***
Я могу по пальцам посчитать, о чем хотела со мной поговорить Эйва. Ведь существует не так много тем для дискуссий со мной. Сначала она углубилась в допрос с пристрастием о моей жизни, потом поинтересовалась, как у нас с Джеем продвигаются дела с группой, однако ее мысли иссякли уже на третьем вопросе, ибо потому, что у нее с рождения не хватало мозгов, ибо потому, что алкоголь давал о себе знать, однако я больше склонялся к первой точке зрения: отсутствия серого вещества в голове. Эйва медленно потягивала сигаретный дым, наслаждаясь никотином каждой своей живой клеточкой тела, отчего я поморщил нос. Сидя на лавочке и стряхивая пепел, она внезапно спросила: – Ты помнишь Джозефину? – я испуганно перевел на нее обеспокоенный взгляд, а она продолжила, – мы с ней в одном университете учимся. Боже, Шеннон! Не делай такое удивленное лицо! В этом нет ничего криминального, – хихикнула она. – А где ты учишься? – внезапно до меня дошло, что я могу разузнать о Джоз еще что-нибудь интересное, что, возможно, мне пригодится в будущем. – В LA. CAL. STATE, – в подсознании тут же всплыла одна сцена, когда в один из пасмурных четвергов того времени мы с Джоз встретились на мосту, чтоб покормить рыб и уток, на ней была университетская форма. Тогда я не придал этом особого значения, а теперь понимал, что цветная гамма черного и золотого в сотый раз доказывает, что Джоз учится вместе с Эйвой. – Ну так вот, – она специально закашлялась, чтоб я начал ее слушать дальше, – она уже как недели две не появлялась в универе. – Тебя это так волнует? – я старался сыграть безразличие, хотя у самого сердце сжималось так, будто большая и волосатая рука мяла его в своей ладони. – Нет, – Эйва облокотилась на спинку скамейки и положила ногу на ногу, странно изучая меня снизу, – дело в том, что до меня дошли слухи, что вы якобы встречаетесь. – Неужели? – я изящно изогнул правую бровь, – я об этом не знал. Тебе Джоз сама сказала? – по улице, словно раскат грома, раздался громкий и истеричный смех Эйвы. – Ты серьезно, Шеннон? Она же не умеет говорить! – дальше последовала долгая и мучительная пауза. Пока Эйва раз за разом затягивалась, я медленно перебирать в архивах своей памяти те счастливые моменты, которые мы провели с Джоз вместе. Однако таких оказалось слишком мало... – Ну так вот, – фраза, которая является у Эйвы коронной, ибо как я уже говорил ранее, на большее она не способна, – поговаривают, – продолжила она, туша сигарету о скамейку, – что у нее что-то случилось... – она посмотрела на меня искоса, ожидая моей реакции. А я вместо того, чтоб показать свое волнение, которое захлестывало меня с головой, вполне превосходно сыграл очередное безразличие... И Эйва поверила мне... – Я смотрю тебе все равно, – в душе я улыбнулся дьявольской улыбкой, – а на твоем бы месте, я бы побеспокоилась. Это же ты виноват, что Джоз ушла из школы, ты вечно ее задирал, дразнил... Вы даже подрались, не помнишь? Уже забыл? – она хитро улыбнулась, а я сжал руки в кулаки. – К чему все это? – Какой же ты черствый, Шеннон! Девчонка опять страдает из-за тебя, а тебе как было все безразлично, так и осталось! – в ответ я наклонился к Эйве слишком близко, так что до ее лица оставались какие-то считанные миллиметры. Облокотившись одной рукой на спинку скамейки и с враждой смотря ей в глаза, я сказал: – То, что творится у меня в душе, некоем образом тебя не касается, – прошипел я, глядя в фальшивые изумрудные глаза, – сделай одолжение, исчезни! Просто испарись из моей жизни, как страшный сон! Ты осталась в прошлом. Все, кто был в школе, остались для меня в прошлом, я не желаю иметь с ними дело, потому что они скользкие и лживые людишки... – Но Джоз тоже была с нами! Ты должен ненавидеть ее! – глаза, покрытые линзами, немного затуманились. – За что? За что я должен ее ненавидеть? – я убрал непослушную прядь волос с лица Эйвы, чтоб получше разглядеть ее глаза, в которых и так была для меня преграда. – Она сделала тебя изгоем класса, забыл? Что вообще творится с твоей памятью? – девушка немного поежилась под моим пристальным взглядом, опустив голову, а я в свою очередь, больно сжав ей подбородок, заставил снова смотреть мне в глаза. – Изгоем я стал по своей вине, и Джоз здесь ни при чем! – я резко отодвинулся от нее и побрел в другую сторону. – Но Шеннон! – доносилось из-за моей спины, – ты не можешь просто так взять и забыть меня! Это нечестно! Это подло! – голос был звонкий, но немного дрожал от волнения и обиды, – это подло! Но я молча уходил, даже не обернувшись на нее. Это совсем не подло. Я убиваю прошлое, каким бы оно не было. Мне не нужны те люди, что были раньше в моей жизни: я просто ставлю на них крест. И живу я только настоящим, потому что нет смысла жить прошлым, которое уже не вернешь, или будущим, о котором ты ничего не знаешь. Мне было плевать, что скажут обо мне люди, когда узнают о моей встречи с Эйвой. Мне было абсолютно безразлично, какие взгляды они будут метать в мою спину: ненавистные или гордые. Я убил их. Убил их всех в своей памяти. Всех, за исключением Джоз... Потому что она занимает место не только в прошлом, но еще и в сердце... Моя жизнь – замкнутый круг: дом, универ, ночной клуб и теперь уже и мост по четвергам в парке, на который я бездумно шел после разговора я одноклассницей. В кармане я нащупал горсточку семечек, который хотел покормить птиц. И как только мои ноги ступили на мост, я увидел маленький сгорбленный силуэт, что сидел, прижавшись к поручню и бесшумно плакал. В тот день на ней была тоненькая черная трикотажная кофточка на пуговицах, волосы, забранные в нетугой хвост, и бежевые бриджи с балетками. Недолго думая, я кинулся к ней и, упав на колени рядом, обнял, прижимая молельное и хрупкое фарфоровое тело к себе, отчего Джозефина вздрогнула и подняла на меня свои заплаканные глаза. Я нежно провел большим пальцем по ее щеке, старая катившиеся слезы. А дальше наступила тишина... Странная тишина... Я начал бессовестно гулять глазами по ее телу, и оказалось, что под кофтой была надета еще и черная футболка, однако то, что бросилось мне в глаза не сразу, заставило прийти в негодование и даже в бешенство! – Как это произошло? – жестом спросил я, указывая на сломанную руку, но Джоз виновато опустила глаза и ничего не ответила, тогда мне пришлось поднять ее голову за подбородок, нежно коснувшись его пальцами, – скажи мне, кто это сделал? – ее молчание убивало меня, просто резало изнутри, как потрошат только что пойманную рыбу на мелкие кусочки. Поняв, что я ничего не добьюсь от нее сегодня, я вновь прижал ее к себе, ощущая всем телом ее неровное дыхание и бешено колотившиеся сердце. – Мне очень жаль, – начал я, когда она выпуталась из моих объятий, – прости меня, пожалуйста. Я не хотел, чтоб ты плакала... Если бы только слезы могли спасти нас... Если бы я только мог повернуть время вспять и не делать тех ошибок, что я сделал, ты бы сейчас не плакала... – я нервно сглотнул, закусив губу, – Я хочу попросить тебя, помочь мне... Помочь мне жить дальше! Но она плакала, не переставая... И я не знал, что мне еще нужно сказать, чтоб успокоить ее, чтоб не видеть ее слез. Мне показалось, что единственным решением сейчас было просто убежать... Бежать, не оглядываясь назад: на нее, на прошлое... Но я не мог! Столько пути уже пройдено, что бросить все и вернуться к начальной точке нет никакого смысла... Нет смысла нигде.. Ни в чем... В тот момент мне все показалось таким бессмысленным... Начиная от последнего года в школе и заканчивая сегодняшней встречей... Все бессмысленно... Я уговорил Джозефину переночевать у меня, потому что она наотрез не хотела идти домой. Когда я привел ее к себе, мать с Джаредом, одарив нас счастливыми улыбками, помахали нам ручками в знак приветствия, а когда мы поднимались наверх, сопроводили нас облегчающим вздохом. Я достал плед и вторую подушку, на которой Джоз уже спала. Дал ей полотенце и свой свитер, в который она могла переодеться, а потом вышел и спустился вниз. На журнальном столике лежала газета, на которую я сначала кинул небрежный и презрительный взгляд. Однако Джаред сунул, в прямом смысле, мне ее в руки и сказал, что я заинтересуюсь статьей как никогда раньше. На пятой странице с фотографией посередине красовался заголовок: «Благородный поступок всегда несет за собой плачевные последствия» Я мысленно согласился с ним, кивая молча головой, однако мне пришлось перечитывать снова и снова то, что крылось под этим заголовком... «Две недели тому назад, – сообщает школьная газета, – лучший ученик старшей школы, Майк N, попал в больницу, спасая свою старшую сестру, что хотела покончить жизнь самоубийством, кинувшись с шестого этажа своей квартиры. Вернувшись в тот день с вечерней прогулки, сестра, (как рассказывает сам Майк), поведала ему, что не может найти смысл в жизни и готова покончить с собой, потому что приносит всем только разочарования. Майк отреагировал на такое заявление крайне спокойно, и перед тем, как выйти из комнаты, убедил, как ему казалось, свою сестру, что поводов для совершения убийства в принципе нет. Мальчик сидел и делал уроки, как вдруг услышал, что в комнате сестры что-то происходит. Не теряя более и минуты, он вскочил и побежал к ней. На перилах балкона стояла его старшая сестра, смотря вниз на воду в пруду, что поблескивала в лунном свете. Майк тут же кинулся к ней и успел поймать за руку до того, как Джозефина (старшая сестра Майка) упала бы в воду. Недолго думая, он вытащил сестру на балкон обратно, а сам полетел с шестого этажа в воду. Теперь он лежит в реанимации государственной больницы, коем номером является 66. Состояние больного оставляет желать лучшего, – сообщает лечащий врач Майка, – мало того, что он еще не скоро вернется в школу и продолжит обучение, не понятно вообще, когда же он прийдет в себя... Идет уже вторая неделя...» Я тут же смял газету в руке и со всей злостью кинул этот новоиспеченный комочек бумаги в стенку. Жалко, что он не разбился... В дверном проеме, облокотившись на него, показался брат, с неким сожалением и в то же время презрением вглядываясь в меня. – Если бы ты был рядом, – начал он, присаживаясь на диван, я последовал его примеру и сел рядом с ним, схватившись за голову, – этого бы не произошло... – Ты знал? Точнее не так, когда ты об этом узнал? – я тер уставшие глаза, попутно соображая, что я оставил Джоз одну в своей комнате. – Только вчера прочитал... Майк просто пропал, хотя обещал позвонить мне недель тому назад. Я набрал его, но номер не отвечал... Видимо, он упал вместе с телефоном... – рассуждал Джаред, – я вчера навестил его... Он так и не пришел в сознание. – Дело дрянь! Почему она хотела умереть? Скажи мне, почему?! Что я делаю не так...? – кажется мои обреченные вздохи были слышны даже на кухне. – Я не знаю, Шен... я, правда, не знаю... Завтра поедем навестим Майка, слышишь? – Джаред легонько толкнул меня в бок, а потом добавил, – поднимайся наверх, ее нельзя оставлять одну... Я машинально покачал головой в знак согласия. Если бы брата не было, я бы тогда вообще перестал бы существовать. Все мое существование на тот момент заключалось в дорогих мне людях: чтоб они веселились, смеялись и улыбались... Мне большего не нужно. Я тихо приоткрыл дверь в спальню и облегченно вздохнул, когда увидел мирно посапывающую Джоз у себя на кровати. Я аккуратно лег рядом с ней и тут же погрузился в мир сновидений, который сменялся одним кошмаром на другой... Что-то мне подсказывает, что самое страшное еще впереди. Ведь... Одно предначертание исполнилось и открыло путь другому…Помоги мне жить дальше!
7 ноября 2014 г. в 14:07
Я никому не хотел причинить боли, однако все пошло не так, как я задумывал, и мне пришлось выпутываться из паучьей сети, словно загнанная в ловушку муха, которую вот-вот съедят непредвиденные обстоятельства. После бессонной ночи я понял, что маленькая Джозефина стала питать ко мне далеко не дружеские чувства, поэтому я решил быстренько возвести вокруг себя неприступную стену, которая позволила бы нам отдалится друг от друга. Нет, я не испугался, просто я не хотел, чтобы Джозефина страдала еще больше из-за меня.
Прошло чуть больше двух недель, и я бесстыдно игнорировал все ее смс сообщения, которые приходили на мой телефон каждый день в одно и то же время. Пару раз я даже менял сим-карту в телефоне, чтобы не видеть этих испепеляющих мою несчастную душу посланий, правда, больше двух дней я не мог продержаться, поэтому читал ее сообщения, стараясь убедить самого себя, что я поступаю правильно, что так все и должно быть.
Я ненавидел себя из-за этого, поэтому случайно даже отгородился ото всех, в том числе и от брата с матерью. Я ничего не рассказывал им; врал, когда меня спрашивали о Джоз; психовал и уходил из дома, когда речь начинала заходить о моих моральных принципах и поведении. Но они догадывались, что происходит. Они догадывались...
Одним тоскливым вечером, что уже медленно и плавно перетекал в ночь, я сидел в баре, гипнотизируя своим взглядом коньяк, что плескался в прозрачном бокале, и в его стекле отражались дискотечные раноцветные огни. Разум тогда мутнел с каждой секундой, и тот образ Джоз, что я каждый раз рисовал у себя в сознании, покрылся белой пеленой. Я отчетливо видел ее; ее худенькое личико, которое покраснело от частых слез; ее безжизненные глаза, в которых давно потух яркий и игривый огонек, и ее холодные, покрытые тонкой бледной кожей руки... Я все это видел. Забавно вышло, я хотел всего лишь раскрасить ее мрачную жизнь цветными карандашами, а получилось, что я ворвался в нее, как ураган, и исчез, не оставив и следа. Я омерзителен. Очень.
Меня заставила оторвать взгляд от бокала с коньяком маленькая ручка, что медленно приземлилась мне на коленку. Я мысленно уже поставил свой любимый крестик на лицо незнакомца, но он безжизненно упал на холодный пол, позволив мне лицезреть довольное и немного нетрезвое лицо одноклассницы, с которой мы вместе учились в старшей школе и имели отвратительную привычку подшучивать над Джоз. Хотя глагол «подшучивать» здесь неуместен. Мы, словно одна коалиция, издевались над Джозефиной, как только могли. В том, что моя мать должна была выплатить огромную сумму денег в то время, виновата отчасти и эта одноклассница, что сидела сейчас передо мной. Во мне закипала злость и ненависть к ней. И с каждой минутой, которую я тратил, чтоб рассмотреть ее и изучить, словно под микроскопом, я начинал вспоминать, что во всей этой истории виноват не я один. Однако Шеннон Лето, как истинные джентльмен, вынужден был взять весь огонь на себя, что, собственно, я и сделал. Одарив одноклассницу презрительной улыбкой, я поднялся и подобрал затоптанный красный крест с пола, и наклеил ей на лицо, затем залпом опустошил свой бокал с коньяком. Со стороны смотрелось всё иначе: я недоуменно и надменно перевел взгляд обратно, якобы не обратив никакого внимания на все еще жизнерадостную одноклассницу, и выпил. По крайне мере, ей так показалось.
Однако спешу заметить, что жизнерадостное выражение лица моей давней знакомый кардинально отличалось от жизнерадостной Джозефины.
– Значит, так ты встречаешь своих старых друзей, Шеннон? – противно зазвенел немного прокуренный голос у меня над ухом и вскоре слился с громыхающей музыкой.
– Я никогда не считал тебя своим другом, Эйва, – я медленно скинул ее потную ладонь со своей коленки. Еще не хватало, чтоб на джинсах осталось пятно. Потом я поднялся и направился на ватных ногах к выходу, как вдруг ее рука успела ухватить меня за локоть.
– Подожди, Шеннон, – девчонка дернула меня сильно назад, отчего в голове сразу все помутнело, и дискотечные огни превратились в Северное Сияние, – давай поговорим!
– Хорошо, – согласился я, – только не здесь.