Завтра — другой день

      Следующий день Скарлетт посвятила туалету для верховой езды. Поскольку в наличии такового у нее не имелось, пришлось Наури сопровождать мисс Скарлетт на прогулку по магазинам. А так как в Чарльстоне, городе старомодном, где дамы придерживались старых взглядов (в том числе и на то, что одежда замужней женщины должна быть темных тонов, да и молодым девицам не следует слишком роскошно и вызывающе одеваться), на выбор лучшего костюма из ничтожно малого количества потратили полдня.       Скарлетт, критическим взглядом сверля довольно заурядный костюмчик и чуть приподняв левую бровь, с сомнением сказала:       — Думаешь, это можно переделать в нормальную вещь?       Наури еще раз скользнула взглядом по костюму. Темно-вишневый цвет – это еще ничего, но блузка слишком широкого фасона, да и жакет придется ушить в талии.       — Конечно, мисс Скарлетт. Если вы поможете мне, к завтрашнему дню управимся.       Губы Скарлетт тронула легкая улыбка.       Когда вернулись домой, Скарлетт решила не терять времени.       — Наури, скажи Саре, пусть принесет мне обед наверх. И сама поторопись. Я думаю, помощь Сары нам не понадобится. Хотя нет, пусть тоже придет.       Скарлетт поднялась на второй этаж. Около двери Ретта она в задумчивости остановилась. Потом толкнула дверь в свою спальню. Наконец появились служанки. Сара положила на стол резную шкатулку внушительного вида и похлопала рукой по ее полированной крышке.       — Здесь все для шитья. Миссис Батлер мне ее сама дала, — пояснила она.       — Хорошо. Наури, ты принесла это убожество, которое мы должны перешить под приличный костюм?       Наури вытащила из пакета покупку.       — Покажи Саре.       — Значит так, — начала Скарлетт, когда Сара осмотрела костюм, — у жакета мы обрежем рукава и ушьем его в талии. Рукава блузки лучше сделать фонариком. Так, чтобы от локтя рукав расширялся, а внизу он был пришит к куску ткани, который обтягивал кисть. Ясно? Юбка… м-м…       — Может, юбку оставить, как есть? — подсказала Сара.       — Пожалуй, да. Только отпороть со всего эти безобразные рюшки.       Сара покачала головой.       — Нет, мисс. По мне, так эти рюшки лучше оставить.       — Мы их отпорем, — отрезала Скарлетт. И продолжала:       — Шляпка… Жакет черный, сапоги черные… К шляпке надо приделать черное перышко. Ну, за работу.       — Кажется, моя жена будет единственной элегантно одетой леди, — заметил Ретт.       Скарлетт улыбнулась. Конечно, он не мог не оценить ее костюма, на то он и Ретт. Он продолжал:       — Поэтому я уверен, что быстренько найдется кто-нибудь, кто будет очень рад вас развлекать во время этой прогулки.       — Я уже выбрала этого человека.       Ретт покосился на нее.       — Это будет мой муж, — докончила она.       — Нет, Скарлетт.       Она посмотрела на него с разыгранным недоумением.       — Почему же?       — Видите ли, дело в том, что кузен Лидии, который должен был ее сопровождать сегодня, не смог поехать. А она не умеет даже сидеть на лошади. Я обещал ей помочь.       Скарлетт странно посмотрела на мужа, он не понял этого взгляда.       — А что, эти два обстоятельства мешают мне ехать рядом с вами?       — Нет, конечно нет, моя дорогая. Почему бы вам не присоединиться к нам? Но мне казалось, общество Лидии будет вам неинтересно.       — Совершенно верно казалось.       — Мистер Батлер! — окликнул кто-то.       К ним подошел молодой конюх. У него было простое деревенское лицо и не очень чистая рубашка. Он восхищенно взглянул на Скарлетт.       — Это, вероятно, миссис Батлер?       — Да, это моя жена.       — Пойдемте.       Они вошли в конюшню.       — Это ваша лошадь, мадам, — сказал конюх, похлопывая по морде гнедую кобылу. — Звать ее Нелли. В руках того, кто знает, как с ней обращаться, она тиха и послушна. Ваш муж говорил, что вы умелая наездница, — он еще раз оглядел ее, и Скарлетт показалось, что он не особо верит в это. «Он считает, что я такая же городская неженка, как остальные», — подумала она и усмехнулась. Конюх заметил ее усмешку.       — Не волнуйтесь, я справлюсь с ней. Нелли, говорите? Здравствуй, Нелли.       Скарлетт приблизилась и похлопала кобылу по шее, погладила по доброй морде. Лошадь покосилась на нее большим влажным глазом, нетерпеливо тряхнула шелковистой гривой.       Конюх ухмыльнулся.       — Вы, мадам, первая из леди, кто сегодня добровольно подошел к лошади так близко. А то приходят леди и боком, боком подбираются к бедной лошадке. Лошадь косится на дамочку, дамочка на лошадь. И ни одна из них не может понять, что будет дальше.       Скарлетт звонко рассмеялась.       — Ну, я-то выросла в провинции.       — Тогда все ясно, — согласился конюх.       Ретт подошел к ней, чтобы помочь сесть на Нелли, и протянул руку. Скарлетт оттолкнула его руку, привычным жестом взялась за луку седла и, поставив изящный сапожок в стремя, села сама. Ретт усмехнулся.       Вскоре всей шумной компанией тронулись в путь. Скарлетт вновь чувствовала злость на Ретта. Она пыталась подавить это чувство, но безуспешно. Скарлетт отпустила поводья, и лошадь медленно брела, останавливаясь, пощипывала траву, постепенно оказываясь в арьергарде. За спиной послышался голос Ретта:       — Боже мой, Лидия! Не напрягайтесь так, животное это чувствует. Неужели так трудно спокойно... Тише! Чего вы дергаетесь? Ну, мотнула она головой, что с того?       Сдавленным голосом Лидия пыталась оправдаться. Скарлетт чуть не расхохоталась. По голосу кого-то можно понять, что кому-то уже порядком надоело быть в няньках и что этот кто-то раскаивается в своем джентльменском порыве.       Она дала им обогнать себя, склонившись к морде лошади и ласково поглаживая ее по теплой шее. Потом подняла голову и негромко окликнула Ретта. Он обернулся. Она смотрела на него тревожными, широко раскрытыми глазами, в которых тонула печаль и что-то, чего он не понял.       — Что случилось? — небрежно спросил он, подъезжая к ней.       — Я боюсь, — прошептала она.       Он с недоумением глядел на нее.       — Боюсь, — повторила она.       — Не смешите меня, Скарлетт. Вы никогда не были гусыней, а теперь – «боюсь». Чего это вы боитесь? — Он явно посмеивался над ней.       Она нервно теребила тонкими пальцами поводья.       — Я… Мне кажется, что лошадь понесет… и я упаду… и умру так же, как па и Бонни… — Она говорила медленно, запинаясь. — А с вами, Ретт, — она мягко, словно импульсивно, положила руку ему на колено, — с вами мне спокойно… не страшно…       Она подняла на него свои прекрасные глаза и внутренне содрогнулась – такое холодное, чужое было у него лицо.       — В Таре-то вы катались, катались не раз.       — В Таре… — пробормотала она, опуская глаза и лихорадочно подыскивая ложь. — Я не знаю, как это объяснить. В Таре все такое родное, близкое… привычное…       Она опять посмотрела на него, а он вдруг резко, неприятно засмеялся.       — Хватит! Кончайте ломать эту комедию… Или, может быть, трагедию?       Он небрежно взял ее за кисть руки, которая лежала у него на колене, и перебросил ей на седло. Потом развернул свою лошадь назад. Скарлетт опустила голову, чувствуя как в ней поднимается тупая боль. На расплывающуюся гриву лошади упали крупные слезы и скатились по ней, сверкнув бликами. Нет, она не будет позориться, не будет рыдать у всех на виду. Она судорожно вздохнула и продолжала плакать. Наконец, усилием воли взяв себя в руки, она вытерла слезы и, подставив лицо ветру, который, нежно холодя кожу, стер последние следы слез, машинально, словно механическая кукла, пустила лошадь рысцой, и вскоре нагнала группу, растянувшуюся на добрые полмили.       — Вы просто очаровательны, миссис Батлер.       Она обернулась и вдруг с ужасом почувствовала, что, кажется, что-то подобное уже было в ее жизни. «Барбекю у Уилксов», — подумала она, холодея. Тогда она тоже была хороша как никогда, и все мужчины обратили на нее внимание… Все. Все, кроме того, кого хотела она видеть рядом с собой…       Это мистер Тейлор с женой. Оливия, вцепившись скрюченными пальцами в поводья, сидит, прямая как палка. Боже, как она смешна! Она нашла в себе силы выдавить:       — Спасибо, мистер Тейлор.       Потом скороговоркой добавила:       — Оливия, почему ты от меня скрывала, что так хорошо катаешься на лошади?       Оливия, озабоченная исключительно тем, как бы ловчее править лошадью, не заметила сдавленного голоса Скарлетт и выдавила из себя улыбку.       — Ах, Скарлетт, милая, ты же видишь, что я вот-вот упаду с этой лошадки! А вот ты! Ты сидишь так спокойно, уверенно…       «Ей кажется, что сегодня она самая несчастная на свете», — подумала Скарлетт и тут же забыла об этой мысли, поглощенная своим горем.       — Скарлетт! Почему ты опустила поводья? — вскричала вдруг Оливия.       Скарлетт с недоумением посмотрела на свои руки, обтянутые перчатками, и на свободно висящие поводья. Потом перевела взгляд на подругу.       — Мы же еле плетемся!       — Ох, для тебя это медленно! А я…       Скарлетт сморщила носик. Она даже не понимала толком, о чем говорит Оливия, и ее раздражала эта болтовня. Она взяла поводья и легонько пощекотала Нелли шпорами.       Они ехали по широкому полю, за кромкой которого темнел лес. Высокое небо, высокие облака… Мелодично выводили свои трели полевые птицы. Скарлетт закрыла глаза, окунулась с головой в мгновение полного ощущения природы, но боль не проходила. Эта боль не резала, как ножом, а тупо пульсировала, заставляя задыхаться и ловить ртом воздух.       Она повернула лошадь и подъехала к какой-то женщине, незаметно скользя глазами вокруг. Она заметила Ретта и Лидию, он вел лошадь Лидии за поводья. Да Оливия по сравнению с этой вдовицей просто богиня Диана, оседлавшая прекрасного оленя. Удивительно, как она еще не навернулась с этой клячи.       Вдруг Скарлетт расхохоталась. Не отрывая взгляда от Лидии и в то же время не видя ее, она закидывала голову и, захлебываясь, громко хохотала, не в силах остановиться. Люди замолчали. Они, все как один, с безмерным удивлением смотрели на Скарлетт; в поле по-прежнему пели птицы – им не мешает истерический пронзительный смех красавицы на лошади. Она понимала, что это истерика, но ничего не могла с собой поделать и продолжала смеяться, уже начиная задыхаться; на глазах выступили слезы. Ретт легко соскочил с лошади и направился к ней с явным намереньем попытаться успокоить. Она не замечала его, пока он не подошел совсем близко и протянул руки, чтобы снять ее с седла.       — Со мной все в порядке, — резко сказала она, тут же сумев прервать приступ смеха. — Мне не нужна помощь.       Сверкающие шпоры на черных сапожках вонзились в бока лошади. Нелли, привыкшая уже к нежному обращению и ласковым словам, от неожиданности встала на дыбы и, повинуясь уверенным умелым рукам, крепко сжавшим поводья, понеслась вперед. Нелли пронеслась вдоль всей шеренги гуляющих, проводивших ее и всадницу взглядами, в которых безмерное недоумение столкнулось с таким же безмерным восхищением. Всадница неслась, пригнувшись, слившись воедино с лошадью, с ветром, со скоростью. Она неслась, видя перед собой поле и приближающийся лес, но не понимая этого. Боль пульсировала, давила ей на сердце.       Ретт внимательно наблюдал за ней. Поле было огорожено довольно высоким плетеным забором, за которым начинался лес. У забора были ворота с четырех сторон поля; к одним из ворот направлялась и прогулочная группа. Но Скарлетт пустила лошадь восточнее ворот, направляясь прямо на забор.       — Идиотка, она же убьется… — пробормотал Ретт и вдруг, вздрогнув, закричал:       — Скарлетт! Остановись! Это опасно! Скарлетт!       Он знал, что она его уже не слышит. Знал также, что если бы и слышала, это только подлило бы масла в огонь. Знал, и все равно кричал, срывая голос:       — Стой! Скарлетт, стой!