Три года спустя...
«После этого я научился думать»
Этой фразой заканчивается запись в моем дневнике, когда я еще имел привычку вести его в старшей школе. Скорее всего, это не дневник, а обычный блокнот, куда я записывал все самое необходимое, чтобы не забыть. В нем нет подробного описания, как я поступал с Джоз, в нем только обрывки фраз.
Начался новый учебный год, и Джаред попросил, чтоб я посидел в зрительном зале, когда он будет толкать речь перед первокурсниками. Я очень долго колебался, но потом его глубокие голубые молящие глазки смогли меня уговорить. И сейчас я сижу в актовом зале на самой галерке просто потому, что брату нужна моя поддержка, и просто потому, что мне и самому было интересно, о чем он будет говорить. С великим удовольствием я бы сейчас забросил ноги на впереди стоящий ряд, но думаю, девушка, что сидела передо мной, не была бы в истинном восторге, поэтому я молча молил, чтоб Джаред заканчивал со своей речью, после которой я собирался хорошенько прогуляться, чтоб проветрить мозги.
Так я и сделал...
Идя по тихой улице на работу, я смотрел себе под ноги и пинал попадающиеся камушки. Дул знакомый ветер, как в тот день, когда появилась Джоз в моей жизни. Она ворвалась в нее, как ураган, и также бесследно исчезла, оставив только черный и мрачный отпечаток в моей душе. Тот самый отпечаток, который часто именуется чувством вины. Меня не раз посещали мысли, что нужно найти Джозефину и вернуть ей то, что я украл. Украл счастливый последний год в школе.
В тот день я решил пойти дорогой, что вела через парк, потому что она была длиннее той, которой я хаживал раньше. Никогда бы не подумал, что судьба приготовит мне такой сюрприз. Словно по взмаху волшебной палочки мне навстречу шла Джозефина. Бурная радость зажгла мое сердце, и оно стало колотиться чаще, чем положено, что становилось трудно дышать, отчего мне пришлось большими порциями глотать свежий и немного океанской воздух.
Ее каштановые волосы уже успели отрасти, и они переливались в дневном солнечном свете, отдавая неким коньячным оттенком. Все те же худые ручки, которые держали бесформенную сумку на плече, откуда торчала буханка хлеба. Коротенькая юбка в клетку, превосходно оголявшая ее стройные ноги в белых гольфах, развевалась на ветру. И маленький красный бантик на шее, как раз в том месте, где я завязываю галстук. Она шла не спеша, внимательно разглядывая искусственную природу парка, но с каждым шагом расстояние между нами нещадно сокращалось, а мои ладони стали предательски потеть. Шеннон, вот он, шанс! Не упусти его!
Оставалось каких-то жалких два шага, и я мог бы уже протянуть руку и коснуться ее плеча, убеждаясь, что у меня не галлюцинация, и я нормальный, здравомыслящий человек. Но я не успел, она остановилась, словно увидела что-то ужасающее за моей спиной, и в глазах застыл страх. Она боится меня?
– Джозефина, – начал я говорить, – это я Шеннон! – я схватил ее больно за локоть, не рассчитав свои силы, – помнишь меня? Мы учились с тобой в одном классе?
Но в ту же секунду она тряхнула головой, вытирая нахлынувшие от неожиданности слезы, и, вырвавшись из моих цепких рук, рванула так быстро, словно за ней гналась собака. Не думая и секунды, я кинулся за ней вдогонку, крича на весь парк ее имя и призывая ее остановиться. Пока бежал, я отвесил себе мысленно звонкую пощечину. Критин, она же не слышит тебя! Тогда я прибавил силы и схватил маленькую Джоз на мосту, отчего ее сумка упала на асфальт, а буханка хлеба вылетела на мокрую от недавнего дождя траву.
Она смотрела на меня ошарашенными глазами, а я, пытаясь отдышаться, выпустил ее из своих объятий, в которые она попала секундой назад. Кажется, мы оба были парализованы. Я жадно поглощал ее своим взглядом, пытаясь понять, сильно ли она изменилась, как вдруг, я взглядом наткнулся на упавшую сумку. Я быстро метнулся к ней, попутно собирая все вещи, что вылетели из нее, и, конечно же, хлеб. Боже, Джозефина, прости меня, я куплю тебе еще одну буханку! Обещаю!
Отдав сумку ей, я встал напротив Джоз, нервно проводя по волосам и взъерошивая их. Давай, Шеннон! Сейчас или никогда! Внимательно смотрю в глаза Джоз. Сейчас она смотрела на меня испытующи, а я, чем дольше вглядывался, тем быстрее тонул в их глубине, где скрывалась искренняя ее доброта и наивность. Я встряхнул головой и достал кусочек бумаги из заднего кармана своих джинс, а ручку – из кармана белой рубашки. Как только я щелкнул ей, чтоб написать заветные слова, как Джоз легонько коснулась мой руки, и я тут же перевел взгляд на девушку. Она крутила пальцами, попутно проговаривая молча слова.
– Да-да! – закивал я, – я знаю язык жестов! – она тут же улыбнулась в ответ, а я продолжил, – Джозефина, я долго ждал того момента, когда ты, – я указал на нее, – и я, – показал на себя, – сможем снова встретиться.
«Я тоже рада тебя видеть», – рада? После всего того, что я сделал ей.
– Раньше я не понимал, почему ненавидел тебя, – продолжал я, – а сейчас я знаю почему. Все было бы проще, если бы мы слышали голос своего собеседника, потому что он может сказать нам о многом. Если бы я слышал твой голос, много можно было бы избежать. Только сейчас я понимаю тот самый жест, который я всегда видел. Ты, – я показал на нее указательным пальцем, – я, – показал большим пальцем на себя, – можем быть друзьями, – я сцепил руки в замочек у себя груди.
И замер. Замер в ожидание чуда. Как же она отреагирует на мое предложение? Помню, я в тот роковой день, когда она предлагала мне дружить, выкинул ее тетрадь в озеро. Сейчас я готов получить обжигающую пощечину. Готов получить и принять любое ее немое слово. Однако в ответ я видел счастливое лицо, ее худенькая ручка схватила меня за кисть, в знак рукопожатия, и я понял. Она согласна. Она согласна дружить со мной. Но...
У меня в сумке лежит та самая тетрадка...
...Одним летним днем, когда я еще учился в школе, меня побили на школьном дворе Морис с Карлом. Тогда я угодил в тот же самый пруд. Промокнув до нитки, я нащупал под собой ту самую тетрадь. Любопытство пожирало меня с головой, поэтому сидя в пруду, я начал листать ее. Конечно, некоторые записи смылись водой, но были и те, что писались маркером, поэтому я ужаснулся их формулировкой, а если быть точнее, то их количеством.
На каждой странице было написано: «I'm sorry», «I'm sorry», «I'm sorry», «I'm sorry», «I'm sorry», «I'm sorry», «I'm sorry»... Джоз чувствовала себя виноватой перед всеми и во всем. В точности, как я сейчас себя...
Я осторожно вытащил тетрадь из сумки и протянул ее Джоз, которая тут же взяла ее и стала листать.
– Не надо этого делать, – покачал я головой, а она посмотрела на меня, потому что я положил свою руку на покореженные листки бумаги, – не стоит ворошить прошлое. Я предлагаю начать все с чистого листа, то есть, заново.
«Но она дорога мне...»
Внезапно я перевел взгляд чуть выше ее головы, где стояла высокая женщина с белокурыми волосами. Она держала зонтик в руках и с нескрываемой ненавистью вглядывалась в меня. Я тут же ее узнал. Это была мать Джозефины. Я нервно сглотнул, почувствовав, как меня сильно бросило в жар, хотя погода была прохладной, несмотря на то, что светила огненная звезда.
– Ты тот самый Шеннон Лето, который задирал Джозефину в школе, – я мельком взглянул на девочку, с которой успел подружиться.
– Сейчас я появился не для того, чтоб ее обижать, – чувствую себя малолетним мальчиком.
– Что это? – женщина взяла из рук Джоз нашу тетрадку и, полистав ее, кинула в воду через мост, добавив, – ты специально напоминаешь моей дочере о ее прошлом?!
Но я ее уже не слышал, потому что Джозефина подлетела к ограждению и, не устояв на ногах, перевесилась через нее, а через пару секунд девочка уже летела вводу. Недолго думая, я скинул свою любимую рубашку, оторвав все пуговицы на ней, которые, как бусины, с рассыпающимся звуком полетели на асфальт, и прыгнул за ней. Но искусственный пруд не так глубок, как я ожидал. Джозефина вынырнула, и начала искать эту тетрадку. Утки, что плавали на водной глади, тут же разлетелись, размахивая своими крыльями.
Как и в прошлый раз, я нашел тетрадку первым и, коснувшись плеча девочки, отдал ее ей. Она выглядела так незабываемо. Ее намокшие волосы хаотично спадали ей на плечи. Множество капель воды, текли по ее гладкой молодой коже, словно тающие льдинки на деревянном столе. Я мельком перевел гневный взгляд на мост, где стояла ошарашенная мамаша, как вдруг Джоз коснулась моего плеча, и я посмотрел на нее.
«Спасибо» – она мило склонила голову набок, прижимая тетрадку к груди.
– Эта тетрадь, пока она цела, будет напоминать мне всегда о моих ошибках, которые я совершил. И с каждым днем я буду стараться исправить их, – она смотрела на меня с каким-то недоверчивым видом, а я в сотый раз пожалел, почему не научился еще читать душу собеседника по глазам. – Я хочу вернуть тебе счастливый год, что украл у тебя в школе!
***
Мы сидели на мосту, греясь на солнце, а ее мама пристально наблюдала за нами. Я держал в руках свою рубашку и собирал пуговицы с асфальта, искренне надеясь, что мама пришьет их мне снова, а Джозефина выжимала воду из своих волос.
– Может, наденешь? – я протянул ей свою сухую рубашку, попутно оглядывая, как намокшая ткань ее белой блузки прилипает к телу, очерчивая красиво ее достоинства, – а то простудишься.
«Я высохну на солнце», – она вновь улыбнулась мне, а я, не зная, о чем говорить дальше, вспомнил о буханке хлеба, что вновь лежала в ее сумке.
– Я куплю тебе новую буханку, – указываю головой на хлеб.
«Ничего страшного», – она достала ее из сумки и, отломив кусочек, протянула его мне, а потом, поймав мой недопонимающий взгляд, поспешила объяснить, – «каждый четверг я прихожу на этот мост, чтоб покормить уток», – она перевела взгляд с меня на крякающих уток, которые, к слову сказать, были приличны уже накормлены, – «но иногда кормлю и рыб».
– Зачем? – рисую в воздухе вопросительный знак.
«Для того, чтобы чувствовать себя хоть кому-нибудь нужной».
Я не успел что-то ответить, потому что вновь появилась ее мать. Она взяла Джоз за руку, попутно протягивая ей свитер, что лежал в машине.
– Как бы ты не старался, но тебе ни за что не вернуть прошлое. А следовательно, тебе не вернуть украденный счастливый год, – она сказала это так, что мое сердце сжалось от безысходности. Отчасти она была права. Повернуть время вспять никогда и никому не удавалось, но я попробую.
Уходя от меня, Джозефина обернулась и показала мне два пальца (указательный и средний одновременно), которые больше напоминают уши зайчика. Что? Увидимся снова? Джоз, неужто ты хочешь видеть меня после всего, что я сделал?!
Когда их силуэты садятся в машине, а сама старая иномарка скрывается за углом, я бью себя по лбу! Черт возьми, я опоздал на работу! Каждый день после универа я подрабатывал на разных работах. И как вы уже успели догадаться, еще ни на одной я не за держался слишком долго. А на последнюю работу меня устроил Джаред. И я никак не мог его подвести, потому что иначе я наплюю на чувства своего родного брата.
Со всех ног я кинулся бежать. Господи, почему же я такой неудачник, к тому же еще и с большой буквы!
***
– Родной, иди ужинать!
Мамин голос отдавался мелодичной музыкой у меня в подсознании, а я лежал у себя на кровати, глупо вглядываясь в беленький потолок, который, если бы его перекрасили, я бы, наверно, скучал. Безумно скучал. Совсем не заметил, как ко мне в комнату вошел Джаред и начал что-то искать в ящике моего стола.
– Твой стол у окна, ты не забыл? – намекнул я брату, чтоб он не рылся в моих вещах.
– Где та тетрадка? – Джаред встал над моей кроватью, поставив руки в боки, а я решил сыграть в дурака.
– Какая еще тетрадка? – снизу вновь послышался звонкий голос матери.
– Тетрадь, Шеннон! Та самая, которую ты берег до этого дня, где она? – Джаред смотрел на меня с неким беспокойством, а я молчал; думал, говорить брату или нет, – ты ее выкинул?! – ужасается брат, и снова мамин голос с первого этажа, который, собственно, и спасает меня от брата.
– Я пошел, – я вышел в коридор, а вслед за мной выбежал Джаред, попутно напоминая мне.
– Сегодня ночью ты выгружаешь контейнеры для продуктового магазина, не забудь об этом!
Я молча спустился вниз. Как же тут забудешь! Когда я поставил перед собой две цели в жизни: вернуть счастливый год Джозефине и деньги матери, которые она заплатила за слуховые аппараты три года назад. После чего, я смогу спокойно вздохнуть и дышать полной грудью. Скажу даже больше, к одной из целей я уже близок! И я искренне надеюсь, что увижу счастливую улыбку своей матери!
