***
Так мы с Волом и оказались в одной палате. О водяном никто ничего мед персоналу, ясное дело, говорить не стал, они сами поняли, что мы, вроде как, подрались. Нас отчитали, замазали зеленкой, обследовали на предмет переломов и сотрясений. Не найдя ничего подобного, по-хорошему, они должны были бы нас отпустить на все четыре стороны, но на этот раз приказали переодеться в пижамы и лезть в кровати. Коляски отобрали, как наказание, чтобы не разъезжали, где попало или, чтобы снова не умудрились подраться. Драться, если честно, не хотелось. Ни мне, ни Волу. Мы сидели каждый в своей кровати и смотрели в разные стороны. Я все хотел, но не мог набраться смелости с ним заговорить. Вол поддерживать контакт не спешил. В конце концов, я решился сказать: - Знаешь, спасибо, - я смутился, - ну… что ты спас меня от водяного. Вол перевел на меня свой тяжелый взгляд и скептически поднял правую бровь. - Странного ты обо мне мнения, Зеркальщик, - сказал он, изучая меня с мрачным равнодушием. – Думаешь, что я трус, что ли? В этом весь Вол. Все сказанное, он может понять по-своему. А ведь я не имел в виду ничего подобного. Я просто хотел поблагодарить. - При чем тут трусость? – я немного разозлился. – Я просто хотел поблагодарить за спасение. Знаешь, так обычно делают люди, когда кто-то сделал им что-то хорошее. Уже после того, как я все это выложил, в голову пришла мысль, что, пожалуй, последнее можно было бы не добавлять. Вол прищурился, но не отвернулся. Я подумал, что хорошо, что с его кровати до моей не дотянуться, даже если попытаться. Нас разделяли не менее двух метров. Я же сомневался, что Вол станет спрыгивать на пол, только чтобы выбить мне еще один зуб или подбить глаз. Но я уверен, в другой обстановке он бы уже пустил кулаки в дело. - Какой ты, - фыркнул Вол, - положительный. Я вздохнул. - Если тебе не нужны мои извинения, то мог бы так сказать. - Я сделал так, как сделал бы любой, - помолчав, вполне миролюбиво сказал Вол. – В конце концов, я же смерти тебе не желаю. - Я об этом и толкую, - кивнул я. – Только все равно не понятно, Вол, чего ты меня так не любишь? Вол покосился на меня так значительно, что мне расхотелось его об этом спрашивать. А как ему все-таки будет не лень и не слабо бить меня и в лазарете? Я поерзал на кровати, делая вид, что устраиваюсь поудобнее, но на самом деле отполз от края Вола как можно дальше. От него это не укрылось, и он с явным наслаждением заулыбался. - Не люблю, знаешь ли, всяких зазнаек, Зеркальщик. Я попытался вспомнить, когда это зазнавался, и не смог. Я промолчал, но Вол и так понял, что я обиделся. - Это ты не видишь, - сказал он. – Ты так носился со списками Мелкого, что ни у кого не возникло бы сомнений, ты просто хочешь купить себе расположение. Меня пробил холодный пот, я покраснел. Неприятно сознавать, что кто-то тебя в чем-то подобном уличил. А еще более неприятно, если все это действительно правда. - Ты не можешь знать точно, чем я руководился, - сказал я, отворачиваясь. - Думаешь? – спросил Вол. – Я открою тебе Америку, если скажу, что никто даже и не пытался тебя терпеть просто потому, что ты можешь что-то достать? Это не стало для меня новостью. Я не сразу это понял, прошло наверное не меньше месяца, прежде чем я понял, что их дружелюбие ни в коем случае не притворное и никогда не было. Даже Черный, даже Скелет, который ко всем относился достаточно холодно, ни в коем случае не ненавидели меня. Просто у них свое понятие дружбы. Пожалуй, только Вол и оставался тем самым негативно ко мне отнесшимся, а все лишь потому, что ему было обидно видеть, как я считаю, что могу потерять расположение седьмой. В чем-то он, наверное, несомненно был прав, а в чем-то категорически ошибался. Впрочем, я не стал больше ломать себе над этим голову. Помолчав, я поинтересовался: - А как вы прыгунов отличаете? По глазам это что ли видно? Вол пожал плечами. - Я не прыгун, откуда мне знать? Просто считается, что рыбак рыбака… - он замолк, некоторое время изучал меня, потом продолжил. – Есть один кудесник в шестой – Дух. Все про всех знает, говорят, пророк. Бред невероятный. Первый после Смерти, конечно, экзорцист. Из случайных. Не знаю, но он действительно все обо всех знает. А в тебе он только Зеркальщика и рассмотрел. Вол замолчал, а до меня наконец дошло, что я слышу это уже не в первый раз. Называя меня Зеркальщиком, они имели в виду что-то свершено другое, не мою кличку. Я знал, что Вол не потерпит вопросов на эту тему, но все-таки рискнул, поставив вопрос немного иначе. - Значит, я Зеркальщик. - Единственный, если хочешь знать. На моей памяти такие не встречались еще ни разу, - согласился Вол, - а я не мало времени провел тут, знаешь ли. Я все думал, как поставить вопрос таким боком, чтобы Вол ничего не заподозрил, но так ничего и не смог придумать, тогда я решил ему кое-что рассказать. Скажи мне кто-нибудь пару дней назад, что я начну говорить с Волом о таких вещах, ни за что бы не поверил. - Знаешь, когда я сюда приехал, я сразу кое-кого заметил, он смотрел на меня из окна третьего этажа. Знаешь, там, где зал? Вол кивнул. - Там еще подоконники высоченные. Вроде как, чтобы никто на них не сидел. - Через месяц я заехал туда, был дождь, - я в деталях вспоминал тот проклятый мною день, - а на стекле окон не было ни единой капли. Мне стало так интересно, почему это, и я, дурак, решил выглянуть. И знаешь, что я увидел? Вол пристально смотрел на меня, до него кажется что-то доходило, может быть, мне даже удалось заболтать его, и он выложит все то, чего я «не хочу» понимать сам, своей головой. - Я увидел себя. Вроде как в прошлое заглянул. Мелкий думал, что я в шахту лифта свалился, а потом психом меня считали, потому что я в окна даже заглядывать боялся. Вол усмехался, отлично припоминая те времена. - После того случая мы как раз и начали замечать, что с тобой случилась другая сторона, - сказал он. – Мы тогда еще не подозревали, что ты Зеркальщик, думали, ты просто случайный. Зеркальщики-то не из активных. Обычно… Странно, что ты прыгун. И Вол задумчиво замолчал. В голосе его я все-таки угодил негодование и даже нотки зависти. Я же не обратил на это внимания. Я ликовал! Вол и не заметил, как сам все мне выложил. Оказывается, Зеркальщики не прыгают, а то, что я могу, наверняка очень странно. Не смотря на эту маленькую победу, я так и не смог понять, что же отличает Зеркальщиков от не активных, а спрашивать Вола напрямую не решался. - На спиритическом сеансе, куда тебя вытащил Мелкий, все стало ясно, - он криво усмехнулся. – На другую сторону ты не попал, зато заглянул. И тут-то все встало на свои места. Зеркальщик, не тот, кто появляется в зеркалах, не просто какое-то отражение или даже имя Зеркального духа, Зеркальщик – тот, кто заглядывает, смотрит через стекло, наблюдает. Я вспомнил темное окно в коридоре у лестницы и свое собственное лицо, я вспомнил пол душевой, где была разлита вода, в отражении которой я видел далеко не то отражение, которое должно было быть. Загляни в окно, Зеркальщик, и посмотри, что твориться на другой стороне. Тебе она понятнее, чем всем прыгунам вместе взятым. Примерно так мне вспомнился разговор с Асом и Скелетом. Тот самый разговор, который меня так расстроил. Я уже было хотел сказать Волу, что наконец понял все, ну, или по крайней мере многое, но тут дверь палаты открылась и вошел Психолог. - Как самочувствие? – поинтересовался он и кивнул Волу, подходя к моей кровати. Вол сделал вид, что Психолога не существует на этом свете и отвернулся к окну. Психолог хмыкнул и подошел к моей кровати. - Извини, Стас, но совсем скоро тебе придется пережить визит отца, - сказал он мне, - они ему позвонили. Не стоило пояснять, кто такие они и почему они позвонили отцу. - Подрались, значит? – спросил Психолог, поглядев на Вола. Тот продолжал его игнорировать. - Ага, - пробормотал я, а потом мне вдруг захотелось посмотреть на реакцию Вола, и я брякнул: - С водяным. Вол чуть дернулся, но не обернулся. Видимо его потрясло, что я так откровенно кому-то рассказываю о другой стороне. Психолог счел это шуткой и усмехнулся. - Как-то у вас быстро… Он не успел договорить, я, сверля его пристальным взглядом, убийственно серьезно сказал: - Мы подрались с водяным. Психолог помолчал, глядя на меня. Я старался смотреть на него так красноречиво, чтобы он все понял. Психолог дураком не был, он понял, перевел взгляд на напряженную спину Вола и рассудил, что ему стоит поскорее ретироваться. - Что ж, - он поднялся, - я еще загляну. Пока. И вышел. Вол медленно повернулся в мою сторону и уставился на меня таким взглядом, понять который я так и не смог. Мне стало вдруг совестно, что я начал разговор о водяном при нем. Можно было бы подождать, когда мы с Психологом останемся одни и не трепать Волу нервы. - Как-то у тебя слишком просто это получается, - сказал Вол как-то слишком спокойно. – Ты не боишься, что не поверят? - Я боюсь, что не поверят, - отозвался я. – Вообще-то, мы с Психологом уже давно знакомы. Можно сказать, из-за того, что я успел ему рассказать, он тут и ошивается. Я замолчал, Вол молчал тоже. Я и подумать не мог, что начну об этом с кем-то говорить, особенно с ним, но слова как-то сами выскочили у меня изо рта. Мне больше не хотелось считать Вола врагом. Наверное, такой я человек – не могу призирать человека, когда он мне что-то хорошее сделал. - Хочешь сказать, - проговорил он негромко, - что ты и на ту сторону его можешь провести? Я пожал плечами. Если честно, я и сам не знал.***
Самым знаменательным событием после выписки из лазарета для нас с Волом стал уход Скрипки. Мы все понимали, что долго это не продлиться, Скрипка не может все время прятаться и ночевать в нашей комнате, когда-нибудь это все равно заметят. Так и произошло. Как и говорил мне когда-то Мелкий, Шестьдесят Седьмой очень любил шляться по ночам на этажах, он-то и заметил, как Скрипка осторожно выходит в коридор с лестницы и скрывается в седьмой. Мы с Волом тогда все еще лежали в лазарете, поэтому не могли участвовать в том грандиозном скандале, который тогда разразился. Точнее, он разразился на следующее утро, уж не знаю почему, но Шестьдесят Седьмой не стал сразу ее выгонять. По словам Мелкого в семь часов утра он постучался в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. Скрипка все еще спала. В общем, скандал вышел знатный. И тем не менее, не смотря на это поражение, мы, ну, скорее Скрипка, одержали победу. Ее не стали возвращать в восьмую, а отправили в четвертую. По слухам, попасть в четвертую к слабоумным, было еще хуже, чем в восьмую, но Скрипка все равно радовалась. Кроме нее в четвертой жили еще две нормальные девушки, поэтому сойти с ума в обществе Крючков в юбках ей не грозило. Ас сказал, что из-за того, что Гобой ее брат, скандал вышел еще нормальным. В другой ситуации все могло бы обернуться еще хуже. Замки на лестницах сменили, на случай, если мы умудрились сделать дубликаты ключей. Гобой вернулся на свою полку, сказав, что уже привык спать на полу. Мелкий предложил ему никуда не переезжать. Гобой не согласился.***
С другой стороной все обстояло плохо. Я понятия не имел, как можно туда попасть. Психолог слушал меня внимательно, не сказал ни слова о водяном, но поинтересовался, не почувствовал ли я ничего странного, когда перемещался на другую сторону. Я раздраженно ответил, что меня тогда больше всего волновало состояние костей моей нижней челюсти, а не какие-то странные ощущения при перемещении. Психолог хмыкнул и согласился. Если честно, разговор вышел странным. Я еще никогда не замечал в его глазах столь яркий огонь интереса, нет, это был даже не интерес, это был какой-то фанатизм. Ему очень хотелось на ту сторону, мне же, после происшествия в душевой, туда не хотелось ни в коем случае, хотя я отлично понимал, что рано или поздно не удержусь, особенно, если пойму, как на другую сторону попасть. Психолог не стал меня торопить, но я чувствовал, буквально слышал, как он беззвучно повторяет мне: «Найди способ, Зеркальщик. Найди способ». Может быть, думалось мне, только потому что ты хочешь… Я был Зеркальщиком, безмолвным наблюдателем, новость о том, что я Прыгун быстро разнеслась по всему интернату, и я, если честно, внезапно стал самым знаменитым человеком в этом месте. Наверное, даже на другой стороне все эти призраки и нежить, знали меня. Было как-то неуютно осознавать, что в столовой все взгляды сосредоточены на мне. Мелкий мною страшно гордился. Помню, как-то он приехал в спальню и, ничего мне не сказав вразумительного, куда-то увез. Увез не далеко, до третьей, где жило подрастающее поколение, которое должно было вот-вот выйти из статуса малолеток. В третьей я выступал в роли экспоната. Мелкий привез меня показать им единственного в интернате Зеркальщика. Далеко не все поняли, о чем идет речь, но я их не винил, я сам еще не совсем все понимал. Все те пятнадцать минут, что я проработал музейным экспонатом, Мелкий тарахтел, как трактор, а я молчал, чувствуя, как краска заливает лицо. Еще чего не хватало, стыдиться малолеток. Как только мы уехали оттуда, я набросился на Мелкого с претензиями, но он равнодушно отозвался: - Детки малые, скоро у них начнутся припадки юношеского максимализма, а другая сторона, знаешь ли, опасна… - Хочешь сказать, они тоже туда ходят? – не поверил я. - Зеркальщик! – завопил Мелкий на весь коридор. – Как можно задавать мне настолько глупые и нелепые вопросы?! Конечно, они туда ходят! Заруби себе на носу – у мелких прыгунов гораздо больше, чем у старшеклассников… Откуда я знаю, почему, Зеркальщик? Мне законы природы не отчитываются. Я очень сомневался, что именно законы природы определяет, кому быть Прыгуном, кому Зеркальщиком, а кому всю жизнь носить статус не активного, но промолчал. Я пытался спрашивать у него, как попадают на другую сторону, но Мелкий ничем мне не мог помочь. Он бы всего лишь случайным, и о том, как работают Прыгуны, знать никак не мог. Я поехал к Черному, зная, что уж он-то хотя бы выслушает. Разговаривать о другой стороне со Скелетом было опасно. С Черным можно было как-то договориться. Сперва я пристроился рядом с ним у окна курить, и только на второй сигарете решил спросить, как он уходит на другую сторону. Черный долго молчал, а потом сказал, что и сам понятия не имеет. - Хочу и иду, - он пожал плечами. – Просто открываю дверь уже в другой мир. Я почувствовал, что скоро сойду с ума. Хочет он! Я тоже хочу! Через два дня я понял, что имел в виду Черный. На самом деле я не так уж и хотел на другую сторону. Я ее боялся, а она не любит, когда ее боятся, когда ненавидят, когда испытывают к ней какие-то негативные чувства (приступ откровенности от Скелета, как-то вернувшегося ночью в спальню, напившись в дым). Я понял, что прежде, чем попасть на другую сторону мне придется ее полюбить. Проблема была в том, что я просто не мог полюбить то, что я не видел постоянно. - Зеркальщик, ты же любишь свой дом, - сказал мне как-то Ас, которого я, наверное, уже довел своими вопросами. Я сказал, что, конечно, люблю. – Но ты же не видишь его постоянно. - Это другое, - не согласился я. – Я туда могу вернуться, когда угодно. Это не так. - Ты прыгун, - говорил Ас, - ты можешь отправиться на другую сторону, когда угодно. И тогда еще одна истина открылась мне: я не смогу полюбить другую сторону, пока не сочту, что интернат – мой дом. А это было еще сложнее, поскольку эту школу я своим домом не мог считать в полной мере так, как Мелкий, или Черный, или Смерть, или кто-то другой. Обо всем этом я рассказал Психологу, а тот огорошил меня ответом, что мне не сложно будет все это сделать. - Постарайся сделаться еще больше своим, Стас. У тебя это неплохо получается. Почему-то мне не очень понравилось, что он так считает. Что касательно моих вопросов в журнале, я вспомнил о них спустя, наверное, дня четыре. Наш журнал мы затопили в душевой другой стороны, поэтому Мелкому пришлось отвоевывать резервную копию в типографии, которую ему не очень охотно выдали. «Откуда появилась другая сторона?» - спросил я. И неизвестный мне ответил: «Закономерный вопрос, откуда возникла жизнь? Впрочем, кто-то настроен думать, что другая сторона была всегда. Вроде как мы вечны. О другом мире почему-то никто не задумывается (странно, почему?) Я склонен считать, что другая сторона появилась с интернатом, а то и первым сумасшедшим, который ее придумал. На странице 5 наконец-то выложили краткую историю сего места. Может быть, что-то прояснит?» «Почему ее боятся?» «Бояться кого? Чего? Другую сторону? Ну, представь себе место, о котором ты ничего не знаешь. Хотел бы ты там очутиться?» Я понял, что все это мнение сугубо одного человека. Возможно, человека, который другую сторону не любит, не ходит на нее или того, который о ней даже не думает. Для интереса я посмотрел предложенную статью на странице пять. Если честно, я не увидел там каких-либо исторических дат. Автор сей статьи, сказал, что дом заложили в хрен знает, каком веке, хрен знает, когда его решатся отреставрировать. Известно, что раньше это место было воспитательным домом, и сравнительно недавно его начали использовать как детдом для детей-инвалидов. Ходили толки, что раньше в здании заседала какая-то сатанинская секта. Утверждали, что серийные убийцы резали тут своих жертв. В общем, всякий кошмар тут творился, а мы на нем все сидим. Неизвестно, когда стало известно о другой стороне. Кто-то считал, что другая сторона – вымышленный мир какого-то мальчика-инвалида (в других трактатах девочки), который стал реальностью уже для всех остальных. Впрочем, никто подтвердить эту историю не может. Опровергнуть ее тоже нельзя. Вот и получается, что каждый судит так, как хочет. Я оставил журнал в покое и напряг все силы, чтобы начать любить другую сторону. Будь она миром иллюзий или миром кошмаров.***
В общем, с походами на другую сторону у меня было туго, но вот с заглядываниями… Какое-то время я снова начал шарахаться от зеркал, окон и всяких отражающих поверхностей. Я в любую минуту мог увидеть другую сторону. Сначала это раздражало и нервировало, но потом я привык, отлично поняв выгодность своего положения. Я мог наблюдать за кем угодно, но они не могли видеть меня, напасть на меня тоже не могли. Вскоре я приноровился и смог управлять этим. Достаточно было подумать о том, что я хочу увидеть, как передо мной вставала нужная картина – мое собственное отражение или отражение другой стороны. Я не долго прозабовлялся этим, но то время вспоминаю с улыбкой. Однажды я доверительно сообщил Волу (после приключения с Водяным я старался налаживать с ним контакт, что удивительно, Вол не протестовал. Мелкий шутил, что я нашел себе своего вожака, но я его не слушал. Вол тоже), что видел однажды Скелета. - Не поверишь, - оторвавшись от тетради, сказал Вол, - я его тоже видел. - Я не о том, - почти гордясь собой, отмахнулся я. – Я его на другой стороне видел. Я смотрел в окно класса на перемене, а он шел по коридору в этот самый момент. - Угу, и что? – спросил Вол, утыкаясь обратно в тетрадь. Вряд ли ему было интересно, он спросил только из вежливости. - Я попытался привлечь его внимание, постучал по стеклу, а он шарахнулся от меня, будто я убить его мог, - сам не понимая почему, я был доволен, как кот, отведавший сметаны. Вол приподнял голову, пошевелил бровями, словно что-то вспоминая, а потом его рот растянулся в такой широкой улыбке, что мне невольно тоже стало смешно. - Летом, - сказал Вол, посмеиваясь, - Скелет как-то сообщил нам, что за ним охотился Зеркальный дух. Вроде как он хотел его затащить в свое зеркало. Я еще не врубался, что он имеет в виду. Наверное, Вол был прав, я слишком тугодум, чтобы все понять с первого раза. На данный момент Вола это только веселило, а не раздражало: - Это было летом, - сказал он, - а Зеркальный дух оказался только Зеркальщиком. До меня наконец дошло, и я тоже улыбнулся, но потом огляделся, выискивая светлый хвост волос Скелета и тихо прошептал: - Только ему не говори, Вол, пожалуйста. Вол пожал плечами и снова уткнулся в свою тетрадь. Иногда происходят какие-то смещения, а на другой стороне все эти смещения – обычная вещь, и, заглянув в какое-либо окно «там», можно увидеть свое прошлое, или будущее (Смерть однако сказал, что будущее не видел еще никто, значит, другая сторона располагает только прошлым). В моем случае происходит наложение, поэтому я чаще всего могу видеть именно прошлое, чем настоящий момент. Как бороться с этим, я, увы, так до сих пор и не понял, как и не понял, что надо делать, чтобы попасть на другую сторону. Я пытался ее полюбить, честно! Я стал заядлым наблюдателем в сходках экзорцистов, и Смерть уже не однократно призывал меня в свои ряды. Мне пока еще удавалось сохранять нейтралитет. Я гулял по другой стороне, пока Смерть и экзорцисты выслеживали призраков и демонов. Одного они даже умудрись заарканить, поймать в сеть, которую нашел где-то Мелкий. В принципе, поймали совершенно случайно, мне до сих пор кажется, что Мелкий просто отшвырнул от себя сеть, когда дело запахло жареным, а призрак в ней просто запутался. Можно было удивляться тому, что призрак так легко в нее попался. Разве ему не стоило пройти сквозь нее? Однако призрак оказался существом весьма странным и мало похожим на то, что можно было подумать. Он не был прозрачным и невесомым, не напоминал туман или пух, мне показалось, что все его тело состоит из одной сплошной черноты. Может быть, он был человеком (если здешние призраки вообще произошли от человека), поскольку имел голову, туловище, две руки и две ноги. На голове блестели серебром три отверстия – глаза и рот. Он так громко и с ненавистью выл, что мне заложило уши. Я смотрел на Тень (так тут прозвали этого призрака) с открытым ртом, а потом сеть начала рваться. Пришлось спешно уносить ноги. Группа уже тогда рассыпалась, все разбежались кто куда, спасая свои задницы, и я единственный, кто оказался в коридоре с пустыми классами. Тогда мне стало по-настоящему страшно. Я, конечно, Прыгун, но еще не до конца, сам не могу попасть на другую сторону… А что если я сам выбраться не смогу? Наверное, происшествие с водяным меня ничему не научило. Тень же тем временем уже выбиралось из пут. Я пробежал, спотыкаясь (с каждым разом ходить было все удобнее и привычнее), мимо окна, стекла в котором не было, осколки прохрустели под подошвами моих кроссовок и я, как бы серьезен ни был момент, не смог удержаться от того, чтобы не остановиться. Это было то самое стекло, о которое я порезал руку. Как в напоминание шрам, который остался на ладони, противно заныл тупой неприятной болью. И я не знаю, что бы случилось, доберись до меня Тень, пока я стоял в коридоре и пялился, как придурок на осколки, но потом произошло что-то странное, об этом я никому не рассказывал, даже Мелкому, даже Волу и даже Психологу. Просто почему-то показалось, но нельзя, поскольку это только НАША общая тайна. Осколки засветились и завибрировали на полу, словно по нему прошла дрожь. Они подпрыгивали и дребезжали, где-то за моей спиной продолжал реветь Тень, а до меня только тогда начало доходить, что происходит что-то очень неприятное. Я отступил, но понял, что нахожусь в ловушке. Позади Тень, впереди – осколки, от которых пошел едва заметный дымок. Он поднимался вверх, начиная приобретать какие-то очень уж знакомые очертания. Он даже цвета менял. Я стоял и смотрел с раскрытым ртом, потому что передо мной был… я. Не совсем я, это был я из дыма, поэтому очень расплывчатый, какой-то аморфный, сложно было разглядеть лицо, но я не сомневался, что будь оно – оно было бы моим. А еще я понял, что передо мной Зеркальный дух. Собственной персоной. В конце коридора, откуда я прибежал из комнаты отдыха, появилась чернота. Она заполнила собою весь проем, и начала целеустремленно двигаться в мою сторону. Я попятился, уже придумывая план действий. По сути дела мне оставалось только одно – выпрыгнуть в разбитое окно. Вот тут-то все и случилось. Зеркальный дух поднял руку и указал ей на дверь справа от меня. Я недоуменно посмотрел на нее и увидел, что она превратилась в зеркало. В этом зеркале не было никаких отражений, там был просто коридор. Коридор «там», поскольку окно, разбитое за моей спиной, было в отражении целым. Я посмотрел на Зеркальщика, а потом головой вперед нырнул в проход, и рухнул на пол. Я прополз до комнаты отдыха, уселся в свою коляску, и только тогда экзорцисты и вся седьмая, включая и ничего не видящего Крота и ничего не понимающего Крючка, соизволили меня найти. Судя по всему, они уже считали, что я мертв. На вопросы, как мне удалось выбраться, я пожал плечами и сказал, что прыгнул лбом в зеркало. Это даже не было враньем. О Зеркальщике я не упомянул. Потом я часто начал замечать какое-то мелькание в зеркалах, в которые я смотрюсь. Он не появлялся передо мною открыто, но всегда давал знать, что он где-то поблизости. Я не знаю почему, но кроме меня Зеркального духа часто замечал Крючок. Может быть, он чем-то понравился духу другой стороны, а может быть, Крючок, не смотря на свое некоторое непонимание окружающего его мира, всегда был готов заметить то, что другие просто пропустят. В любом случае, он утверждал, что из зеркала за ним постоянно кто-то наблюдает, а если при этом рядом с зеркалом удосуживался появиться я, то у Крючка не оставалось сомнений, он явно, как и я, видел мелькание тени. Однажды я подъехал к Крючку и сказал ему, что не стоит бояться того, кто ходит по зеркалам. - Он мой друг, - сказал я. И Крючку это хватило, хотя осторожности он не растерял. Мелкий потом долго удивлялся, как это мне удалось Крючка успокоить. Я только пожал плечами. Я наконец понял, что то, что они называют другой стороной, в самом деле мир зазеркалья. В одних местах мир искаженный, как в кривом зеркале, в других практически тот же самый, а человек или дух, который может использовать зеркала, если и не всемогущ в этом мире… Я и сам не помню, в какую из бессонных ночей я додумался до этой мысли. Она пришла спонтанно, я и не сразу в ней разобрался, так сильно она была завалена всякими другими – о другой стороне, о Зеркальном духе, о доме, об учебе, о разных других вещах. На следующий день, вспомнив, я даже ужаснулся. «Всемогущий бог, - горько подумал я про себя. – Лишь бы никому случайно не сболтнуть эту глупость». И все-таки какая-то доля правды в этой идеи была.