет. — Он внимательно вглядывается на нее. — Я остался. Я никуда не уезжал.       — Но зачем?.. — Она замолкает, и комната погружается в тишину.       — Но не волнуйтесь, — говорит вдруг Ретт и еще пристальнее смотрит ей в лицо. — Я уеду через несколько дней, когда вам совсем ничего не будет угрожать. — Ей ничего не угрожает уже сейчас.       Скарлетт не смогла не испустить вздох облегчения. Еще несколько дней он будет рядом…       Ретт ошибочно понял ее и помрачнел еще больше. Он развернулся и направился к двери. Приподнявшись на локте, она с напряженным вниманием следила за ним. Если бы он обернулся, то понял бы все.       Через несколько минут он вернулся вместе с Присси.       — Мисс Скарлетт! Как вы себя чувствуете?       Она никак не отреагировала на эти восклицания и лишь скривилась, увидев в руках негритянки миску с бульоном.       — Что ты притащила, Присси? Мне тошно видеть еду. Унеси это немедленно.       Бедная девушка, запинаясь, вымолвила:       — Мисс Скарлетт… вам доктор велел выпить бульона…       — Ничего он мне не велел, — отрезала Скарлетт. — Унеси это. Ну, чего ты стоишь?       — Мисс Скарлетт… я хотела… — Присси нерешительно посмотрела на хмурую хозяйку и вдруг выпалила: — Может, вы позовете ваших деток? Они так переживали за вас…       — Вот еще!       Меньше всего Скарлетт сейчас хотелось нежничать с детьми. Она уже забыла, что когда-то находила удовольствие в общении с ними.       — Почему же? — приподнял брови Ретт. — Вы, по-моему, прекрасно себя чувствуете. Иначе не смогли бы злиться.       Присси переминалась с ноги на ногу и смотрела в пол. Ей было ужасно неловко оттого, что вот-вот на ее глазах начнется очередная ссора хозяев, и потому, только Скарлетт неохотно буркнула: «Ладно, ведите их», Присси моментально выскочила за дверь и вскоре вернулась с Уэйдом и Эллой.       Брат с сестрой неловко жались друг к другу, стоя у двери и не решаясь подойти ближе. Теперь, когда они убедились в том, что с их матерью все хорошо, что она жива и даже чуть натянуто улыбается, им вновь стало неуютно рядом с ней. Тогда Скарлетт, мысленно закатив очи к потолку, приказала Присси положить ей под спину подушку, села и подозвала детей к себе. Они подошли и продолжали смотреть в пол. Тогда она вздохнула и притянула их обоих к себе. Они стояли в ее объятиях, как деревянные. Скарлетт посмотрела поверх плеча Эллы и поймала взгляд Ретта, в котором сквозила добродушная насмешка. Ей вдруг захотелось сделать для него что-то очень хорошее, чтобы суровая складка у его губ окончательно разгладилась, чтобы по его волевому лицу не пробегала больше тень, придававшая ему замкнутую мрачность, чтобы в глазах его засветился прежний, чуть лукавый и добрый огонек, и он перестал быть далеким и чужим… Она вспомнила Лидию Гаррисон и сама помрачнела. Отстранившись от детей, проговорила глухо и враждебно:       — Я устала. Идите, играйте. Я потом вас еще позову. Присси вас проводит.       Бедные дети рады были выйти из комнаты и, находя опору друг в друге, обменялись грустными взглядами.       Ретт молча стал мерить шагами комнату. Подойдя к стене, он резко разворачивался на каблуках и стремительно шел обратно, казалось, ему не хватает места.       — Разыгрывая джентльмена дали слово, что останетесь, а теперь жалеете? — слова вылетали помимо ее воли: она так привыкла дерзить ему и говорить гадости! — Вас здесь никто не держит.       Он как-то дернулся, и ей вдруг показалось, что он сейчас на самом деле уйдет. Нет, только не это! Все, все что угодно, главное, чтобы он остался!       — Да вы хоть понимаете, идиотка вы этакая, что чуть не отправились на тот свет? — воскликнул он, круто оборачиваясь к ней.       — Причем тут это? Вам нет до этого никакого дела, это мои заботы, и вас они не касаются.       Он подошел и присел на край кровати, прожигая ее взглядом. Ей очень хотелось отодвинуться, но она сдержалась и выдержала его взгляд.       — Очень даже касается. А если вы не прекратите мне дерзить, я самолично заткну вам рот.        — Что-о!? — от возмущения Скарлетт растеряла все слова. — Да как вы… да кто вы тако…       Ретт подался вперед и, как обещал, заткнул ей рот.       Поцелуем. Нежным, дразнящим, сладким, как нектар. Она собрала все свои силы и непослушными руками уперлась ему в грудь, чтобы оттолкнуть его. Он, сразу же почувствовав ее протест, мгновенно отпрянул и замер, глядя на нее. Скарлетт откинулась на подушку, тяжело дыша: она была еще очень слаба и, если бы он не отпустил ее, сама бы не вырвалась.       — Я же предупреждал, — посмеиваясь, заключил он. — И не надо давать мне пощечин, я имею на вас все права. — По голосу его можно было понять, что он посмеивается, только лицо у него было какое-то странное; он, казалось, и смеялся над ней, но все же напряженно ожидал ее реакции.       Скарлетт поняла только одно: он издевается над ней! Играет с ней, словно она не живой человек, а кукла. Он смеется над ней! Она судорожно всхлипнула и закрылась от него рукой. Губы у нее дрожали, она чувствовала, что слезы сейчас хлынут неудержимым потоком и, крепко зажмурив веки, тщетно пыталась удержать их. Каждый удар сердца причинял ей такую боль, что было трудно дышать.       — Зачем? — крикнула она дрожащим голосом, — Зачем вы это сделали? Уходите, уходите! — ее голос прерывался от отчаянных попыток сдержать слезы, которые уже текли по ее осунувшемуся лицу. Когда второй раз в жизни отвергли ее любовь, она не сдалась, видит Бог, не сдалась, но тяжелая болезнь истощила ее оставшиеся силы. С каким удовольствием она одарила бы его холодным, чуть презрительным взглядом и указала бы ему на дверь! Она слишком ослабела из-за этой болезни, не только физически, но и душевно. Нет, Скарлетт О’Хара возьмет себя в руки. Она судорожно вздохнула, пытаясь овладеть нахлынувшими на нее чувствами.       Если Ретт и ожидал от нее бурной реакции, то уж точно не такой. Худенькая, с просвечивающими синими венами рука, которой она закрылась от него, всхлипы, судорожно вздрагивающие плечи – он довел ее до этого глупым поцелуем!       — Скарлетт... — прошептал он, потрясенный, и неуверенно прикоснулся пальцами к ее руке. — Боже, Скарлетт...       Он сидел, не двигаясь, и смотрел на нее. Но это длилось лишь несколько мгновений.       Потихоньку Скарлетт удавалось справиться с собой. Соленые капли больше не текли по щекам, горло перестал сдавливать спазм, и она могла нормально дышать. Удостоверившись, что уже вполне владеет собой, она отерла слезы ладонью – уж лучше так, решила она, чем с мокрыми щеками – и опустила руки. Голос ее не дрогнул, когда она спокойно и тихо произнесла:       — Уходите.       — Я уйду только вместе с тобой, слышишь? — сказал он негромко.       Скарлетт никак не отреагировала на это.       — Молчание – не самый хороший выход, — заметил он, нарочно не обращаясь к ней напрямик.       Тогда она подняла на него глаза, отчужденные и равнодушные, что совсем не вязалось с выражением ее лица.       — Я же четко сказала: убирайтесь!       Тогда он вдруг притянул ее к себе, прижал к своей груди и нежно обнял.       — Не надо, моя хорошая, не смотри так холодно…       Скарлетт пыталась высвободиться.       — Зачем, зачем?       Он крепче прижал ее к себе.       — Затем, что люблю тебя, обожаю, жить без тебя не могу! Люблю, и никуда ты от меня не денешься! — Он чуть отстранил ее и, продолжая держать за плечи, словно боясь, что она вырвется и убежит, стал целовать ее в еще заплаканные глаза, в мокрые щеки, в брови, в спутанные черные волосы.       Скарлетт вдруг обвила его шею руками, уткнулась лицом ему в грудь и прижалась к нему.       — Ре-ет!..       Все, что ей сейчас хотелось – это чувствовать его надежное объятие и не думать больше не о чем. Он замер и лишь крепче прежнего прижимал ее к себе.       — Почему ты молчишь? — негромко спросила она, не поднимая головы. — Не молчи. Меня это пугает.       — Ты меня чертовски долго мучила, детка. И теперь мне даже чуть больно от счастья.