Сломленный

Годы спустя это назвали Войной Гнева, но для Элронда это не было войной. Он знал, что такое война, он сам сражался в войнах, но это… Это было неописуемо. Небеса горели. Горы рушились. Долины вздымались. С грохотом сотрясалось само основание Арды, и земля раскалывалась на части. Он застыл рядом с Элросом, забыв об опасности, не в силах оторвать взгляд от небесных вспышек и облачных химер. Среди этого светопреставления Элрос вдруг громко вскрикнул и указал далеко на север, словно тисками сжав руку брата. Горло у Элронда перехватило. На самом краю окоема, сквозь пламя и тени, в небе плыл корабль. Элронд не помнил Виниглот и не мог узнать ладью отца, но он узнал Сильмарил. Его память начиналась с Камня; шесть лет жизни до рокового шага матери словно прошли бесследно. В изумлении и страхе он увидел, как Сильмарил ведет ладью на дракона, черного, словно сама Бездна. Элронд заметил лишь краткий проблеск, но и этого было довольно: дракон исчез, пропал в хаосе черных крыльев и сверкающих молний. Элронд не знал, долго ли он смотрел, и не смог бы сказать, сколько прошло слитых воедино дней, недель или лет. Но вслед за оглушительным громовым раскатом внезапная тишина пала на землю. Хрупкую эту тишину мог уничтожить малейший шепоток, и Элронд затаил дыхание. В безмолвии родилась песня и разлилась над истерзанной землей. Не слухом, но душой воспринималась она, и каждый вдруг понял, что это — песнь победы, хвала воинству Запада и слава падению Моргота. И впервые в истории Средиземья солнце взошло над свободным от ужасов Ангбанда миром. Один за другим эльфы показывались из укрытий. Не смея верить в чудо, они выбирались из-под каменных обломков, поднимались с подтопленных низменностей. Долгая война окончилась, Моргот сгинул! С широкой улыбкой Элронд хлопнул брата по плечу. Вместе они смотрели, как их народ собирается среди руин. Над толпой поднялся радостный гул, зародившись с едва слышного шепота, словно эльфы боялись поначалу, что победа была лишь обольстительным сновидением. Шум быстро набирал мощь и силу, и вот уже громкий крик эхом раскатился над землей.  Увы, недолго, всего лишь несколько дней довелось им праздновать победу. Когда воинство Запада удалилось, Эонвэ, вестник Манвэ, явился к тем, кто собрался под знаменами Кирдана и Гил-Галада. Празднество прервалось, и Эонвэ держал речь. Он призвал всех покинуть Средиземье, покинуть землю, которую эльфы защищали и берегли ценою столь тяжких трудов. Элронд и Элрос были слишком молоды, чтобы помнить прежние войны, но и они со всей силой ощущали любовь, что питали их сородичи к здешнему краю. Эонвэ же предложил без спешки поразмыслить над его словами и обещанием блаженного покоя. Долг призывал вестника Манвэ в другие места, но по возвращении он желал бы услышать ответ. Когда несколько недель спустя Эонвэ вернулся на остров, эльфы все еще не приняли решения. Берега рушились, и корабли Кирдана стояли наготове. Но мысли у всех был заняты величайшей победой, которая не поддавалась осознанию, и горестным призывом, который невозможно было обсуждать. Той ночью даже во сне эльфы размышляли над своим выбором. Изнуренные внутренней борьбой, Элронд и Элрос тоже спали. И вдруг тишину раскололи крики. Элронд очнулся от глубокого сна, и дурное предчувствие поразило его. Нашарив в темноте оружие, он бок о бок с братом кинулся в ночь. Предчувствие крепло, пока братья бежали на шум. И дрожь охватила Элронда, когда они приблизились к шатру, где хранились вынутые из короны Моргота Сильмарилы. Он должен был подготовиться. Он должен был знать. Но он не прислушался к голосу сердца и был не готов к тому, что пришлось ему увидеть. Элронд и не мог быть готов — слишком уж непростые чувства он испытывал к Маэдросу и Маглору. Ведь они приютили его. Опекали его. Учили его. Питали и поддерживали в нем жажду знаний. Элронд вспоминал об этом, всматриваясь в лица тех, кого он полюбил и кому доверял еще ребенком. Но потом память вернула его в ту ночь, когда мать сгинула в море, когда его оторвали от всего, что он знал и с тех пор позабыл. Он вспомнил, как всякий раз при упоминании о Сильмарилах темнели глаза Маэдроса. Он вспомнил муку, что звучала в голосе Маглора, когда тот пел о Тирионе и Форменосе. Элронд вспомнил, как Элрос бросал на обоих недобрые взгляды, когда думал, что никто не замечает его. И он вспомнил наконец, как, воссоединившись со своим народом, узнал от Кирдана все чудовищные подробности братоубийственной резни. Маэдрос и Маглор, с обагренными клинками, сжимающие в руках каждый по Сильмарилу, воззрились на Элронда и Элроса. Те, кто был избран охранять Камни, лежали неподвижно и безмолвно, и их жизнь кровью истекала на темную землю. Это было невообразимо. Клятва Феанора исполнилась, завершившись тем же, с чего и началась. Элронд содрогнулся, услышав звон мечей, что выхватывали из ножен рядом с ним. Но ни он сам, ни его брат не обнажили оружия. Кровь запятнала их первую встречу с Маэдросом и Маглором. Нельзя было, словно в зеркале, повторить эту трагедию при последнем прощании. В этом братья были едины, и, хотя все воинство нолдор и синдар взывало об отмщении, Элронд и Элрос не шелохнулись. Они одни стояли безоружными перед последними из сыновей Феанора. Однако они не были одиноки. Эонвэ выступил вперед. Никто не увидел, как он появился, но его присутствие заметили все. Возгласом, которым можно было бы снести горы, он призвал разъяренную толпу к молчанию. Потом он обратился к Маэдросу и Маглору и спокойным голосом, показавшимся громче крика, приказал им удалиться. Эльфы зароптали, протестуя; возбужденно и гневно звучали их голоса. Казалось, вся ярость войска сосредоточилась в Орофере: шагнув вперед, тот устремил жало копья на сыновей Феанора и заявил во всеуслышание, что Запад не вмешался тогда, когда помощь была необходима, и вмешивается сейчас, когда это вовсе ни к чему. Резкий приказ заставил Орофера остановиться. Гил-Галад, Высокий Король Нолдор, прошел сквозь толпу и приблизился к Эонвэ. Имя его означало — «Сияющая Звезда»; и звездный свет сиял в нем, когда он встал лицом к лицу с вестником Манвэ. И тут же он непринужденно отвернулся от Эонвэ, и Элронд понял, почему Кирдан предпочитал первое имя Гил-Галада — Эрейнион, «Потомок Королей». Сейчас он был королем и над рассерженной толпой, и над сыновьями Эарендила. Что бы он ни решил, все подчинятся его воле. И в тот миг, когда надо было принять решение, Высокий Король Нолдор устремил взгляд на Элронда и Элроса. Казалось, эпоха прошла, пока он пристальным, испытующим взором изучал братьев. Должно быть, король нашел то, что искал, и наконец повернулся к Маэдросу и Маглору: — Уходите. Позже пошли шепотки о гибели Маэдроса; и рассказывали, что Маглор все еще скитается по побережью. Элрос внимательно прислушивался к этим разговорам. А Элронд — нет. Ему не было в том нужды: местопребывание и намерения Маглора больше не заботили его. Пока толпа колебалась на грани новых ужасных деяний, Элронд обрел своего лорда. Здесь и сейчас он поклялся до конца Арды следовать воле Эрейниона.