Сломленный

Сколько Элронд помнил себя — начиная с той роковой ночи на Сирионе — Элрос всегда был в его жизни. В детстве братья были неразлучны, и Маэдрос и Маглор быстро научились уважать это обстоятельство. Близнецы взрослели, но это оставалось неизменным. Они играли вместе. Смеялись вместе. Плакали вместе. Сражались вместе. Учились вместе. Один начинал говорить — другой мог закончить фразу. Пусть после Войны Гнева они избрали разную участь, пусть лиги волн легли между ними — Элронд никогда не чувствовал, что они действительно разделены. Пока Элрос не умер. Элронд услышал о смерти Элроса лишь спустя несколько месяцев после несчастья, но ему не было нужды в известиях. Он узнал об исходе брата в тот самый миг, когда это произошло. Рано утром он проснулся от острой боли в груди и вскочил с кровати, задыхаясь, с помутившимся зрением. Каким-то образом он оказался во дворе, окруженный встревоженными часовыми, понятия не имевшими, что за беда поразила его. Снадобье заставило его уснуть; он очнулся несколько часов спустя и увидел встревоженное лицо Эрейниона. Последовали бесконечные расспросы, но у Элронда не было слов, чтобы описать мучительную пустоту в сердце. Он не вполне понимал, что случилось с ним самим — но знал, что Элрос ушел. Перед тем, как покинуть Средиземье, Эонвэ предложил Элронду и Элросу выбор: они могли быть причислены к эльфам и связать свою судьбу с судьбою Арды; или же они могли быть причислены к людям и разделить их неведомую участь за кругами мира. Элронд жаждал времени, чтобы познавать прошлое — с тех самых пор, как его собственное прошлое отреклось от него, — и потому выбрал первое. Но Элрос не питал к прошлому любви. Сбросив со скалы свою хранительницу, Силмарил лишил Элронда памяти, а Элроса — наивности и иллюзий. Элрос помнил время до той последней ночи на Сирионе — и поклялся забыть, и отверг бессмертие тех, кто вдребезги разбил памятное ему. Не разделяя те воспоминания, Элронд не мог понять, почему Элрос выбрал участь, что разлучит его не только с прошлым, но и с семьей. Элрос пытался несколько раз объяснить свой выбор, но смерть оказалась куда красноречивее любых слов. Теперь Элронд понимал. Теперь он сам ощутил иссушающую муку смертной тоски и впервые отведал горечи бессмертия. Несколько дней Элронд лежал пластом, мысли его рвались и путались. Он был как корабль, сорвавшийся со швартовых и унесенный в безжалостное Море. Захваченный штормом, он плыл по воле ветра и волн, потерянный, утративший всякую надежду. Эрейнион несколько раз навещал его, и во взгляде короля сквозило беспокойство; а целители непрерывно поили больного отвратительными настойками и микстурами. Однако часы осыпались, словно песок, мимолетные и бессильные, а Элронду не становилось лучше. Но однажды вечером, когда Гил-Эстель зажглась над горизонтом, Элронд услышал пение. Он был слишком слаб, чтобы встать и посмотреть на певца, но эту песню не обязательно было видеть. Он слышал танец. Движение. Силу, заключенную в нотах. Только напевы Маглора превзошли бы эту музыку — музыку, что могла бы быть песней ветра. Она вливалась через открытое окно, волнуя и возвышая сердце, как ветер волнует и подхватывает листву деревьев. С неделю он каждый вечер внимал этим песням. Иногда звучал единственный голос — тот, который Элронд слышал в самый первый раз, — и недужный погружался в сон, пока голос возвышался и стихал в гармонии с дыханием бриза. В другой раз мелодия приходила согласным хором, но Элронд всегда различал в нем голос, что пел однажды в одиночестве. Этот голос придавал ему сил, ведь, пока звучала музыка, он обретал покой. Певцы ушли прежде, чем он совсем оправился, и Элронд не встретился с ними. Позже он узнал, что это были синдар, сопровождавшие Келеборна и Галадриэль в путешествии. Эрейнион не знал, чьи напевы подарили его другу утешение в черный час, и предложил спросить. Но Элронд отказался. Ему хватало и памяти, ведь музыка вплелась в его грезы, и он всегда мог вспомнить ее завораживающий мотив. Недели спустя, когда посланцы Нуменора явились к ним и подтвердили исход брата, музыка, охранявшая сны Элронда, единственная ободряла его в печали.