Оптимистка

      - Мам, пап, Олли приехала! – громко объявил Кириан, едва я вылезла из такси.       Ещё один любитель переиначивать моё имя. Мне нравится, когда меня уменьшительно-ласкательно называют Ливи, но ради Кириана я готова смириться и с «Олли», уж не знаю, с чего он решил, что так звучит лучше. Спасибо хоть, больше никто этого мнения не разделяет.       Машина находилась перед двором дома Бруков. Отец долгие годы работал в большом городе, но пять лет назад решил перебраться в сельскую местность.       Я с радостью обняла брата, стоило ему оказаться в пределах моей досягаемости.       На крыльцо торопливо вышли мама с папой и тоже направились к нам.       После массовых объятий я вспомнила о манерах, а заодно о Росомахе, неподвижно стоявшем немного в стороне. Таксист, получивший плату ещё на вокзале, уже уехал.       - Папа, мама, это Логан, мой друг.       - Ты привела домой дружка. Наконец-то! - хихикнул Кириан, очевидно, решивший припомнить мне былые подколки по поводу его подружек. Человеку глубоко за двадцать, отучился в колледже, работает (живёт, естественно, отдельно, сейчас приехал на выходные), а поддёвки до сих пор подростковые.       - Он не дружок, а друг! – Я отвесила братцу подзатыльник, от которого Кириан увернулся. На то и был расчёт. – Также коллега, вместе работаем в школе.       - Добро пожаловать, - улыбнулся отец и протянул моему коллеге руку. – Алекс Брук.       Логан поддержал рукопожатие.       - Моя жена Фэй, - продолжил отец. - И наш сын Кириан.       - Рада познакомиться.       - Очень приятно.       - Взаимно.       Ой, впервые услышала, как Росомаха употребил столь высококультурное слово!       За ужином Логан тоже вёл себя безукоризненно культурно. В основном, правда, молчал, но слушал внимательно и, если к нему обращались, отвечал не натянуто. После трапезы предпочёл сразу уйти в комнату для гостей, которую подготовила мама.       А наша четвёрка перебралась на крыльцо, здесь стояла большая софа. Я рассказала свои новости. Меня слушали внимательно, мягко задавали уточняющие вопросы, где надо - подбадривали, где надо - молчали, давая время собраться.       Жаркий летний день тягуче перетекал в тёплый вечер. Солнце село, а мы всё говорили и говорили. Ведь не только я что-то сообщала; мне было важно выговориться, но это не значит, что я не интересовалась событиями в жизнях близких.       Кириан первым заклевал носом.       - Извините меня, не выспался вчера. Я пойду. Спокойной ночи, мама, спокойной ночи, папа. Доброй ночи, Олли, молодец, что приехала.       Вскоре и мама побрела готовиться ко сну. Мы с отцом остались вдвоём. Ночная мгла вступила в свои права, но несколько настенных фонарей отвоёвывали у неё крыльцо, их свет осенял и часть двора.       Рядом с софой находился допотопный радиоприёмник, с которым почему-то очень нравилось возиться папе. Отец чувствовал себя гением инженерной мысли, приводя в порядок и настраивая сие чудо света.       Папа потянулся к приёмнику. После коротких всплесков шуршащего треска из агрегата полилась музыка, что-то близкое к классике, насколько позволяют судить мои скромные познания.       - Мы скоро уедем, - промолвил папа, повернувшись ко мне.       По тону было ясно, что речь не о каком-нибудь отпуске.       - Куда?       - Скорее всего, в Аргентину.       Уверена, у данного государства есть масса достоинств, но сдаётся мне, что можно было бы выбрать более удачную страну для эмиграции.       - Зачем?! И почему именно в Аргентину?       Отец молчал. И молчал. И молчал. Я всмотрелась в его облик. Вроде всё как всегда. Разве что плечи, возможно, опущены ниже обычного. В ночном освещении кучерявая шевелюра отца, светлая от рождения и разбавленная сединой, казалась золотистой.       - Папа, в чём дело?       Он вздохнул.       - Я совсем недавно оставил практику, но, похоже, до сих пор числюсь в каких-то списках успешных врачей.       - Оно и неудивительно. – Я погладила его по предплечью. – Но разве это причина переезжать в другую страну? Ты же толкуешь о переезде, я правильно понимаю?       - Правильно. – Отец ласково похлопал мою кисть. – А причина… - Он покачал головой и горько, устало усмехнулся. – Причина в том, что мне предложили выполнить гражданский долг, поработать на правительство. Программа нацелена на исследование природы способностей мутантов, публичное название сформулировано витиевато и безобидно.       - А на деле?       - На деле речь идёт об опытах. Помнишь, несколько лет назад была шумиха вокруг рассекреченных проектов Уильяма Страйкера?       «Ещё бы не помнить!» - подумала я. Но моя семья не знает, насколько близко та история коснулась Школы, и незачем волновать отца.       - Да, помню. Много об этом слышала.       - Проект якобы закрыли, но сдаётся мне, таким разработкам не дадут исчезнуть втуне.       - Я должна бы возмущаться и брызгать слюной, только я не удивлена.       - Я тоже.       - Считаешь, в Аргентине будет лучше?       - Я не настолько незаменим, чтоб меня преследовали на другом конце света. В Аргентине у нас есть хорошие друзья. В Латинской Америке тоже большие трудности с отношением общества к мутантам, но тамошнее правительство не раздувает из этого глобальную проблему. Или банально не имеет возможностей вкладывать во вражду такие большие деньги, как здесь. – Папа повторно вздохнул. – Кириан, скорее всего, поедет с нами, он сам решил. А ты? Поедешь с нами?       За несколько реплик до этой я поняла, что подобный вопрос будет; и хоть времени на подготовку было всего ничего, он не застал меня врасплох.       - Я могу подумать пару дней? В любом случае, я хотела бы вернуться в Школу и посоветоваться.       - Само собой, милая.       - Пап.       - Что?       Вместо словесного ответа я поцеловала отца в щёку. Какой же это прекрасный человек! Ему наверняка предлагали большие деньги, но никакие суммы не заставят Алекса Брука пойти против его принципов. И отцу действительно легче бросить привычный быт, родные места, устоявшуюся жизнь, чем стать причиной чьих-то страданий и смертей.       Папа потрепал меня по затылку.       - А что думает мама?       - Не в восторге, естественно, но полностью поддерживает меня.       Мы поговорили ещё полчаса, потом отца вконец одолела зевота, он встал.       - А ты не собираешься спать?       - Пока нет, хочу немного посидеть тут. Здесь очень хорошо, в городе дико не хватает природы и покоя.       - Доброй ночи.       - Доброй ночи.       Поцеловав меня в лоб, папа ушёл.       Я устроилась в углу софы. Вслушалась в тихую песенку ветра и стрекотание сверчков, вгляделась в мельтешащие на полу тени, принадлежащие вьющимся вокруг фонарей ночным насекомым. Вскоре пришла мама, уже в ночной рубашке, укутанная в шаль, спросила, не поднимусь ли я всё-таки к себе. Я сонно помотала головой. Мама накрыла меня принесённым пледом и тихонько скрылась.       Музыка из старого приёмника продолжала звучать, пускай совсем негромко. Я почти заснула, но тут уловила мелодию, которая заставила меня встрепенуться. Она не показалась знакомой, не вызвала ассоциации, она попросту понравилась мне с первых же аккордов – сильная и нежная, не громкая и не тихая, стремительная и плавная, в ней угадывалась гитара и свирель.       Я прибавила громкости. Мелодия была длинная...       Я стянула и отложила плед. Потянулась. Засмеялась, взъерошила волосы. Сняла босоножки и спустилась во двор. Как же приятно было ступать по мягкой траве!       Да, я не танцовщица. Но это не повод не танцевать, особенно, если хочется. Мировая хореография мало что потеряла в моём лице, тем не менее я с удовольствием исполнила несколько па с претензией на балетный оттенок. Я довольно гибкая, а главное - пританцовываю для собственного удовольствия, не боясь, что кто-то осудит. Хорошо или плохо у меня получилось – другой вопрос, однако, когда закончилась мелодия и мой, с позволения сказать, танец, чувствовала я себя замечательно.       На окно комнаты для гостей я посмотрела случайно. Там не горел свет, но проём попадал под «воздействие» одного из крылечных фонарей. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, что за силуэт фигурирует меж раздвинутых штор.       Продолжая смотреть в окно, я завела правую ногу за левую и сделала реверанс. Зрителей надо ценить. Нереально было разглядеть лицо Логана, однако я почему-то не сомневалась, что он ухмыльнулся.       Мы уехали следующим утром. И последняя часть пути прошла гораздо менее напряжённо, нежели предыдущие. Логан даже ни разу на меня не нарычал. Я указала ему на сей «промах», а Росомаха лишь осклабился.       Под конец дороги я жутко проголодалась. Как ни уговаривал Логан потерпеть до Школы, я настояла на том, чтоб мы притормозили возле придорожного кафе. Повезло, что здесь имелся банкомат, ибо наличных денег у меня не осталось, а вот на пластиковую карточку как раз сегодня должны были перевести зарплату.       - Деньги мои, денежки, - шуточно напевала я, вставляя карту и думая не столько о долларах, сколько о хорошей яичнице и вишнёвом пироге, которые на эти доллары можно купить. – Сейчас я вас оттуда вытащу.       - Думаешь, им там темно и страшно? – полюбопытствовал Логан. Оказалось, он встал прямо за мной, а теперь чуток склонился над моим плечом, разглядывая экран банкомата.       - Конечно, - весело ответила я, поворачиваюсь лицом к собеседнику. – А ещё одиноко. Ты пошутил! Не упасть бы в обморок от шока.       - Падай, если хочешь, только учти, что я никуда тебя не потащу, так и будешь валяться здесь.       - Бессердечный!       - Меня называли словами и похуже.       - Похуже не могу, я же интеллигентная.       - С каких пор?       Я показушно схватилась за сердце.       - Хочешь сказать, что я не умна, не добра, не мила?       - А ещё не молчалива.       - Зато со мной не скучно. – Я показала язык и отвернулась, забирая деньги и карту.       Логан еле слышно, но засмеялся. Нет, вы оценили масштаб события?! Росомаха засмеялся!!!       Именно в тот момент у меня возникло чувство, которое должно было появиться там, в Скалистых горах. Я вдруг ощутила себя так, словно только что зашла в свой дом, дом, который столь долго и отчаянно искала, дом, который уже не надеялась найти. Мне стало очень хорошо и спокойно.       Тогда я не представляла, насколько недолго это спокойствие продлится.