***
Мы сидели на холме, и только изредка до нас доносились звуки бьющегося колокола из церкви. Только изредка до моих ушей долетал голос епископа и плачь женщины. За нашими спинами, там, где ближе к дороге, некое тело приносили, словно дань, земле, и женщина средних лет чуть ли не падала в могилу, утирая глаза черным платком. На мгновение я представил, что она потеряла самое дорогое, что у нее было в жизни, и, увы, этого больше нельзя вернуть... Джозефина сидела со мной на траве, а я завидовал. Завидовал, что он глухая. Что не может слышать эти душераздирающие вопли той женщины в черном; завидовал, что она может спокойно наблюдать за солнцем, что, не стесняясь, медленно перекатывалось из одного угла города в другой. В сознании сразу всплыл образ Майка, который, должно быть, лежал в белой сорочке на кушетке в палате с закрытыми глазами и ничего не видел, слышал и чувствовал... Скорее всего, его руки были исколоты множеством трубочек, и ближе к тому месту, где пластик встречается с кожей, виднелись большие фиолетовые синяки. Мне стало жутко. Я предал его! Сбежал из больницы, так и не навестив! Какой же я после этого ему друг? Солнце клонилось к закату, а мы сидели на зеленой бархатной траве, не проронив ни слова. Я мельком любовался не изменившимся чертами свой спутницы и долго меня терзало любопытство, о чем же она думала. Однако спросить я так и не посмел. Я перевел взгляд на тусклое темно-оранжевое солнце, которое больше напоминало пылающий лес на горизонте. Ветер нежно ласкал лицо, будто заботясь о нас двоих, и моя рука невольно упала на траву, отчего я сразу же почувствовал прохладную землю под ладонью, однако минутой позже на мою руку свалилась ее рука, и, будто обжигаясь о раскаленную лаву, Джозефина поторопилась ее убрать. – «Я часто сюда прихожу», – сказала она, убирая непослушную прядь волос за ухо. В закате солнца ее профиль казался мне поистине волшебным, чего редко можно встретить в наше время. Он светился, как нимб у ангела над головой, переливаясь всеми оранжевыми оттенками, отчего я усмехнулся, потому что понял: Джоз похожа на лучик солнца. – Ты правда хотела...? – я не успел закончить фразу, как она перебила меня положительным кивком, отчего в груди я почувствовал легкое волнение, которое в скоре переросло в бушующий ураган. – Но почему? – обреченно вздохнув и поразмыслив немного, она ответила: – «Потому что я разрушила всё, что было дорого моим близким людям...» – по ее щеке скатилась маленькая блестящая на солнечном свете слезинка, которую я поторопился стряхнуть подушечкой своего пальца. – Жизнь слишком коротка, поэтому нет времени плакать и грустить, – Джоз усмехнулась над моими словами, а я, придвинувшись поближе к ней, обнял и прижал к себе. Внезапно в кармане противно завибрировал телефон, оповещая меня о сообщении от брата. Я пробежался глазами по посланию, в сотый раз перечитывая одно и то же предложение, которое не блистало особым смыслом, разве что только упреком и кучей восклицательных знаков в конце предложения. Нетрудно догадаться, что Джаред просто рвет и мечет, поэтому с томным вздохом я заблокировал телефон и положил его обратно в карман. – Почему тебе нравится именно это место? – спросил я, – я имею ввиду, тут кладбище неподалеку, церковь, дорога через лес... опасно, – я попытался изобразить улыбку, но она получилась слишком натянутой. – «Тут спокойно», – ответила она, – «к тому же я стараюсь ценить каждое прожитой мгновение, чтоб потом не пришлось жалеть...» Джозефина, все еще сидевшая в моих крепких объятиях, повернула голову ко мне так, что наши взгляды встретились, будто в дешевом романтичное фильме. Я вглядывался в этот маленький мир, который смотрел на меня... в эту маленькую вселенную, безмятежно бродящей в космосе... на эти два звезды, что светились ярким светом, словно софиты. Я перевел медленно взгляд на ее тонкие и немного припухшие покусанные губы, что смотрели на меня пытливо. Рука сама невольно потянулась к ее волосам, распуская их из тугого хвоста и позволяя нежиться на теплом ветру. Джоз смущенно отвела взгляд, а я, сделав комплимент, что с распущенными ей идет больше, приподнял ее лицо, двумя пальцами держась за подбородок. На какое-то мгновение над нашими головами, в темно-синем, я бы даже сказал, черном небе яркой вспышкой зажглись звезды, и их отражение блеснуло в ее карих глазах. Я невольно потянулся к ее губам, словно жадный путник, что скитался по миру без питья и продовольствия. Я видел, как она потихоньку закрывает глаза, в нежном воображении рисуя для себя сказочные картинки. Видел, как вся она светилась надеждой, поэтому расстояние между нашими лицами нещадно сокращалось, как вдруг над головами, оповещая о своем присутствии, пролетел ястреб. И его зов помог мне очнуться от нахлынувшего помутнения... Я зашел слишком далеко! Я, наверно, родился с серебряной ложкой во рту, ибо был счастлив, когда в кармане вновь завибрировал телефон. Джозефина тут же открыла глаза, а я, наиграно сыграв возмущение, с особой радостью и удовольствием ответил на звонок. И плевать, что Джаред кричал в трубку, ругая меня, как собственного сына; плевать, что я его не слушал; плевать, что он был зол. Он спас меня от роковой ошибки, которую я чуть было не совершил... и о которой позже пришлось бы жалеть...***
Я открыл дверь в свою спальню, пропуская уставшую Джоз вперед и включая свет, как вдруг мы оба замираем с удивлением на лице, потому что на моей кровати без задних мыслей посапывала Эйва, чьи длинные темные волосы покоились на моей подушке, а сама она крепко прижимала одеяло к свой груди, сжимая край в кулачке. Я никак не могу понять, почему девушкам так нравится спать в моей кровати? Однако я краем глаза увидел, как Джозефина немного на хмурила брови и попыталась выйти из комнаты, но я успел закрыть дверь перед ее носом, а та, в свою очередь, захлопнулась с оглушительным звуком, который не то, что спящего разбудит – мертвого из могилы поднимет. – Что ты тут делаешь? – это было первое, что я выпалил, когда девушка на кровати приняла вертикальное положение и сонно терла свои глазки, оставляя черные намазанные круги под глазами от туши. – Тебя жду! – ответила Эйва, потягиваясь, а я жестом указал Джоз присесть на стол и никуда не уходить. – Знаешь, как-то неудачно вышло... – начал я, обращаясь к однокласснице, – я вот тебя совсем не ждал! – спешу заметить, что я специально снял с нее красный крест, чтоб разглядеть все эмоции на ее лице. – Никакой романтики, Шеннон! – Эйва уселась на кровати поудобнее и стала буравить своим презрительным взглядом Джозефину, которая, как мне казалось, готова была провалиться сквозь землю в тот момент. – Ты же знаешь, как я обращаюсь со шлюхами... Никогда не бываю романтичным с ними, потому что они низшие слои общества... – Однако пользуешься их услугами, дорогой, – она игриво перевела взгляд с Джоз на меня, – и все-таки мои догадки подтвердились... Ты. С. Ней. Встречаешься? – медленно и по слогам спросила Эйва, отчего я тут же поймал на себе недопонимающий взгляд Джоз, которая поняла все, прочитав по губам. – Тебе показать, где выход? – я направился к двери и уже практически коснулся ручки, как вдруг Эйва вскочила с кровати и подошла к Джоз. – Хм... – она рассматривала ее, как новогоднюю елку на Рождество, – и что он только в тебе нашел? – вопрос повис в воздухе, может потому, что я не нашелся, что на него ответить, или потому, что Эйва и не дала мне шанса, продолжив, – скажи, Шеннон, ты пудришь ей мозги, потому что хочешь вновь ощутить тот адреналин в крови, когда ты издевался? – Не я один над ней издевался! – прошипел я сквозь зубы. – Да, ну?! – Эйва быстрым движением руки вынула слуховой аппарат у Джоз из уха и стала его наиграно рассматривать, будто изучая, а потом с издевкой в голосе продолжила, – может, тряхнешь стариной? – она вертела аппарат в руках, а Джоз сидела, опустив голову. – Пошла вон! – все с той же злобой ответил я. – Ну что тебя останавливает? Может, ты боишься, что друзья вновь отвернуться от тебя? Или ты боишься причинить ей боль? А может, я ошибаюсь, и на самом деле великий и неподражаемый Шеннон Лето испытывает к Джозефине нечто больше, чем просто дружеская симпатия? М? Признайся, Шеннон! Как думаешь, правильно ты поступаешь, что морочишь ей голову? – Эйва стояла прям передо мной, нагло пялясь мне в глаза и вертя в одной руке слуховой аппарат. – Нет правильных и неправильных поступков, – начал я, испепеляя ее своим взглядом! Мне безумно хотелось, чтоб она вспыхнула, как спичка, и сгорела, оставляя после себя прах. – Люди, которые берутся об этом судить – всего лишь лжецы и лицемеры, – я открыл дверь нараспашку, – а теперь уходи! На мое удивление Эйва вышла из комнаты, сунув мне в руку слуховой аппарат, а через мгновение я услышал, как хлопнула входная дверь. Не теряя больше и секунды, я кинулся к Джоз, что сидела на стуле, не подавая никаких признаков жизни. Ее волосы закрывали лицо, поэтому я поспешил убрать их за ухо, садясь попутно на колени перед ней. Мне не нравилось, когда она плакала, потому что я понимал, что это из-за меня, значит, я делал что-то не так. С особой заботой во взгляде я вновь приподнял ее лицо за подбородок, заставляя насильно смотреть на меня. Из глаз безудержно катились крупные слезы, что я даже не успевал ловить их своими пальцами. Я взял ее лицо в свои руки, гипнотизируя Джоз, а в мыслях, как заклинание повторял одно и то же: «только не плачь, прошу тебя! Только не плачь...» – Джоз! Джозефина! – шептал я в испуге, вставляя аппарат обратно ей в ухо, – я всегда буду рядом! Я никогда не предам тебя... Поверь, все, что я делаю, я делаю это не ради развлечения. То есть, не то, чтобы мне было с тобой неинтересно, – напротив... ты мне очень дорога! – в ответ она вновь опустила голову и вытерла рукой нос, шмыгая им. – Прошу тебя, верь мне! – в моим глазах читалось нескрываемая мольба, и в ответ она пошептала одними губами: – Я верю... Через какое-то мгновение она уже спала на моей кровати, уткнувшись носом в подушку. Такая маленькая, хрупкая и беззащитная, как выброшенный на улицу котенок. Отчасти так оно и было. Майк лежал в больницы, а ее мать хотела побыть одной, поэтому Джоз некуда было идти, кроме меня, а я с радостью приютил ее в своем маленьком мире на втором этаже нашего дома. Я сидел на подоконнике, любуясь звездами, однако вскоре я тоже лег спать. И сквозь сон слышал, как в тишине, что даже отдает в ушах противным звоном, бьется ее сердце. Я аккуратно придал ее к себе, зарываясь носом в шелковые волосы, запах которых дурманил меня, словно наркотик. И в тот момент я понял одну простую вещь: ...Как бы сильно не стучало её сердце, моя душа всегда будет попадать в этот ритм...