Завтра — другой день

      Скарлетт подняла на него глаза. Они мягко светились на похудевшем лице.       — Ретт, — тревожно позвала она, — ты меня… ты меня правда…       — Если бы это было не правда, — сказал он, — я бы тут не сидел. И ты это прекрасно знаешь.       Она глубоко вздохнула.       — Мне хочется, чтобы ты сказал мне еще раз. Скажи, — попросила она, нежно ласкаясь к нему.       — Я люблю тебя. Ты довольна, моя кошечка?       Улыбка тронула ее бледные губы, и Ретт с удивлением заметил, что лицо ее словно осветилось изнутри.       — Сейчас я довольна. Но тебе придется повторять мне это каждый день.       Он рассмеялся:       — Подумать только, сколько времени нам понадобилось, чтобы разорвать этот замкнутый круг! А не то мы с тобой продолжали бы впустую бегать друг за дружкой.       Ретт чуть отстранил ее от себя, но потом снова притянул к груди.       — У меня затекли руки. Знаешь что…       Он встал и легко поднял ее на руки. Скарлетт обвила руками его шею и, прижавшись к теплой надежной груди, склонила голову ему плечо. Усталая перелетная птица с поблекшими перышками, столько лет упорно боровшаяся с ветрами и бурями и нашедшая наконец свою тихую гавань. Ретт опустился в кресло, усадив Скарлетт на колени.       — Как когда-то раньше, — пробормотала она. — Ты помнишь, любимый мой? Как давно это было…       Где-то в глубине дома шумели кастрюлями на кухне. За окном слышались пронзительные взвизги детей. Отчетливо слышен был смех Эллы.       — Скажи, почему же ты все-таки остался? — спросила она чуть кокетливо, потому что прекрасно знала ответ. — Расскажи о том, что было, когда ты бросил меня, уехав неизвестно куда.       Ретт задумался.       — Знаешь, — медленно сказал он наконец, — я не могу даже точно описать мое тогдашнее состояние. Все это было давно, но события те врезались мне в память, и я помню их, точно все было неделю назад.       Я тогда тебе все рассказал. Тогда я заставил себя окончательно свыкнуться с мыслью, что потерял тебя навсегда. Это было нетрудно. Я так устал, так устал бороться за тебя… К тому времени, когда ты прибежала из дома Мелани, я все уже решил. То, что ты мне сказала, оказалось для меня лишь досадной неожиданностью. Я верил, что ты на самом деле считаешь, что любишь меня, что, потеряв одновременно и Мелани, и Эшли, искала опоры во мне и приняла это за любовь. Увы, я ничем не мог тебе помочь. Я честно сказал тебе, что любовь моя умерла и, уезжая, не испытывал никаких угрызений совести.       Скарлетт слушала молча. То, о чем он говорил, были дела давно минувших дней, и к ней они теперь относились лишь как неприятные воспоминания, которые стараешься забыть. Прислонившись головой к его плечу, она смотрела в окно.       — В Чарльстоне я почти не думал о тебе, но ты вдруг свалилась на нас, как снег на голову. Я стал все чаще вспоминать о былом, о том времени, когда мы не жили еще, как кошка с собакой, и понял, что не излечился до конца… Мне не хотелось начинать все сначала. Мне очень жаль, что я использовал Лидию в таких недостойных целях, ее сердце, боюсь, в самом деле задето.       Не знаю, какой черт потянул меня сюда, когда умерла Мамушка, но я ему очень признателен и даже благодарен.       — Не богохульствуй, — по старой привычке, сохранившейся со времен Эллин, одернула его Скарлетт и тут же улыбнулась. — Мне, впрочем, все равно.       — Поцелуй меня, Ретт, — вдруг потребовала она совершенно без связи.       — А если я откажусь? — прищурился он.       — Поцелуй меня!       — Нет.       — Поцелуй.       — Нет.       — Почему?       — Хочу тебя немножечко поддразнить, детка.       Скарлетт надула губки и, протянув руку, схватила Ретта за рубашку и притянула его к себе. Она смотрела в его переменчивые черные глаза, светящиеся сейчас нежностью и заботой, смотрела, не в силах оторвать взгляд, и думала о том, что больше ей ничего теперь не нужно.       Он подался вперед и нежно ее поцеловал.       — Как только ты окрепнешь, — сказал он, — мы с тобой укатим куда-нибудь подальше от всего этого. Снова поедем в Новый Орлеан или, если захочешь, в Европу. У нас будет второй медовый месяц. Настоящий. Ты согласна?       — Да, да, мы уедем. Будем наконец свободны ото всего.       — А как же Уэйд и Элла? — нахмурился Ретт. — Я хочу иметь семью. Настоящую семью. Они члены моей семьи – нет, нашей семьи. И даже не думай спорить со мной. Я дал тебе возможность посылать всех и все к чертям, так изволь меня слушаться.       Глаза ее сверкнули, и было неясно, шутит она или говорит всерьез:       — Когда ты меня бросил, я сказала себе, что никакие деньги меня теперь не интересуют, что я готова снова быть бедной и голодать, лишь бы ты был со мной.       — И сейчас что-нибудь изменилось?       — Мне казалось, — продолжала она, не обратив на его реплику никакого внимания, — что я...       — Казалось? — в глазах его зажегся веселый огонек прежних дней.       — Не смейся. Это правда.       — Ни за что не поверю. Я слишком хорошо тебя знаю. Лучше, чем ты сама.       — Прекрати! Прекрати! Опять ты смеешься надо мной! — она стукнула кулачками его в грудь. Он поймал ее руки и поцеловал оба кулачка. Потом разжал их и, прижав ее ладони к губам, стал целовал по очереди каждый пальчик.       — Хорошая моя... И это я сделал меркантильную реалистку Скарлетт О'Хара такой сентиментальной?       — Ты это сам прекрасно знаешь. Только кто сказал, что я проиграла?       В жизни бывает всякое. Были, есть и будут боль, и слезы, и страдания; неизбежны падения и взлеты; смех звучит и затихает и звучит вновь. Если история закончилась хорошо - это не конец истории. Но кто знает, когда он, конец, наступит? Никогда. Узор на ковре жизни переплетается, обрывается, разветвляется и тянется дальше. Солнце еще много лет будет ласкать своими лучами беспокойную землю, будет из раза в раз золотить закатными и предрассветными лучами облака, и завтра всегда будет другой день.