Завтра — другой день

      Вдруг, словно в голове у нее блеснула молния, разорвав туманную пелену, Скарлетт со всей отчетливостью поняла, что Нелли несется на забор.       «Я не хочу умирать!» — вихрем пронеслось у нее в голове. Останавливаться было рискованно, и Скарлетт машинально вцепилась в поводья, привычно сжала коленями бока лошади. Она действовала не осознанно, на автомате, так, как много раз в Таре перепрыгивала препятствия.       — Ну, давай!       Скарлетт почувствовала, что они оторвались от земли. Только бы Нелли не зацепилась… Все позади. Нелли переходит в рысцу, потом идет шагом, останавливается. Скарлетт смеется, треплет ее по холке, целует в морду.       — Красавица! Умница! Ты умница, Нелли, умница...       Внезапно взгляд ее зажегся гневом.       — Нет, Ретт Батлер, не получишь ты таким легким способом свободу. Все бесполезно, бесполезно! Я ошиблась. Что ж, не надо было быть такой наивной дурочкой!       — Черт ее раздери! — вырвалось у Ретта.       Все смотрят на него с пониманием: у них самих сердце прихватило, и только сейчас, когда все позади, можно перевести дух. Какой-то леди в темно-синем костюме сделалось дурно. Супруг усадил ее на траву и стал обмахивать своей широкополой шляпой, а она причитала, хватаясь за сердце:       — Ох, Боже мой! Она живая? Она не умерла?       — Не умерла, — с поразительным терпением повторял ее муж. — Живая она, живая.       — Господи Боже!       — Моя дорогая, вам нельзя волноваться.       — У вас удивительная жена, капитан Батлер, — сказал кто-то.       По лицу капитана Батлера было видно, что ему очень хочется помимо «черт ее раздери» сказать в адрес своей удивительной жены много чего подобного, но он сдержался.       Тут все, не сговариваясь, решили, что не следует заставлять ждать такую и впрямь удивительную леди. Но, очутившись под прохладной сенью деревьев, они с удивлением обнаружили, что миссис Батлер тут нет.       — Почему же она нас не дождалась?       — Куда же она отправилась одна?       Все взгляды обратились на Ретта. Но он лишь тихо, так, что никто не услышал, процедил что-то сквозь зубы.       Мистер Артур Теннисон постепенно отдалился от остальных. Он любил быть в одиночестве, и его радовало то, что он сегодня не сопровождает никого из дам. Сейчас мысли его (как, впрочем, и почти всех остальных) были заняты миссис Батлер. «Восхитительная женщина, — сказал он самому себе. — В высшей степени исключительная. — Он не забыл, что предшествовало этому прыжку. — Не мешало бы с ней познакомиться. Интересно, почему она не пожелала подождать остальных?»       Что-то привлекло его взгляд, что-то, видневшееся меж деревьев. Он выехал на полянку и увидел ее. Миссис Батлер стояла, прислонившись к лошади, уткнувшись лицом ей в шею. «Что это с ней? — подумал он. — Плачет, что ли?»       И громко спросил, подъезжая ближе:       — Что-нибудь случилось? Вам нездоровится?       Она подняла голову. Нет, глаза сухие, но выражение лица какое-то странное, напряженное. Она попыталась улыбнуться.       — Благодарю, со мной все в порядке.       Она ждала, что он развернется и оставит ее одну. Но он не собирался этого делать.       — Я, правда, не могу ничем помочь?       — Правда.       Она больше не улыбалась. Сквозь маску спокойствия проступило нетерпение. Он хитро прищурился.       — Вы сейчас думаете: «Вот бы этот надоедливый тип, наконец, ушел и оставил меня в покое», а? — с улыбкой сказал он.       — Ну, если вы умеете читать чужие мысли, тогда мне легче будет от вас избавиться, — холодно ответила она.       — О нет. Умоляю, моя прекрасная амазонка, моя очаровательная нимфа, составьте мне компанию!       — Пожалуйста, оставьте меня.       — Не будьте такой жестокой! — воскликнул он. — Всегда приятнее наслаждаться природой вдвоем, а не в одиночестве.       Он чарующе улыбнулся. Скарлетт заколебалась. Терять ведь уже нечего, да и убегать из этого треклятого Чарльстона завтра она не собирается. Побудет здесь еще дня три… нет, лучше неделю. И спокойно, как ни в чем не бывало, уедет. Так почему бы не поразвлечься? Ведь уедет она навсегда. «Навсегда» — повторила она про себя, и сердце у нее сжалось. Артур с любопытством наблюдал за выражением ее лица. Она чуть натянуто улыбнулась.       — Я, пожалуй, все-таки останусь, — капризно, как бы раздумывая, протянула она.       — Тогда поедем. Будем любоваться этим лесом, наслаждаться этой тишиной, которую нарушают лишь птицы своим щебетом…       — Да вы, видно, романтик. А по вам не скажешь. Как интересно.       Он знал, что ей совсем не интересно.       — Да. Я, настоящий горожанин, в душе оказался романтиком. Смешно?       — С какой стороны посмотреть.       Он помог ей сесть на лошадь.       — Я откровенно восхищаюсь вами, миссис Батлер. Вы – красавица и леди, да к тому же еще прекрасная наездница. Редкая леди так прекрасно сидит в седле…       — Я тут не при чем. Это Нелли. — Она указала на лошадь. — Всем прекрасно известно, что лошадей, участвующих в охоте и тому подобных мероприятиях учат перепрыгивать препятствия.       — Такое препятствие она не перепрыгнула бы сама, — возразил он.       Она не хотела выслушивать восторги по этому поводу. Ей было неприятно одно воспоминание о том, что этому прыжку предшествовало.       — По-моему, у вас есть некоторое преимущество передо мной, — заметила она, чтобы отвлечь его от этой темы.       — Какое же?       — Вы знаете мою фамилию, я вашу – нет.       Он усмехнулся.       — Моя фамилия Теннисон. Артур Теннисон.       Они не спеша ехали по лесу. Шумели темные кроны высоких деревьев, их стволы, стремительные и прямые или неровные, извивающиеся, тянулись ввысь к солнцу; солнце, проникая сквозь листву, бросало тут и там свои лучи; пахло свежестью травы и листьев, лошади глухо ударяли копытами во влажную землю. Казалось, это и есть та идиллия, то ощущение, когда человек спокоен и забывает обо всем, но на душе у Скарлетт было слишком пусто, чтобы воспринимать красоту природы. И, порой забываясь, она умолкала, а Артур не нарушал ее задумчивости. Эта неделя, на которую решила остаться Скарлетт, тянулась для нее как-то странно, толчками: на званых вечерах и балах, на которые был приглашен и Артур, время для нее летело с поражающей быстротой. Они танцевали, смеялись и оставались совершенно равнодушными к тому, что являли собой предмет сплетен и осуждений для острых язычков чарльстонских пожилых дам.       Когда Джулия осторожно намекнула Скарлетт о том, что она стала вести себя не совсем подобающим леди образом, та только рассмеялась и ответила, что все равно она скоро уедет, а сожалеть об этом никто не будет, ну, может, только Артур. Джулия пришла в ужас, но Скарлетт было все равно. Артур заметил, что чаще всего в начале бала ее веселье было напускным, но, чем дольше они кружились в вальсе, тем искреннее становилась ее улыбка. Она могла ни с того ни с сего умолкнуть, рассеянно остановив взгляд своих прекрасных (о чем он никогда не забывал упомянуть) глаз на пустом месте; в самый разгар веселья она иногда мрачнела и становилась раздражительной. Но она была красива, замечательно танцевала, и просто ему было приятно в ее обществе.       Но по утрам и в те дни, когда не было балов и званых вечеров, время будто бы останавливалось. Она буквально заставляла себя покинуть безопасное уединение комнаты и спуститься в гостиную. Ни вышивать, ни читать Скарлетт не любила, и сейчас не была намерена оставлять свои привычки. Скольких мучений ей стоило это сидение в гостиной! Джулия несколько разочаровалась в ней, и Скарлетт это чувствовала. Но ужаснее всего было тогда, когда к ним присоединялся Ретт. Она не заговаривала с ним, и он тоже почти не обращался ней с того злополучного дня прогулки на лошадях. Когда она в сопровождении Артура подъехала к конюшням – местом сбора после конца прогулки – и тот самый молодой конюх отвел Нелли в стойло, Ретт с бледным от гнева лицом подошел к ней. Артур тактично ретировался.       Ретт даже не знал, что сказать. Он несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем заговорить.       — Вы… Зачем вы это сделали? Зачем прыгнули? Вам что, мало внимания, которое вам уделяют?       Она не ответила, и он вспылил:       — Вы что, рехнулись? Мало вам того, что закатили истерику на виду у всех, так еще и решили развлечь нас своей смертью?       Скарлетт побледнела, но холодно ответила:       — Теперь истерику закатываете вы.       — Вы что, идиотка, не понимаете, что чуть не убились?       — Но я же жива.       Он издал какое-то раздраженное восклицание.       — Так бы и побил вас!       Она еще сильнее побледнела, а он махнул рукой и ушел. Домой они добирались поодиночке. Он, как подозревала Скарлетт, поехал провожать Лидию, ее же доставил домой Артур. Сейчас Скарлетт чувствовала, что после такого теплого разговора с Реттом сама вела себя по отношению к Артуру просто отвратительно. Она грубила ему тогда, шипела, как рассерженная кошка, говорила обидные колкости… но он, к счастью, не злопамятен, потому что ее все равно не терзало раскаяние.       Теперь, когда Ретт, сидя в гостиной с книгой в руке, иногда отрывал взгляд от страниц и в упор смотрел на нее, Скарлетт становилось не по себе. Она не могла догадаться, что у него на уме, но подозревала, что он ждет не дождется ее отъезда.       — Надеюсь, Скарлетт, ты снова когда-нибудь навестишь нас.       — С удовольствием, миссис Батлер, — сказала Скарлетт с улыбкой. Она твердо решила, что никогда больше ноги ее не будет в этом доме.       — Счастливого пути, Скарлетт. — Самым любезным тоном сказала Розмари.       — До свидания, Розмари. — Скарлетт изобразила самую любезную улыбку.       Затем повернулась к Ретту. Он молчал и не выказывал никакого желания любезно распрощаться.       — Неужели у вас нет ни капли элементарной вежливости? — не выдержала она.       — Вы припасли еще много колкостей?       — Почему же нельзя попрощаться по-человечески? — Она понизила голос и добавила:       — Тем более, если это последняя наша встреча?       Что-то мелькнуло в его глазах, и он удивленно приподнял брови.       — Идите сюда. — Она потянула его за рукав, они отошли подальше от Розмари и Джулии.       — Я поставлю вам два условия.       — Так, так... интересно.       — Сейчас я уеду... куда – вас не касается. Я уеду навсегда, вы больше меня не увидите…       — Очень заманчиво.       Она проглотила комок в горле и продолжала:       — Вы не будете писать мне ни строчки, не будете радовать меня своим присутствием… Я рада вам так же, как и вы мне… Это первое условие. Второе – вы регулярно будете высылать мне приличные суммы денег на дом в Атланте и на Тару.       Он криво усмехнулся.       — Ну, конечно. Для вас всегда самым важным были деньги. Что же я получу взамен?       — Я так же никак не буду вас беспокоить.       — Тогда не лучше ли нам будет развестись? — вкрадчиво спросил он.       — Теперь я могу вам сказать, — задумчиво начала она, — что ваша власть надо мной кончилась…       Он внимательно посмотрел на нее и тихо спросил:       — Неужели?       Она отвела глаза.       — Да, кончилась.       Ретт усмехнулся.       — В чем же тогда дело?       — Вы не дали мне договорить, — раздраженно сказала она. — Мне-то теперь все равно, но вот как отреагирует ваша матушка?       — А вы все еще переживаете за мою мать?       — Так вы согласны или нет?       — Смотря на что. — Какой мягкий, ядовитый голос.       — На мои условия, — процедила она.       Он сделал рукой неопределенный жест.       — К сожалению, вы правы. Я слишком люблю маму, чтобы обрадовать нас с вами разводом. Я принимаю ваше предложение.       Она помолчала, надеясь, что он скажет еще что-то. Но он сказал только:       —Кажется, вам пора ехать.       Она помедлила, потом все же спросила, и голос ее невольно дрогнул:       — И вы ничего не скажете мне на прощание?       Он внимательно посмотрел на нее. Пожал плечами.       — Мне нечего вам сказать.       — Спасибо, — прошептала она и, отвернувшись, чтобы скрыть слезы, села в коляску.       — Трогай! — крикнула кучеру.       Коляска качнулась и покатила прочь. Скарлетт сидела, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. Когда коляска начала сворачивать за угол, она, словно очнувшись, порывисто прижалась к окошку и глянула на высокую, статную фигуру мужа. Потом откинулась на сиденье, закрыла глаза. Из под темных ресниц текли слезы.