25 Декабря
Начиная с двадцатого декабря, я имел обыкновение уходить из дома и встречать этот праздник со своими друзьями; или пропадал в клубе до тех пор, пока полиция сама не приводила меня обратно домой. Однако в это Рождество мне пришлось изменить своим принципам, ибо сегодняшний день обещал быть поистине особенным. Может потому, что к нам придут гости, или может потому, что я изменился за все эти годы. В любом случае, с самого утра в нашем доме кипела работа: мама пропадала на кухне вместе с матерью Джоз, Джаред бегал с Майком по магазинам, а я с Джозефиной украшал дом рождественскими игрушками.
... В ту ночь, когда ко мне наведалась Эйва, Майк пришел в сознание, отчего я рванул к нему сразу в больницу, оставив Джоз мирно посапывать на моей кровати. Я приехал самый первый, еще даже новости не дошли до его матери, как я уже стоял на пороге его палаты, в белом халате на плечах и с прозрачным пакетом мандарин. (Кроме мандарин, я больше ничего не нашел в нашем холодильнике).
На белых и накрахмаленных простынях лежал Майк, медленно комкая одеяло, которое провоняло лекарствами, и стояло такое зловоние, будто в больнице не убирались целую неделю. Его большие карие глаза, как у его же сестры, были широко открыты, и он безжизненно изучал переливающийся в лунном свете потолок. Майк по природе своей был не таким уж упитанным парнем, но то, что сделала с ним больница, от моих глаз не ускользнуло. Щеки, казалось, впали до такой степени, будто их и не было вовсе, разве что только две ямы одинакового размера, что выкопал маленький ребенок в песочнице. Нос казался таким хрупким, что если бы кто-нибудь дернул за него, то он тут же бы отвалился.
Я медленно прошел в палату и присел на край его кушетки, кладя свою руку на его ледяную кисть, что все еще теребила оделяло. Он медленно перевел на меня взгляд и стал изучать, будто не видел меня целую вечность. Хотя, наверно, так оно и было. Его рука потянулась к пакету с мандаринами, которые я привез, и тут же в сумерках я заметил, как на его коже не осталось ни одного живого места, куда можно было бы сделать обычный укол. Он был холоден, как труп, молчалив, будто немой, и только большие карие глаза, которые подернуло еле заметным туманом, давали надежду нам обоим, что Майк живой. Он больше походил на наркомана, нежели на больного, который спасал свою сестру. И какая же расплата его ожидала за это спасение?
– Шеннон? – на его глазах подступили слезы, – я еле успел... – прошептал он.
– Я знаю, – тоже шепотом ответил я, чистив мандарин от кожуры.
После чего мы оба не проронили больше ни слова, и я просидел у Майка в палате всю ночь...
– Мы вернулись! – послышались радостные возгласы моего брата и Майка, а после чего в гостиную заехало инвалидное кресло, на котором, словно на троне, восседал брат Джоз, держа на коленях пакеты с продуктами.
– Ну наконец-то, – из кухни, вытирая руки от муки о фартук, выскочила мама и тут же унеслась с пакетами обратно, откуда вскоре можно было еле-еле уловить тихие перешептывания двух матерей.
Мы с Джозефиной наряжали коридор на втором этаже нашего дома. Однако настроение у нас обоих было далеко не праздничное. Я знал, что тревожит Джоз и мне давно хотелось поговорить с ней на эту тему, только вот не было подходящего момента. И именно сейчас, когда она, стоя на стремянке, вешала разноцветные огоньки, я решился ей сказать.
– Джоз, – я аккуратно пощекотал ее по ноге, отчего она обернулась и, немного оступившись, полетела ко мне в руки, а я с довольной улыбкой на лице продолжил, – поймал.
Джоз тут же выпуталась из моих рук и смущенно начала рассматривать гирлянду фонариков, которые висели у нее на шее.
– О чем ты думаешь? – я наглым образом повесил на себя те же фонарики, отчего расстояние между нами сократилось.
– «Хочу поехать в Нью-Йорк, чтоб продолжить учебу там», – Джоз с испуганными взглядом разглядывала коридор.
– В Нью-Йорк?! – казалось мой голос был слышен даже на первом этаже, поэтому я добавил, понизив голос, – Нью-Йорк – один из самых криминальных городов в Америке! Там полно наркоманов, бандитов и разных странных личностей! Что ты собралась делать в Нью-Йорке? На панели стоять?
– «Я хотела поехать учиться на парикмахера», – в ее глазах читался явный испуг.
– Учиться можно и здесь. К тому же, ты подумала о своей семье? Ты нужна им, особенно маме. Ты ведь прекрасно понимаешь, да и я это знаю, Майк останется инвалидом на всю жизнь... Он не сможет снова встать на ноги... – глаза Джоз стали наливаться слезами, – послушай, – я снял с нас дурацкую гирлянду, что невыносимо раздражала меня, – что бы ты не решила, я обязательно поддержку тебя. Если захочешь уехать в Нью-Йорк, я поеду с тобой...
Я взял ее лицо в свои руки и подушечками больших пальцев стал вытирать катившиеся по щекам слезы. Джоз молчала и только шмыгала немного носом. Я знал, что она считает себя виноватой в том, что случилось с Майком. Но каждый раз, когда мне предоставлялся уникальный случай, я не уставал ее подбадривать... Внезапно я почувствовал, что очень хочу ее поцеловать, и это желание было неким подарком на Рождество.
Недолго думая, я приложился к ее губам, нежно их целуя, будто боясь испугать ее. Через какое-то мгновение послышались падающие фонарики из ее рук. И этот грохот словно помог нам вернуться в жестокую реальность. Джозефина отстранилась от меня и, подняв разбитые фонарики, стала убирать их обратно в коробку. Потом раздались шаги на лестнице, и в коридоре появился брат.
– Вы закончили? – он как-то странно посмотрел на Джоз, которая складывала разбитые фонарики, а потом перевел взгляд на меня, который стоял все еще прибывая в некоем трансе.
– «Я нечаянно разбилась их», – Джозефина очнулась от сладкого сна быстрее меня, – «прости, пожалуйста»
– Ничего страшного. Они все равно были старые.
***
Все сидели за праздничным рождественским столом. Мама нарезала индейку, покрытую золотистой корочкой, а мы, кажется, истекали слюнками, желая поскорее отведать самый лакомый кусочек. После ужина настало время подарков.
– Пусть Майк откроет свой! – Майк сидел в коляске с огромной коробкой на коленках, которую мы с Джеем упаковывали очень долго.
– Та-ак, сейчас, подождите немного! – он рьяно стал разрывать обертку, словно дикий зверь набросившись на свою добычу, – что это? – он вертел в руках коробку.
– Откроешь и увидишь, – Джей расплылся в счастливой улыбке, надеясь, что мы угадали с подарком.
– Фотоаппарат?! – карие глаза Майка стали еще больше, отчего мы с Джеем выдохнули спокойно.
– Теперь ничего не упустишь, – я похлопал его по плечу, – каждый момент в своей жизни сможешь запечатлеть!
Майк немного помолчал, а потом, потупив взгляд, ответил:
– Это уж точно... Только, Шен, моя жизнь никогда не станет прежней, и все моменты я не смогу заснять...
***
– «Снег идет»
Мы сидели с Джозефиной на диване в гостиной при свете ночника и смотрели фильм с титрами. За окном валил белый пушистый снежок, и Джоз больше любовалась им, а не фильмом и мной.
– Пойдем погуляем, – я сжал ее руку в своей, и она кивнула мне в знак согласия.
На улице было людно в какой-то степени, и когда мы дошли до парка, то первым же делом встретили (попробуйте угадать кого!) Кевина. Будучи в хорошем настроении, я решил, что пора наградить паренека нормальным лицом, поэтому я мысленно отбросил его красный крестик.
– Джозефина! – запищал он, – сколько лет мы с тобой не виделись! – Джоз просто улыбнулась в ответ, – переведи ей, Шен.
– Я тебе в переводчики не нанимался, – ответил я, доставая из кармана пачку сигарет, – и вообще, всего три месяца прошло.
– «Как твой фильм, Кевин?», – спросила Джоз, совсем не меняясь в лице. Порой мне кажется, что она слишком добрый человек, если смогла простить даже меня.
– Завтра будет премьера, – он вновь посмотрел на меня, а я поспешил перевести это Джоз, – так что жду вас, ребятки, – и с некой одухотворенностью на лице Кевин умело слился с толпой, после чего мы его не видели, и я был несказанно этому рад.
***
На следующий день мы с Джоз решили пойти на премьеру. Хоть я многого и не ждал от Кевина: ведь, что может снять парень, который еще даже универ не закончил. Однако я его сильно недооценивал. Фильм показался всем успешным, отчего в конце Кевин сорвал целый куш аплодисментов. И что еще важнее, через месяц он улетел учиться в другой Штат. Оказалось, что на показе присутствовал один известный режиссер, который сумел разглядеть в Кевине "талант от Бога", как он сам выразился, и перевести его после Нового Года к себе, в Институт Искусств. Таким образом, наши пути с Кевиным разошлись, и я, кажется, был этому несказанно рад!
Прошло еще несколько недель, когда я узнал, что Джоз будет поступать в Нью-Йорке, как и хотела. Тогда я стал рыться в интернете и искать подходящее место для себя. Нужно было зарабатывать деньги, чтоб платить за съемную квартиру. И работать я хотел в каком-нибудь ночном баре или клубе в какой-нибудь начинающей рок-группе барабанщиком.
Однако беда не приходит одна, хотя и бедой это трудно назвать. Перед самым нашим отъездом оставалось каких-то считанных две недели, Джаред заявил, что он вынужден будет тоже уехать. Забегая вперед, скажу, что именно с этой поездки и начала свое существование наша группа. Я просил прощения у Джоз, умолял, стоя перед ней на коленях, что как только мы уладим все дела, я приеду к ней. Нетрудно догадаться, что я выбрал родного брата. И сейчас задаюсь одним и тем же вопросом, что случилось бы со мной, если я выбрал Джоз?
К сожалению, я не сдержал обещание, и прошло уже чуть больше двадцати лет, когда вернулся, чтоб повидаться с Джозефиной...
