Смотритель маяка

Миновав галерею, служащей связующим звеном между башней и жилым помещением, Чондэ застал Весту, спускающуюся по лестнице со второго этажа. На какой-то момент мужчина даже забыл, что дома, помимо него, было ещё два человека, и немного почувствовал себя виноватым. Кёнсу всё-таки был прав, когда говорил, что если Ким посвящает себя какому-то делу, то забывает даже о себе, не говоря уже о других. Чондэ лишний раз убедился, что не зря нанял Весту для присмотра за воспитанником. В памяти корейца всплыл один эпизод из детства, когда тот серьёзно заболел, и его выхаживала медсестра, работающая в той же больнице, что и мать Кима. Именно тогда впервые Чондэ подумал, что ничто так не исцеляет, как женская рука. Забота, терпение, внимание — медсестра от чистого сердца желала выздоровления славному четырнадцатилетнему мальчику ни столько из-за того, что он был сыном главврача, сколько из-за элементарной преданности своему непростому делу, которое требовало немало сил и выносливости. В глазах подростка медсестра Чон была и до сих пор оставалась воплощением добродетели. Некую схожесть с героиней из прошлого он смог уловить в лице Весты. Девушка, способная не только поднять больного на ноги, но и подарить ему частичку себя — именно такой Чондэ показалась его новая знакомая. — Как он? — спросил Ким, когда Веста остановилась в трёх шагах от него. — Более-менее. Думаю, завтра ему станет лучше, — ответила девушка, — скажите, а сколько дней он уже в таком состоянии? — Когда Кёнсу приехал, он жаловался только на насморк, горло и головную боль. Сказал, что приехал сюда, чтобы не заражать остальных студентов. На следующий день начала подниматься температура, а к утру совсем слёг. Тогда-то я и поехал в город. — Может, следовало его отправить в больницу? — Я тоже так думал, но Кёнсу запротестовал. Как я понял, с врачами ему не особо везло. — Можно понять, — вздохнула Веста, не впервой слыша подобную фразу. — Кстати, у Вас курица есть? — Курица? — Да, я бы хотела сварить бульон для Кёнсу. Горячее пойдёт ему на пользу. — В морозилке, вроде, одна должна лежать, я уже толком и не помню, — опустившись в кресло, проговорил Чондэ. — Разве Вы не готовите себе супы? — Крайне редко. Чондэ признавал, что из него ещё тот повар, но собственная стряпня его вполне устраивала. Просто, но есть можно. Да и сам Кёнсу не жаловался, хотя иногда и предлагал опекуну разнообразить меню. Чондэ в таких случаях особо не сопротивлялся, а воспитанник ещё ни разу не прогадал со своими идеями. Иногда Ким шутил, говоря, что Кёнсу следовало бы стать поваром, а не идти в экономику, где и без него своих экспертов хватает. В последний раз, когда Чондэ снова заикнулся о смене профессиональной стези, Кёнсу перестал воспринимать слова опекуна в качестве шутки. Уж слишком привлекательной показалась незатейливая идея, но крутые перемены пугали молодого человека, поэтому бросить учёбу он не решился. После жизни в приёмной семье и в приюте Кёнсу не хотел рисковать расположением Чондэ без надобности, хотя и понимал, что на поддержку своего опекуна можно было бесспорно рассчитывать. Веста, воспользовавшись расположением господина Кима к себе, нырнула на кухню, чтобы проверить содержимое морозилки. К счастью, курица для бульона всё-таки нашлась, и теперь оставалось только дождаться, пока мясо разморозится. Сегодня Веста в любом случае не собиралась готовить, а вот завтра, когда Кёнсу, возможно, придёт в себя, горячий суп поможет восстановить силы и утолит голод. «Ещё и на господина Кима останется», — по-хозяйски размышляла про себя Веста. Теперь она заметила нехорошую бледность на лице Чондэ и ненароком задумалась о здоровье мужчины. Положив курицу в большую стеклянную чашку, Веста снова отправилась наверх в комнату Кёнсу. Ким, проводив взглядом девушку, решил тоже не терять времени и вернулся к работе. Весте он всё равно ничем не мог помочь, а сидеть без дела Чондэ не хотел. Встав с кресла, он направился прямиком на маяк. Лестничные пролёты были заставлены банками с красками и шпаклёвкой, валиками, клеёнками, шпателями — ремонт был в самом разгаре. Прежде чем заставить маяк работать, Чондэ решил привести в порядок саму башню. Его заветной мечтой было увенчать стены полками с книгами, чтобы заполнить эту пустоту чем-то содержательным и тяжёлым, мудрым и основательным. Ким представлял, как будет подниматься вверх по лестнице и любоваться своей удивительной библиотекой; он будет останавливаться в пролётах, брать с полки одну из книг и отправляться вместе с ней в фонарное помещение. Провести за чтением час, два, потом отвлечься, побродить по комнате, полюбоваться открывающейся панорамой, а затем снова вернуться к книге. Минует ещё пару часов, на улице стемнеет, и перед тем, как покинуть башню, Чондэ будет включать фонарь. Мужчине хотелось испытать, какого это оставлять после себя не кромешную тьму, а свет — мерцающий огонёк надежды и веры. Приободрившись от пронёсшихся в голове мыслей, Чондэ поднялся по лестнице на первый пролёт и принялся за работу. «Быстрее», — подгонял себя Ким, снова растворяясь в собственном мире.

***

Веста не заметила, как уснула, прямо сидя на стуле у кровати Кёнсу. Она и сама не могла понять, почему все эти часы не занимала себя ничем, кроме того, как наблюдала за пареньком и меняла ему компрессы. Ничего бы не случилось, если бы Веста всё это время читала книгу. К тому же, под рукой их было аж четыре, три из которых были на корейском. Сменив юноше компресс, Веста потянулась за телефоном, чтобы проверить время. Было десять вечера. Девушка неловко выглянула из-за шторки. За окном стояла темень, и только два небольших фонарика освещали несколько метров возле дома; Ла-Манш тихо напевал свою колыбельную. Он уже не казался таким пугающим, как это было в первый раз, когда Веста в непогоду отправилась на маяк. Пролив чем-то напомнил девушке самого Чондэ; в их первую встречу настроение господина Кима было отнюдь неблагоприятным для новых знакомств, вот и Ла-Манш бушевал вместе со своим соседом, зато теперь, когда Чондэ сам привёл в дом девушку, пролив был спокоен и, казалось, поощрял добрые намерения гостьи. Веста улыбнулась своим причудливым мыслям, вот только вспомнив, что ей надо возвращаться домой по такой темноте, девушку слегка передёрнуло. Она обхватила себя за плечи и сжалась. «Сама виновата», — думала кореянка, пытаясь не дать себе раскиснуть, но тут же сдавалась и признавала всю нелепость сложившейся ситуации. Такой человек, как Ким Чондэ мог запросто выгнать её. Но, может… Может, всё-таки в нём есть хоть капля человечности? Конечно, конечно, есть! Ведь в тот день он впустил Весту в дом, не оставил стоять под дождём? Не оставил. «Темноту нельзя назвать непогодой, но ведь от неё спасаются точно так же, как и от грозы, ливня, шторма», — рассудила про себя Веста и тихо вышла из спальни Кёнсу. Она спустилась вниз в гостиницу, где застала Чондэ за решением кроссвордов. Весте показалось, что господин Ким не покидал этого места с момента их последнего разговора о курином бульоне. На самом деле Чондэ вернулся из башни буквально полчаса назад. Он успел принять душ и теперь собирался скоротать время за небольшой разминкой для ума. Задержка Весты до столь позднего часа немного напрягала Чондэ, не привыкшему к присутствию посторонних в доме в такое время, и только мысль о Кёнсу заставляла Кима набраться терпения и не торопить события. — Господин Ким, — окликнула Веста Чондэ, и тот моментом отвлёкся от кроссвордов. — Как он? — первым делом спросил мужчина. — Пока что всё нормально. — Ну, это главное, — попытался улыбнуться Чондэ, но вышло у него это, мягко говоря, немного наигранно, хоть и переживания о здоровье воспитанника были искренними. — Господин Ким, — теперь уже с нотками неловкости в голосе говорила Веста, — простите за наглость с моей стороны, но не будете ли Вы против, если я пробуду рядом с Кёнсу до утра. Я всё-таки всё ещё беспокоюсь о нём, как бы ни стало вдруг хуже. Веста не врала. Она говорила чистую правду, но всё-таки не договаривала. Она так и не сумела признаться в том, что не хочет возвращаться домой в такой поздний час. Да и автобусы наверняка уже не ходят. Зато Чондэ смог уловить в интонации девушки нотки незавершённости. Он хотел было попросить Весту продолжить её мысль, но в следующую минуту и сам всё прекрасно понял. Не нужно быть великим гением, чтобы сопоставить очевидные факты: темнота, страх, желание не покидать жилой дом наряду с боязнью услышать отказ и получить неодобрение хозяина. «Будьте откровенны и просто скажите, что хотите переночевать, потому что задержались, заботясь о Кёнсу», — хотелось заявить Чондэ, но так и не озвучил свою мысль. Вместо этого Ким просто решил придерживаться заданного Вестой направления. Раз разговор зашёл о присмотре за Кёнсу до утра, значит, эта тема и будет продолжаться. — А Вы разве не хотите спать? Вы и так уже достаточно времени на дежурстве, — высказался Ким, не без интереса ожидая ответа Весты. — Нет, со сном проблем не будет, — отшутилась кореянка (ещё бы, не будет проблем, ведь уже успела подремать!). — Ещё скажите, что не хотите есть. А вот тут легко выкрутиться не получилось. Веста действительно была голодна. За весь день она успела только позавтракать и выпить стаканчик кофе из автомата вприкуску с пончиком. На этом «богатый» рацион и заканчивался. — Возвращайтесь в комнату к Кёнсу, — по-хозяйски распорядился Чондэ, и Веста, так и не успев сказать о том, что была бы не прочь от лёгкого ужина, покорно вернулась наверх. Радовало только то, что ей всё-таки позволили остаться на ночь. «Это главное, — говорила про себя Веста, — а с голодом можно и потерпеть». Вернувшись в комнату к студенту, девушка непроизвольно улыбнулась. Этот чужой дом, эта спальня. Как странно, что всего лишь за несколько часов это пространство стало практически родным. «Маяк обладает немыслимой силой притяжения», — решила про себя Веста, усевшись в кресло. Откинув голову на спинку, кореянка прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Сколько новых мыслей и ощущений прошло сквозь неё всего лишь за один день. Весь прожитый год в Англии казался блёклым и пустым на фоне каких-то одних суток. В этот миг в Бель-Ту был сконцентрирован весь мир Весты, точнее, здесь начиналась её новая полоса жизни. Теперь ей что-то подсказывало, что знакомство с Чондэ не оборвётся так просто и скоро. Всё казалось слишком символичным и знаковым — неожиданная встреча в городе, просьба, задержка допоздна и разрешение пробыть на маяке до самого утра. «Это не просто так», — уверяла себя Веста, и в этот момент она услышала, как негромко скрипнула дверь. Девушка открыла глаза, подняла голову и увидела стоящего перед ней самого Чондэ с подносом в руках. Даже в тусклом свете ночника Веста смогла разглядеть несколько достаточно больших бутербродов и огромную кружку, судя по аромату, с натуральным кофе. — Для ночного дежурства, — пояснил Чондэ, поставив на стол поднос, — если захотите ещё, то возьмите сами. На кухне всё найдёте. Веста, склонив голову, поблагодарила Кима, а тот, ответив краткой улыбкой, добавил, что отправляется спать. Чондэ обернулся и посмотрел на мирно спящего Кёнсу. «Интересно, как он отреагирует на Весту, когда проснётся?» — задался вопросом Ким и вышел из спальни, а девушка, уже не скрывая искреннего восторга и радости, схватила с тарелки бутерброд и жадно укусила его. «Боже, как здорово!» — с отрадой думала про себя кореянка, а мысль о том, что этот невозмутимый одинокий мужчина снизошёл до неё с такой милостью, придавала сытной закуске особый вкус и неповторимый аромат для кофе.