Другая сторона

      Наступила весна и принесла с собой какую-то истерию. И не нужно было быть умнее и сообразительнее меня, чтобы это понять. С ума сходили не только ученики, но и учителя, и воспитатели… Все. Мне казалось, что я единственный, кто к этой истерии пока не имеет никакого отношения. На носу у выпускников были экзамены, какой-то тест, который никто в серьез не принимал, отсюда истерики у учителей, но почему так нервно ведут себя воспитанники и воспитатели…       - Знаешь, Зеркальщик, - Вол даже слез с турника, на котором потягивался, когда я спросил его об этом, - конец года ведь.       Я посмотрел на него сердито, от кого я увиливаний не ожидал, так это от него, а тут нате вам!       - Многие разъедутся, - пояснил Вол. – На второй год не оставят.       Моя воинственность тут же сошла на нет, поскольку я понял, о чем толкует Вол. Из спортивного зала, где в среду после уроков занималась спортивная секция, я выезжал весь в своих мыслях и думах. А ведь действительно, было над чем задуматься. Например о Мелком или Крючке. Потому что, чудится мне, выпуск их не особо обрадует – у них не было дома, куда им стоило бы возвращаться, а место, куда их могли бы отправить, никогда не заменит это. Может быть, и были места, откуда можно было бы уходить на другую сторону, да только вряд ли кому-нибудь могло бы так повести, что они бы их отыскали. Я поймал себя на жалости и сердито стукнул кулаком по колену, оно отозвалось на прикосновение болью, от этого я рассердился еще сильнее. Честное слово, зачем надо было так издеваться? Я всегда думал, что лучше бы вообще не чувствовать ног, чем просто не мочь ими двигать. Я остановился в холе, полупустом сейчас, и посмотрел в висевшее на стене зеркало. Тут же краем глаза уловил движение – кто-то скрылся на лестнице.       - Прячешься? – поинтересовался я у Зеркальщика. – Тебе-то никуда уезжать не надо, верно ведь?       Я некоторое время все еще пялился в зеркало, но он опять не появился. Впрочем, глупо было надеяться, что Зеркальный дух это сделает, он никогда это не делал. Он давал заметить себя лишь единожды в одном и том же зеркале, и два раза за один он передо мной не мелькал. Я отвернулся и тут же наткнулся на обеспокоенное лицо вахтерши. Она выглядывала из-за своей конторки, за которой телевизор признавался кому-то в любви, сквозь свои толстые очки на меня с таким подозрением и удивлением, что я не сомневался, что стал в ее глазах психом. Заметив, что я на нее смотрю, она поманила меня пальцем. Я подумал и все-таки подъехал к ней поближе.       - С кем ты разговаривал, мальчик? – вкрадчиво поинтересовалась женщина. Она напоминала мне жабу – такая же толстая, языкастая и лупоглазая, разве что не зеленая.       - С зеркалом, - честно ответил я.       Она кивнула, а мне вдруг жутко захотелось пошутить над ней в стиле Мелкого, что я ляпнул, прежде, чем еще раз обдумал это мимолетное желание:       - Точнее с тем, кто там постоянно прячется.       Развернулся и поехал прочь, чувствуя какое-то едкое удовольствие и практически ужас от того, что я это сделал. Ни в какое другое время мне бы и в голову не пришло так издеваться над этой женщиной. Я даже подумал, что общение с Мелким не идет мне на пользу. Что там подумала про меня вахтерша, я уж не знаю, но уверен, негодовала она долго и яростно, поскольку вечером в спальню завалился Шестьдесят Седьмой и сказал, что если я и дальше буду обижать почетных старушек, то одним лишь выговором я не отделаюсь.       Мелкий пришел в восторг, но я не стал ничего ему рассказывать. Если говорить А, то надо сказать и Б, а тайна зеркал была моей и Зеркальщика, даже Психологу в ней не нашлось места, даже Мелкому, как бы мне не было за это совестно. Впрочем, мои выходки мало кого интересовали, Мелкого, может, Аса да и Вола, который с удивлением спросил меня, чего это я начал бедокурить, поэтому долго на меня не наседали и скоро отвалили. Я перелистывал весенний выпуск «Вестника» за прошлый год и пытался найти что-нибудь необычное, что-то более необычное, чем могло бы быть, что я раньше по своему незнанию мог бы пропустить и не заметить. Весенний выпуск интернетовской газеты, последний перед выпуском, в ней-то обязательно должна была отразиться общая истерия. Однако… Ни слова о выпуске, ни намека, а может быть, это я еще не очень разбирался во всем, хотя, казалось бы, давно должен был понять. И вот, когда я уже отчаялся что-то найти, на глаза мне попался полупустой последний листок, на котором было напечатано:       «ВНИМАНИЕ! В этом году выпуск произойдет на пару недель раньше!»       Это была единственная заметка о выпуске, которую я нашел. Как я мог ее пропустить? Впрочем, на последних страницах печатались здешние «сказки» (это сейчас мне было понятно, что они рассказывали о другой стороне). У меня перед глазами была такая подсказка, а я ее пролистывал! Наверное, я действительно дурак, прав Вол), я их не особо жаловал. Я полистал еще, но больше ничего не видел. Я даже проверил летний выпуск, но ни слова о прошедшем выпуске в нем не нашел.       Интересно, а почему прошлый выпуск проводился на несколько недель раньше? Насколько мне было известно, он всегда проходил в начале июня. Надо было всего лишь спросить об этом у кого-то, но я боялся. Мне не хотелось упоминать выпуск перед Мелким, или Крючком, или Черным. Может быть, я и поступал глупо, но для меня это было в порядке вещей. Надо было поговорить с Волом, но он мог сказать, чтобы я пораскинул мозгами. Можно было спросить Крота, но он мог бы отгородиться от меня и от нежеланной темы книжкой и притвориться не только слепым, но и глухим. Я вспомнил, как Ас мне когда-то поведал о другой стороне, и решил, что спросить у него будет лучшим выходом. Я дождался, когда он решит поехать в ванну принимать душ и поплелся за ним.       Надо сказать, что после случая с водяным, я не очень жалую это место, но что делать?       - Ас, - сказал я. Он повернулся ко мне удивленный.       - Что, Зеркальщик?       Я указал ему на заметку в журнале и тихо, чтобы не было слышно из комнаты, спросил:       - Почему выпуск в прошлом году прошел раньше назначенного срока?       Ас помрачнел, это было видно сразу, плечи его напряглись, он вцепился пальцами в подлокотник своего кресла и отвел взгляд. Я сразу понял, что затронул какую-то не ту тему, но она уже прозвучала, поэтому отступать было некуда, и я терпеливо ждал.       - Зеркальщик, - сказал Ас таким тоном, что я даже испугался. Я никогда не слышал в его голосе столько холода, что по спине у меня пробежали мурашки. – Зеркальщик, - повторил он, - на это была причина, насколько ты можешь сам судить весьма серьезная. А теперь подумай, почему столь важная тема не попала в газеты?       Во рту у меня пересохло. Это было очередное табу, как то, в котором запрещалось (негласно, конечно, но не менее строго) помогать новичкам понимать мир другой стороны. Не только эта тема была у них под запретом, но и прошлый выпуск, но почему?       Я молча развернулся и уехал. Думаю, Ас оценил этот жест, хотя даже не посмотрел мне вслед, Потом всю ночь я не мог уснуть. Я все думал, что же такого ужасного могло произойти, что об этом стараются не вспоминать. Это было жутковато, поскольку я понимал, что никто заранее не сговаривался помалкивать в тряпочку, все молчали, потому что… Почему? Боялись? Я согласен, тут есть, чего испугаться. Но все же? Уважали? Кого? Того, кто не хотел, чтобы о нем вспоминали? Да что, черт возьми, случилось прошлым летом? Даже Ас не стал со мной об этом говорить, стоит ли спрашивать у Мелкого? Стоит ли будоражить Крючка и припирать к стенке Крота? Стоит ли вообще об этом что-то узнавать? Ведь, как говориться, меньше знаешь, крепче спишь.       Через час пришло озарение, что Шестьдесят Седьмой наверняка знает, знает директор, знают многие из обслуживающего персонала. Самому кататься и спрашивать у них нет смысла, но ведь у меня есть Психолог! Не составит труда попросить его узнать у коллег о прошлом выпуске. Я криво усмехнулся. У меня есть свои источники. Под эти «веселые» мысли я задремал.       Проснулся я от того, что Крючок надрывно всхлипывал у меня над головой и громко звал Мелкого, заходясь в приступе начинающейся истерики, а еще с середины комнаты раздавались настолько страшные звуки, что я просто подскочил в кровати, очумело вертя головой. Вспыхнул свет, я на мгновение ослеп, но уже в следующее мгновение мог оглядеться. Все столпились возле Мелкого. Те страшные звуки шли от его кровати. Я ничего не мог различить за спинами соседей по комнате, я только видел сброшенное на пол одеяло Мелкого, по которому топтались ноги. И свисающую с кровати простыню. Мелкий всегда умудрялся так наворчится за ночь, что на утро она постоянно оказывалась на полу. Хоть пришивай ее, честное слово!       Мелкий задыхался.       Рыба еще только когда это все началось, куда-то убежал из комнаты. Должно быть, поспешил за помощью. «Почему он? – подумал я. – Немой вестник. Это не смешно!»       - Голову держите ему. – Я никогда не слышал в голосе Крота столько уверенности и власти. Черный без возражений выполнил его приказ. Мне даже стало непонятно, кто тут кого считает вожаком. А может, это у них в порядке вещей, на одну ночь или день меняться ролями? Скелет метался от тумбочки с охапками каких-то таблеток, бутылочек и ингаляторов. Он стаскивал все, что только мог найти, нужное и ненужное. Лекарств в седьмой всегда было много, как и в других спальнях, разве что только не у мелких. Лазарет обильно снабжал всех парацетамолом, анальгином, парашками против гриппа и простуды, спреями для больного горла, горчичниками, разными мазями, витаминками, кальцием глюконатом, активированным углем, каплями в нос, бинтами, зеленкой и йодом, даже кислородными масками, не говоря уже о шоколадках гемоглобин, которые никто никогда не ел.       Пока я сидел с открытым ртом, в шоке, не понимая толком, что происходит, все уже успело кончиться. Внезапно задыхающиеся стоны Мелкого стихли, прекратились, словно кто-то выключил звук, и у меня по коже пробежало столько мурашек, что я мелко затрясся, но уже в следующую секунду Мелкий сделал шумный, глубокий вздох, закашлялся а потом громко задышал, чуть постанывая. Напряжение с присутствующих спадало, только Крючок продолжал заливаться слезами. Видя, что Черный слишком занят сейчас, к нему поспешил Крот, залез к Крючку на кровать, обнял за плечи и начал гладить его по голове, которой тот уткнулся ему в плечо, приговаривая:       - Ведь все обошлось…       Что обошлось? Я перевел взгляд на Мелкого. Теперь, когда напряжение было снято и все немного отошли от него («Отойдите, дайте воздух!» - сказал Ас), я мог разглядеть Мелкого. Он был кошмарно бледным. До синевы. Я никогда его таким не видел. Глаза закрыты, на лбу пот, посиневшие губы с хрипом хватают воздух, который врывается в открытую форточку, на щеках следы слез, ресницы дрожат, грудь вздымается часто, в такт хриплому дыханию. Нервно, резко.       Я подался вперед и свалился на матрас, расстеленный под моей кроватью. Пока я выпутывался из одеяла, глядя на Мелкого, что лежит в полуметре от меня, в комнату ворвались Рыба с Шестьдесят Седьмым. Воспитатель явно был выдернут из постели – из одежды на нем были только наспех натянутые штаны да белая майка, он прибежал босиком. Он не стал ничего спрашивать, просто подхватил Мелкого на руки (голова безвольно мотнулась в сторону) и выбежал с ним прочь. За ним понеслись остальные. Никто не обратил на меня внимания, никто не подумал о плачущем Крючке и успокаивающим его Кроте. Остался только Вол. И не потому, что ему было наплевать на Мелкого. Он остался, потому что кто-то должен был выпутать меня из одеяла, кто-то должен был убедить Крючка прекратить истерику, кто-то должен был провести Крота по коридорам до лазарета.       - Он… он… - я ничего больше не мог сказать, я дрожал, пока Вол выпутывал мои ноги.       - Задыхался, - сказал Вол. – Осенью обошлось, но мы все равно знали, что этого не избежать. Никогда не готовы вовремя.       - О-осенью? – переспросил я, карабкаясь на коляску. Руки так дрожали, что я грозился упасть.       - Ты тугодум, Зеркальщик, - без злобы сказал Вол, придерживая меня под локоть, - но не дурак ведь. Одного взгляда на Мелкого достаточно, чтобы понять, что он просто не может быть здоровым, как бык. Стоит ему заболеть, получить насморк, не дай бог простудить легкие…       Меня заколотило сильнее, но я все-таки сел в коляску не без помощи Вола, конечно. Мелкий не любил улицу, и мне стало понятно, почему.       - Его не удержишь в лазарете, ни за что, - продолжил Вол, подъезжая к Крючку. – Идем, - сказал он ему. – Мелкий обидится, если мы не навестим его в лазарете.       Я никогда еще не слышал, чтобы Вол брался успокаивать Крючка. Мне всегда казалось, что Вол относится к нему с презрительным пренебрежением, но теперь, услышав в его голосе столько тепла, сколько, наверное, не слышал от него никто другой, я был готов пересмотреть свои взгляды. Крючок рева не прекратил, руки из пальцев Крота не выпустил, но слез с кровати и потопал за нами в коридор. Вол же все его подбадривал. На свой манер, но, как ни странно, это помогало:       - Крот же ничего не видит, Крючок, - укоризненно говорил он. – Перестань реветь и помоги ему, мужик ты или нет?       Крючок всхлипывал, рыдал, спотыкался, но честно вел Крота вперед, срывающимся голосом предупреждая его о ступеньках, порогах и дверях. Думаю, в хорошо освещенных помещениях, Крот их и сам видел, но для Крючка это было важно, ведь ему дали ответственное задание, а к чему Крючок всегда подходил ответственно, так это к ответственным заданиям.       Они толпились у запертой двери в лазарет, молчаливые и хмурые. Мы тихонько пристроились рядом, не сказав ни словa. Все, кроме колясочников, расселись на полу. Мы молчали, даже Крючок вскоре перестал всхлипывать. Двери не открывались. Вскоре к лазарету подтянулись еще несколько человек. Видимо топот ног ночью по коридору разбудил всех. Первой примчалась Скрипка. Не знаю, как она узнала, хотя, возможно, в столь опасной ситуации Гобой все-таки смог пробиться через заслон вахтерши на женский этаж. Потом появился Смерть с всегда сопровождающим его, куда бы он ни шел, Котом. Они кивнули нам и встали чуть поодаль у окна. Потом в коридор застенчиво вошла парочка малолеток из четвертой. С ними у Мелкого были дела. Эти тоже, кажется, собирали всякие вещички с другой стороны, Мелкий с ними то на одно, то на другое менялся. Я присмотрелся к ним и понял, что эти еще большее повернуты на своем хобби, чем Мелкий. Если у Мелкого хлама и было много, то он хранил их в специальных коробочках, а не навешивал на себя, так, что под всякими висюльками, браслетами и значками одежды было не видно. Эти двое явно чувствовали себя не в своей тарелке, шептались о чем-то в сторонке. Прогонять их никто не стал. Один из малолеток тот, что на вид покрепче, поискал глазами и, явно решив, что самый безобидный из нас – это Крот, подошел к нему.       - Вы ведь из седьмой? – тихо спросил он. Крот удивленно на него посмотрел, близоруко щурясь. Мальчик вытащил что-то из кармана и протянул Кроту.       - Передайте это Мелкому, - попросили его. – Это поможет, честно-честно.       Крот принял что-то у мальчишки из рук, и оба быстро из коридора ретировались. Встал Черный, подошел к Кроту и попросил:       - Покажи-ка.       Крот рассеяно раскрыл кулак, я подался вперед, чтобы разглядеть, что лежит на его ладони. Это был маленький амулет – какой-то прозрачный камешек с красноватыми вкраплениями с небольшой дырочкой, в которую был проденут простой кожаный шнурок. Вещь с другой стороны? Должно быть, это имело какое-то значение для Мелкого или для того мальчишки, что он думал, что это может помочь. Впрочем, я не стал сомневаться в возможной эффективности этого амулета. О, тут может быть все, что угодно. Даже в волшебство бы я поверил, если бы это помогло Мелкому.       - Я ему отдам, - сказал Черный, и Крот послушно отдал подарок ему.       Мы прождали еще пол часа, когда двери лазарета открылись, и вышел Шестьдесят Седьмой. На него уставились с таким упорством, что он не мог не сказать:       - С ним все хорошо, а теперь идите по спальням, живо!       Он пошел прочь, но мы не сдвинулись с места. Что самое удивительное, Шестьдесят Седьмой не стал останавливаться и орать на нас, заставляя убираться из лазареторского коридора, он будто бы и не заметил, что за ним никто не пошел. Двери лазарета подергали, но они оказались закрыты. Тогда мы сели и стали ждать.       Крючок, утомленный сей длинной и полной событий ночю, уснул в кресле, положив голову на плечо Скрипке. Если кто-то переговаривался, то шепотом, как Смерть с Черным в углу. Я пристроился возле Вола с Котом. Сначала они соревновались в армрестлинг, несколько раз победил Кот, но у Вола было больше преимуществ – он всегда больше уделял времени именно мускулатуре рук. Они и меня хотели к этому подключить, но я отказался. Не потому, что я не умею и не люблю проигрывать, я просто жутко устал и перенервничал. Пару раз я умудрялся задремать, но что-то постоянно мешало мне уснуть окончательно, хотя в коридоре стояла удивительная тишина. Маясь я объездил его вдоль и поперек, шарахнулся от фигуры Зеркальщика в окне, который почему-то именно сегодня решил предстать передо мной собственной моей персоной с размытым, словно пастелью, лицом. Зеркальщик не спешил покидать проем окна, которое работало практически как зеркало – снаружи было темно, а в коридоре было зажжено несколько ламп. Тогда я подъехал поближе, прошептав:       - Окажи услугу, а?       Но Зеркальщик или не хотел или не мог показать мне Мелкого. Я уехал к нашим и как раз вовремя, чтобы застать Психолога. На него уставились выжидающе. Я тоже.       - Всю ночь тут торчать будите? – удивленно спросил он. – С вашим соседом все в порядке. По-тому, как он громко и настойчиво требовал себе компанию, можно сказать, что он вполне оклемался.       Все вздохнули, только я, знавший Психолога и все его интонации уже достаточно давно, понял, что все далеко не так радужно, как он пытается показать. Однако он не стал бы обманывать. По крайней мере уже жизни Мелкого вряд ли что-то угрожало. Разве что он сам.       - Вас туда не пустят сейчас, - продолжал Психолог.       Видимо его прислали к нам на переговоры, убеждать вернуться в спальню. Но раз уж Шестьдесят Седьмому этого не удалось (хотя он и не особо пытался).       - Посещения с восьми утра, уж не будете ли вы… - Психолог замолчал, отлично поняв, что будем. – Ну ладно, - сказал он, посмотрел на меня и скрылся за дверью.       В какой-то момент мне даже показалось, что он войдет в наше положение и проведет нас к Мелкому, но у Психолога тоже были свои обязанности и, чтобы сохранить место работы, ему стоило их соблюдать. Я бы не стал его в этом упрекать.       За ночь Рыба, Гобой, Скелет и Скрипка успели по три раза сбегать в комнату и притащить оттуда чайник, чашки и кофе. Три раза приходилось бегать, чтобы три раза вскипятить чайник.       Я не знаю, как мы дождались утра. Дверь нам отворила хмурая медсестра и ворчливо попросила не шуметь, пропустив нас в лазарет. Я отметил, что Смерть с Котом держаться позади, а, когда мы вошли в палату, где лежал Мелкий, то вообще остались в коридоре. Я и раньше замечал, что есть какие-то порядки вроде того, что комнаты обедают в столовой исключительно за своими столами, сидят в актовом зале на своих местах, ездят на осмотр только в составе своей комнаты. Но все это было продиктовано дирекцией, а не воспитанниками. Теперь же я столкнулся с некой субординацией воочию. Смерть с Котом были из другой комнаты, хоть и друзьями Мелкого. Прежде всего Смерть присутствовал тут, поскольку Мелкий часто посещал его сходки в ночь с субботы на воскресенье. Наверное, не имей Смерть с Мелким никаких подобных дел, его тут сегодня вообще не было бы.       Мелкий в наше появление не спал и выглядел куда лучше всех нас, проведших ночь в коридоре. Бессонную ночь. Мелкий улыбался во все тридцать два зуба, и не скажешь, что ночью он чуть не задохнулся.       Девять человек в одной маленькой палате и так едва помещались, поэтому пришлось оставлять коляски в коридоре. Ас резво стек со своей и быстро прополз в палату, забравшись на кровать рядом с Мелким. Вол передвигался на руках, жутко напоминая при этом гориллу. Я тоже слез и хотел было ползти в палату, но надо мной сжалились и усадили меня на стульчик в уголке.       - Паршиво выглядите, - самодовольно и хрипло заявил Мелкий.       - Зато ты бодричком, - Черный потрепал его по короткому ежику волос и протянул Мелкому амулет. – Это тебе.       Мелкий недоверчиво принял подарок, но когда лучше его рассмотрел, у него глаза на лоб полезли.       - Это же Слезы Феникса!       - Кого? – удивился я из своего уголочка.       Мелкий снисходительно посмотрел на меня и улыбнулся, деловым тоном сказав:       - Не понимай все в буквальном смысле, Зеркальщик. Так просто камень называется. Он водится только на другой стороне, я весь двор, помнится, как-то обшарил, но ни одного так и не нашел.       И он с удовольствием надел амулет на шею. В палате говорили обо всем, но только не о ночном инциденте с задыханием. Я никак не мог взять в толк, почему же они делают вид, что ничего не произошло? Они не говорили об этом все в равной степени, что Мелкий, что остальные. Я, конечно, понимал, что неприятно о подобном вспоминать, но, когда на простой вопрос: «Как ты себя чувствуешь?», Рыба со всей дури заехал мне локтем по ребрам, я перестал понимать их мотивацию окончательно.       Мелкий жаловался и ныл, что лазарет ему не нравиться. По его словам, тут витал могильный дух, кровати представляли собой гробы, а медсестры были плачами со скальпелями в руках. Он заявил, что надолго тут не задержится, и я безоговорочно ему поверил.       В девять явился Шестьдесят Седьмой и прогнал нас всех на уроки, заявив, что освобождение от оных только у Мелкого.

***

      Мелкий ответственно подошел к исполнению своего обещания надолго в лазарете не задерживаться. Пролежав там два дня, он сбежал в спальню. Через два часа его спохватились и вернули обратно, но к ночи он опять оказался у нас. Мелкому сделали строгий выговор и заперли в палате, уж не знаю как, но он и оттуда умудрился сбежать. В четвертый раз явился без коляски, и стало ясно, что пришел он с другой стороны. Казалось бы, мед персоналу на этом стоит прекратить попытки запереть Мелкого, но они как бараны продолжали ударяться лбами о запертые ворота. К выходным, когда вся спальня снова отправилась к Мелкому в лазарет, поскольку оттуда он не стремился сбежать только если с ним была хорошая компания, я решил прогуляться. Может быть, Мелкий и сочтет это оскорблением, что я не явлюсь к нему вовремя, но мне надо было сделать одно дело.       Мартовская погода совершенно не радовала. Можно было подумать, что продолжается зима, хоть снег был уже не такой пушистый и белый, скорее он напоминал комья грязной ваты. На дорогах уже появились черные межи, а в особо теплые деньки с крыши интерната весело капала капель. Сегодня шел мокрый снег. Я поплотнее завернулся в куртку и выехал во двор. Дорожки достаточно оттаяли и были достаточно хорошо выровнены дворниками, чтобы по ним могла проехать коляска, не заваливаясь на бок и не застревая в сугробах. Дул прохладный ветер, и куда бы я не повернулся, обязательно дул мне в лицо.       Я обогнул главный корпус и заехал за четырехэтажный, туда, где располагалась футбольная площадка. Как и следовало ожидать, двор был совершенно пуст. Я проехался по нему, взад-вперед и двинулся в сторону лазарета, сам не подозревая, что повторяю давнейший еще осенний маршрут, который привел меня к странному разговору. Смешно, но я до сих пор не узнал голоса, который тогда показался мне смутно знакомым, впрочем, меня это не особенно и волновало. Я достал телефон и начал пролистывать контакты, потом попытался дозвониться отцу, но он трубку не брал. Помаявшись, я решил-таки позвонить матери, хотя это было не совсем желательно. Лучше бы я с отцом поговорил, а мама тут же расстроится. В отличии от папы, она взяла трубку совсем скоро. Некоторое время мы говорили о моем самочувствии, а потом я все-таки решился сказать:       - Мам, скажи отцу, что меня не надо забирать на эти выходные.       Сказал и затаил дыхание, зная, какую бурю понесет за собой это заявление. Мать, конечно же, разразилась триадой, которую я слушал с кислой миной. Когда поток ее слов немного поиссяк, я все-таки смог вставить слово и объяснить ей причину моего нежелания ехать домой. Я сказал ей правду, рассказал о Мелком, и о том, что я сам себя не прощу, если брошу его одного. Конечно, я понимал, что Мелкий один не будет, вся седьмая готова была составлять ему компанию, даже Скелет, который редко кому хотел составлять компании. Я просто не мог уехать, по крайней мере, на этой неделе. Я просто это чувствовал, а еще Зеркальщик подкидывал масла в огонь, пялясь на меня тяжелым взглядом из окон и зеркал. Он тоже чего-то ждал и тоже чего-то хотел. Но проблемы Зеркальщика меня сейчас интересовали в последнюю очередь. Ведь в ночь с субботы на воскресенье я должен был помочь Мелкому попасть на сходку экзорцистов. Это стало нашей традицией, конечно, когда я не уезжал домой.       Я не надеялся, что мать поймет, но она внезапно сказала, что не против. В конце концов, скоро кончится год, и я на все лето вернусь домой. Когда я с ней попрощался и положил трубку, я уже был у пожарного входа в лазарет, а поскольку он почему-то был не заперт, я в него проехал.              Когда я приехал к Мелкому, наши уже успели уйти на обед, оставив недовольного соседа одного. Однако он мне обрадовался, ничем не выдав, что обижен, что утреннюю вахту я с остальными не вынес. Видимо для Мелкого было важнее, что ради него я прогуливаю обед. Овсянку, которую давали в лазарете всем подряд, поскольку полезная, он есть не стал, зато тут же прикончил булку с чаем и мои конфеты, которые я преподнес ему, чтобы быстрее выздоравливал. Овсянку съел я.       - Что, опять сбежишь сегодня? – спросил его я, когда Мелкий наконец закончил жевать.       - Как получится, - подмигнув, ответил он мне. – Дверь-то, заперта.       Я призадумался. А ведь действительно, как Мелкий, находясь в статусе случайного, так часто стал выбираться на другую сторону? Я его об этом спросил, и Мелкий приобрел вид весьма странный.       - Ненавижу лазарет, Зеркальщик, - сказал он. – Знаешь, есть такие места, где физически не можешь находиться. Так вот, у меня - это лазарет. И он меня, наверное, тоже не любит, поскольку, находясь здесь, я так часто оказываюсь зашвыриваемым на другую сторону, что давно бы мне пора было сдохнуть.       Я не понял, и Мелкий любезно решил мне объяснить:       - Ты же знаешь, Зеркальщик, что лазарет построили гораздо позже, чем все остальное здание? Но ты знаешь, что на другой стороне лазарет тоже есть.       - И что из этого?       - А то, что нежить в «том» лазарете, совершенно не похожа на ту, которая шляется по коридорам старых корпусов. Она… - Мелкий пожевал губами, призадумавшись. – На новый лад, короче… В общем, с ней лучше не встречаться. Поэтому в лазарет на другую сторону не ходят.       Я там не был. И при мне туда никто не ходил, а я никогда не спрашивал почему. Почему-то я не задаю тех вопросов, на которые действительно стоило бы знать ответы.       - Она и в обычных корпусах бывает агрессивная, - продолжал Мелкий о нежити, - а в лазарете так вообще нормальной нет. Затянет ночью, и привет Мелкому! Так что ты понимаешь, почему мне тут не очень приятно находиться? Особенно в одиночку?       - Тебя еще как минимум неделю тут продержат, - грустно сказал я. – Сбежишь, не сбежишь…       - Слушай, Зеркальщик, у тебя же есть связи! Скажи Психологу, что он, не может меня выписать?       - Ну ты же знаешь, что справки дает только главный врач, - вздохнул я, - а его твоими опасениями о нежити, шляющейся по коридорам параллельного лазарета, вряд ли проймешь.       Мелкий вздохнул. Я просидел с ним до самого ужина. Мы играли в карты, шахматы, я привез Мелкому его коллекции хлама с другой стороны, которая бала заныкана в комнате под матрасом, мы побродили по коридорам лазарета, вполне нормального лазарета, и нас никуда не затянуло, чему Мелкий был рад, дело клонилось к вечеру. От нечего делать Мелкий вознамерился посетить всех, кто лежит в лазарете, пусть даже малышню. Он заезжал в палаты, глубокомысленно хмыкал, спрашивал больных о здоровье, проверял комнату и, попрощавшись, уезжал. Я молча катался за ним. К ужину я уехал, а потом вместе со всеми поехал в лазарет, опять к Мелкому – сидеть одному в спальне не хотелось. Но в коридоре меня перехватил Психолог, и мы уединились в его комнате.       Я тут же вспомнил просьбу Мелкого и решил, а вдруг прокатит.       - Я справок не выдаю, - сказал Психолог, попивая кофе.       - Я знаю, но может быть, ты можешь как-нибудь повлиять на того, кто выдает? Слушай, Психолог, Мелкому тут нельзя быть. Лучше уж пусть он в комнате находится, чем по ночам исчезает. В одно прекрасное утро может статься, что он и не вернется.       Психолог молчал. Я только что рассказывал ему о «тамошнем» лазарете, и теперь он был всецело поглощен в свои думы. Он давно уже примерился с водяным, ужином которого я чуть не стал на пару с Волом, давно привык спокойно выслушивать от меня рассказы о тех сущностях, которые на сходках экзорцистов я видел. Он, по-моему, даже начал составлять их список. Мне казалось это странным – не пойдет же этот список в его работу по психологии, но Психолог имел права на свои странности, поэтому я не спрашивал. Известие о лазаретной опасной нежити его явно задело. Может быть, он уже составил какую-нибудь классификацию, и теперь она рушилась под гнетом новой информации?       - Я попробую, но ничего не обещаю, - сказал он, допивая свой кофе.       - Скажи, Психолог, - сказал я, теребя в руках незажженную сигарету. Курить мне не хотелось, но сигарету я зачем-то вытащил и теперь крутил ее в руках. – А что будет с Мелким после выпуска?       Психолог задумчиво пожевал губами.       - А ты разве не знаешь? – поинтересовался он, и я понял, что Психолог не хочет говорить на эту тему, раз уж начал отвечать вопросами на вопрос. – Вряд ли родители заберут его домой, ты сам мне говорил. После выпуска его отправят в другое место, где смогут о нем заботиться.       - Например? – не отставал я.       - А разве есть варианты? Он уже совершеннолетний ведь, значит, его отправят в дом престарелых.       - Но ему же восемнадцать всего! – удивленно вскинулся я.       Психолог пожал плечами, и мне показалось, что этот жест был какой-то слишком уж равнодушный. Насколько я знал Психолога, это означало лишь то, что ему не впервой с чем-то подобным сталкиваться. Он всегда равнодушно относился к вещам, к которым уже привык.       - Таков закон, Стас, - вздохнул он и пошел наливать себе новую порцию кофе. После того, как он начал тут работать, этот напиток Психолог поглощал в неимоверных количествах. – Хотя…       - Что? – замирая от непонятного чувства, спросил я.       - Когда Мелкий попал в лазарет, об этом, конечно же, сообщили его родителям. Дирекция думает, что это позволит им опомниться, что ли, испытать чувство вины… Да не суть. Суть в том, что как-то разговаривая с главным врачом, я узнал от него, что родители Мелкого готовы неплохо заплатить интернату, чтобы ему разрешили остаться в заведении еще хотя бы на один год.       Я впал в ступор и минут пять, пока Психолог заваривал кофе и попивал его, откинувшись на спинку кресла, переваривал информацию. Она никак не хотела укладываться у меня в голове.       - Что они хотят сделать? – спросил я.       - В том-то и дело, что они готовы вроде бы на все, ради сына, но только не принять его обратно домой, - фыркнул Психолог. – Я не знаю точно, принято ли директором решение об оставлении Мелкого на второй год, или еще нет, я просто повторяю ходящие по воспитателям и сотрудникам сплетни.       - А ему вы об этом?.. – спросил я. Психолог покачал головой.       - Я не думаю, что он обрадуется. Верно ведь?       Он полез в ящик стола и что-то выложил. Я вгляделся. Это была довольно внушительных размеров открытка, на фасаде которой красовалась перламутровая надпись: «Выздоравливай!». Я почувствовал, как мне становиться плохо, и к горлу подкатывает тошнота.       - Пришла еще три дня назад, - сказал Психолог, тоже разглядывая открытку, как будто невиданный ранее вид растения. – Ума не приложу, что с ней делать. Отдать?       - Лучше сожги, - сказал я.       Психолог взял открытку и протянул ее со словами:       - Зачем? Может быть, ему наоборот будет приятно? Откуда мы знаем?       Я посмотрел на Психолога так, что заставил его беспомощно вздохнуть.       - Ты прав, - сказал он, - я просто не могу отдать ему сам. И держать у себя тоже.

***

      Когда после Психолога я ехал к Мелкому, то завернул в туалет, разорвал открытку на мелкие кусочки и смыл в унитаз, понимая, что я все правильно сделал, и вместе с тем испытывая ужас – я уничтожил чужое письмо. Однако я не мог допустить, чтобы эта открытка попала в руки Мелкому. Что-то мне подсказывало, что он ей совсем не обрадуется.       Когда я заехал в палату, чуть не наехав при этом на медсестру (а к этому времени весь мед персонал знал, кто такие обитатели седьмой), там были только Рыба и Скрипка. Куда остальные делись, я не знаю, но присоединился к небольшой компании.       Первой ушла Скрипка. При переезде в четвертую спальню у нее появилось много работы. За своими четырьмя слабоумными соседками нужно было следить. Я мысленно пожелал ей удачи. С нашим Крючком было не слишком много хлопот, но он мог самостоятельно передвигаться, у Скрипки же две подопечных сидели в колясках. Прежде чем уйти она обняла Мелкого, тот остался этим вполне доволен, а когда Скрипка скрылась с глаз, самодовольно перевел на нас с Рыбой взгляд. Мол, видали?! Я фыркнул, Рыба лишь застенчиво улыбнулся. Вскоре и он засобирался, но поскольку говорить Рыба не мог, он только встал, кивнул нам и вышел. Мы с Мелким опять остались наедине.       - Я говорил с Психологом, - сказал я. – Он говорит, что постарается убедить главного врача, что тебя можно отпустить в комнату.       - Пускай поторопится, - пробормотал Мелкий, занятый выуживанием из-под майки своего амулета. – Я уже на пределе, Зеркальщик. Честное слово. Слушай, ты же прыгун, ты же из активных, Зеркальщик, что тебе стоит сейчас взять и прыгнуть со мной на другую сторону и свалить побыстрее отсюда?       Я потупился.       - Ты же знаешь, Мелкий, я не умею. Я не прыгаю, у меня этого… любви к другой стороны нет.       - Это тебе Скелет сказал? – презрительно фыркнул Мелкий. – Он же повернут на теме другой стороны, прямо фанатик. Он тебе что угодно мог наплести, опрометчиво с твоей стороны слушать его пьяный бред. Трезвый он бы ничего тебе не сказал, сколько не спрашивай.       Я еще раз усмехнулся и посмотрел в сторону.       - Даже если дело не в любви к другой стороне, я не умею. В прошлый раз я прыгнул лишь потому, что Вол меня ударил. Это вышло случайно.       - Хочешь, я могу тебя ударить, - совершенно серьезно заявил Мелкий, - но я не думаю, что в этом будет какая-то надобность. Ты же хочешь мне помочь, Зеркальщик?       Я кивнул.       - Тогда все выйдет. Поехали, лучше будет прыгать откуда-нибудь, где ко входу поближе. Уже темнеет, а значит, на другой стороне не очень приятно находиться.       - Может, тогда не надо? – испугался я. Мелкий меня слушать не стал - он уже сидел в коляске и таранил ей дверь палаты, выезжая в коридор.       Видимо медсестры привыкли, что Мелкий без дела мотается по коридорам, хотя у него был пастельный режим. Мы проехали по направлению выхода из лазарета, но там был кордон – пара санитаров сидели за столом и о чем-то переговаривались, выпускать нас, по крайней мере, Мелкого, они вряд ли стали бы.       - Ладно, давай отсюда, - согласился Мелкий. Мы находились в смежном коридоре, где сейчас не было ни души.       - Сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет, - честно признался я, хватая протянутую руку Мелкого.       - А ты не сомневайся, Зеркальщик, - сказал он. – И тогда все выйдет.       Как бы мне хотелось верить его словам. Ближайшая дверь, которая должна была послужить нам входом на другую сторону и которая сейчас была открыта, была дверью туалета. Две коляски проехать в нее не могли бы, поэтому Мелкий предусмотрительно держался позади, зацепившись своими слишком длинными руками за ручки моей коляски. Я очень хотел помочь Мелкому, поэтому когда мы оказались в белоснежном, но все-таки каком-то не таком туалете, я даже не особо удивился. Удивился я тому, что могу ходить, а Мелкий уже с радостным визгом слезает со своей коляски и разминает затекшие ноги. Я тоже встал. Я так часто посещал сходки экзорцистов, да и Скрипка один раз совсем недавно брала меня с собой, что я мог уже нормально стоять на ногах, не падая и не покачиваясь.       - Ты сомневался? – спросил меня Мелкий. – Зря, у тебя все вышло.       - А может, мы случайно?.. – предположил я. Мелкий спорить не стал, но сказал:       - Любовь к другой стороне – все это фигня, по сравнению с правильной мотивацией!       - Что ты хочешь этим сказать? – спросил я, заглядывая в пыльное зеркало, но не замечая там привычного мелькания силуэта Зеркального духа.       - Я объясняю тебе прописные истины, - воскликнул Мелкий. – Когда вы с Волом попали на другую сторону, это случилось вовсе не потому, что он тебя ударил. В следствии, но не поэтому. Просто, я предполагаю, что ты хотел от него побыстрее улизнуть, а удар спровоцировал прыжок. Тебе захотелось сбежать, ты сбежал, но случайно прихватил Вола, который тебя в тот момент бил. Логично?       Я признался, что логично. Я вспомнил, что тогда действительно думал о том, что мне было бы удобно сбежать на другую сторону, хотя тогда я еще не знал, что я прыгун.       - С тех пор у тебя не было весомых поводов ходить на другую сторону. И вот сейчас… Дай я выражу тебе благодарность, Зеркальщик, так обо мне еще никто не переживал!       «Даже твои родители», - подумал я, глядя на ту кабинку, в которой я «там» разрывал открытку Мелкого и смывал ее в канализацию. Даже если кусочки ее и могли оказаться каким-то образом на этой стороне. Мелкий рейд по кабинкам проводить не стал. Катя перед собой свою коляску, он выбрался в коридор, внимательно при этом осмотревшись. Я выглянул следом. Не смотря на то, что мне было жутко страшно, я горел любопытством. Какие же они, лазаретные стены с этой стороны, и какие же они – могильные духи? Коридор и с этой стороны был белым, только вот под потолком висело столько паутины, что надо было призадуматься об уборке, а на кафельном полу, всегда чистом до блеска, виднелись отпечатки чьих-то подошв, чьих-то лап. Первое, что бросилось в глаза, когда я вышел вслед за Мелким – каталка, на которой кто-то лежал, накрытый простыней. Я ударил Мелкого в плечо и кивком головы указал на нее.       - Я встречался с этими, - прошептал Мелкий. – Они не опасные, если близко не подходить. С каталки не слезет, но может на ней передвигаться, отталкиваясь от стены. Главное громко не говорить и близко не подходить. Лазаретная нежить весьма слаба на слух, на наше счастье.       - А кто это?       - Думаешь, сюда так часто ходят, чтобы лазаретникам клички придумывать? – изумился Мелкий. – Но если тебе так хочется, пусть будет трупом. Доволен?       Я доволен не был. Согласитесь, труп – не очень позитивное название.       - Мы недалеко от входа, может быть, нам еще повезет, выбраться без приключений. Хотя ночь… - Мелкий застонал. – Вечер и ночь – время нежити. Это тебе не новогодняя, Зеркальщик.       Мы выглянули из-за угла. Лазаретные двери, ведущие в коридор, никуда не исчезли, никуда не исчезли и два санитара, сидящих за столом. Только вот это были не те санитары, что мы оставили «там». Эти не двигались, сидели застыв в каких-то странных позах, глядя в пустоту невидящими глазами. Что-то с ними было те так. Я долго их разглядывал, пока не понял, что у них нет лиц как таковых. То есть был овал лица, два глаза, вроде бы бугор носа, но на этом все. Вот уж точно, трупы.       - Все это больше напоминает какой-то фильм ужасов, - пробормотал я, разглядывая препятствие на нашем пути.       - А что я тебе говорил? Вспомни нежить старых корпусов – призраки, водяные, демоны, феи… Фей не видел? Вредные и не столь безобидные, как ты можешь подумать. Короче, как из сказки вылези. И посмотри на эту… Трупы… Хочешь сказать, время ни на что на этой стороне не влияет?       - Хочешь сказать… - охнул я.       - Какие сказки, такая и нежить, - кивнул Мелкий. – Ладно, хватит болтать, идем.       - Куда? Там же эти… - я кивнул на санитаров.       - Они глуховаты, если удастся проскочить тихо…       - Они прямо на дверь смотрят, хочешь сказать, что они еще и подслеповаты? – рассердился я.       - Нет, - признался Мелкий. – Не стоять же тут, верно?       На этой стороне у меня был только один помощник, да и тот спорный. Зеркальщик. Спас же он меня однажды от рассердившейся Тени. Сделает ли он это еще раз и не только для меня? Вот в чем вопрос. Я как-то с ним не разговаривал. Вообще сомневаюсь, что Зеркальщик умеет говорить. Что если пробежать к двери и использовать ее сразу в качестве выхода? Будут ли санитары настолько быстрыми, чтобы успеть перехватить нас? И так ли легко откроется дверь? И разумно ли покидать эту сторону там? Мелкого непременно опять заметят и вернут в лазарет. Надо был идти до спальни. Через санитаров, через коридор, через главных корпус и подниматься на второй этаж, проходить до спальни. И все это вечером, когда на этой стороне господствует нежить.       - Так мы идем? – спросил Мелкий, он явно нервничал.       - Мы можем их отвлечь? – спросил я.       - Как например? – ядовито переспросил Мелкий.       Я вернулся в туалет и снова заглянул в зеркало. Где тебя черти носят, Зеркальщик? К своему удивлению в зеркале я увидел Психолога. Он стоял перед раковиной и мыл руки. «Мы с ним разминулись совсем на чуть-чуть», - подумал я, отмечая, что стою ровно на том месте, где стоит Психолог. На зеркало он не смотрел, только кинул один раз пустой взгляд и снова уставился вниз. За его спиной кто-то стоял. Я мог поклясться, что секунду назад там никого не было! И я мог поклясться, что там стоял я. Точнее это был не я, это был Зеркальный дух, ведь кто еще мог повторить мое отражение да еще и так нечетко? Он смотрел на меня у Психолога из-за плеча. Просто смотрел, а я смотрел на него, не зная, услышит ли он меня, если я начну что-нибудь говорить.       Мелкому надоело торчать в коридоре одному и он зашел ко мне, обеспокоенно заявив, что какой-то труп начал подавать признаки жизни и нам не стоит попадаться ему на глаза. Еще он что-то спросил, но я не стал вслушиваться, поскольку Зеркальщик на той стороне вдруг начал приближаться к Психологу, который с задумчивым и замученным видом вытирал руки бумажным полотенцем. Мне это вовсе не понравилось. Какая Зеркальщику от Психолога польза? Я вовсе не хотел, чтобы эти двое начали контактировать. Да и как это возможно? Зеркальщик на другой стороне, то есть тут, где я, но в зеркале, он любит сидеть по зеркалам, так наверное, он более защищен. Психолог же «там», все, что может Зеркальщик – это появиться перед ним на долю секунды. И Психолог увидит его если только захочет увидеть. Другим разговором было то, что Психолог уже давно во все поверил, так что может статься, что он увидит, и тогда инфаркт ему обеспечен. Чтобы хоть как-то пресечь подобную возможность, я громко и сильно постучал по стеклу, помня, что однажды со Скелетом этот фокус прошел. Прошел он и сейчас. Психолог вскинул удивленные глаза на зеркало, изучая его, не понимая, откуда он вдруг услышал звук. Я думал таким образом напугать его, чтобы он выметался из туалета, но явно сделал только хуже. В Психологе проснулся альтруист, ему было интересно. В следующее мгновение я понял, что заинтересовал его не сколько звук, сколько Зеркальщик, которого он все-таки заметил. Психолог так резко повернулся, что чуть не поскользнулся. Ему пришлось вцепиться в раковину. Не заметив никого за своей спиной, он снова посмотрел в зеркало, но Зеркальщика там уже не было, поскольку он уже ушел.       - Что ты делаешь? – кажется, Мелкий задавал этот вопрос мне уже не первый раз. – Зеркальщик!       - Без паники, - предупредил я его. Заметив, что я смотрю ему за спину, Мелкий резко повернулся и, вскрикнув, наскочил мне на ногу. Надо сказать, что весил он тут порядочно. Зеркальщик медленно отвернулся и, не касаясь пола ногами и даже не передвигая ими, просочился сквозь дверь. Мелкий выглядел настолько напугано, что в какой-то другой момент я бы позлорадствовал.       - Я же сказал, без паники. Это Зеркальщик.       - Куда он?       По коридору протопали ноги, убегая куда-то прочь от нас. Скоро к топоту присоединился скрип старой каталки. Видимо кто-то разбудил призрака, дрыхнущего на ней, и он пустился в погоню. Когда все стихло, мы соизволили выглянуть наружу. Коляски стояли там, где мы их бросили. Край каталки скрывался за поворотом, а у двери, где раньше сидели два санитара, теперь было пусто.       - Он освободил нам путь, - сказал я, даже не удивившись, зато глаза Мелкого округлились.       - У тебя духи в услужении ходят? Как ты его приручил?!       - Вообще-то я считаю, что его помощь мне еще боком выйдет, - сказал я, очень надеясь, что санитары ничего не могут сделать Зеркальному духу. В конце концов, он нас спас.

***

      - Что Зеркальные духи принимают в виде благодарности? – спросил я Мелкого, пока мы быстро шагали по коридору до главного корпуса, то и дело оглядываясь на лазаретные двери.       - Спроси лучше у Смерти, он знает, - пожал плечами Мелкий. – Так значит, к тебе Зеркальщик прицепился?       - Вроде того, - кивнул я. – Постоянно мелькает в зеркалах.       - Аааа, - протянул Мелкий. – Слушай, Зеркальщик, его интерес к тебе может быть как и хорошим, так и плохим, ты бы поаккуратнее. Он сам теперь от тебя не отстанет.       - Понять бы еще, что ему от меня надо, - вздохнул я.       Мы пересекли главный корпус без приключений, и когда добрались до лестницы (пользоваться лифтом на этой стороне было небезопасно, да и зачем, если есть ноги, на которых можешь взбежать хоть на сотый этаж?), меня вдруг осенило. А ведь я совсем забыл о весеннем выпуске журнала «Вестник» и о тайне прошлого выпуска. А может быть, и не только прошлого?       - Мелкий, - я отвел взгляд, - расскажи мне о прошлом выпуске. Я спрашивал Аса, но он не стал со мной говорить на эту тему.       - Аса? Нашел кого спрашивать, - фыркнул Мелкий, поглядев на меня хмуро. – А зачем тебе знать, Зеркальщик? Ты отнесешься к этому так же, как и он.       Я уже ничего не понимал.       - Просто расскажи мне и все, я сам подумаю, как мне относиться, - заверил его я. Мелкий долго думал, застряв на лестничной площадке. Над головой что-то поскрипывало, возможно, какая-нибудь нежить пряталась у нас над головой и наблюдала. Стоило бы отнестись к этому ответственнее, но я просто стоял и смотрел на Мелкого, дожидаясь ответа.       - Выпуск состоялся по расписанию. Зеркальщик, - сказал он наконец. – Официальный выпуск: завершение учебного года, разъезжающиеся старшеклассники - все было, как обычно.       - Но в весеннем номере… - начал было я.       - Был другой выпуск, - кивнул Мелкий. – Тот, который устроили некоторые старшеклассники.       - И что они сделали? И почему раньше, чем все остальные? – начав сердиться, спросил я.       Мелкий тоже заслышал шуршание над головой, поглядел на потолок, с которого уже давно осыпалась штукатурка, пожевав губами, и тихо позвал:       - Пошли, не надо тут стоять.       Я послушно покатил свою коляску вслед за ним.       - Вообще-то, - продолжал Мелкий, - в этом году должно случится то же самое. Почти. То есть, я хочу сказать, что пусть уж лучше не случается то, из-за чего пришлось устраивать выпуск раньше назначенного срока тогда, но он состоится в любом случае. То есть, кое-кто сделает тоже самое, что сделали старшеклассники в прошлый выпуск. Так что тебе лучше не спрашивать, а подождать и все самому увидеть. Я уверен, Зеркальщик, что тебя это не коснется, так что зачем забивать голову?       Мы добрались до нашего этажа и оказались в коридоре с окнами. Одно из них было разбито мной, еще в ноябре. В оконном стекле мелькнул силуэт Зеркальщика, и я на его счет был спокоен. От санитаров он улизнул.