ID работы: 2304705

Другая сторона

Джен
PG-13
Завершён
Размер:
153 страницы, 15 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
Нравится Отзывы 4 В сборник Скачать

Глава 3. Психолог

Настройки текста
      С утра в субботу за мной должны были приехать родители и забрать меня домой на выходные.       Стоит ли говорить, что этому событию почему-то обрадовались? У меня сложилось такое ощущение, что им всю неделю не терпелось отправить меня домой - настолько очевидным было их ликование. Мелкий заявил мне, что сейчас же составит список и куда-то уехал. Что за список, он мне так и не объяснил. Я собирался медленно и недоуменно. Мелкий приехал, расположился на любимом окне Черного и начал по очереди подзывать к себе всех желающих. Желающих было много. Не подошли только Вол, Ас и Крот с Рыбой. Другие что-то Мелкому говорили, и он все аккуратно и дотошно записывал. Я тоже было сунулся следом за остальными, проверить что там происходит, но Мелкий меня прогнал и сказал подходить самым последним. Я дождался и подъехал. Мелкий торжественно вручил мне листок.       - Коньяк, четыре блока сигарет… - прочитал я и недоуменно воззрился на него. – Что это?       - Список, друг мой, список, - пропел Мелкий. – Не боись, все оплачено. Черный! Давай сюда!       Подошел усмехающийся Черный – сигареты в списки были его рук дела, я не сомневался – и протянул мне конверт. Я принял его с такой опаской, будто бы там могла лежать бомба, и заглянул внутрь. Заглянул и присвистнул. Действительно, все было оплачено.       - С тебя только достать все это, - сказал Черный, засовывая двупалые руки в карманы брюк.       Теперь до меня окончательно дошло, почему Вол так довольно спрашивал меня в первый день, домашний я или нет. Те, кто уезжают домой, могут добыть все, что только можно. Я сделался их почтальоном, поэтому-то они так радовались, поэтому так завидовали другие, у кого своего почтальона не было, поэтому седьмая могла терпеть меня у себя. А если бы я не был «домашним»? Что бы было? От этой мысли стало худо, и я решил не думать ни о чем подобном.       - Ты уж постарайся, - жалобно протянул Мелкий.       Я еще раз сверился со списком:       - Шоколад я достану, диски тоже… Гобой, они действительно тебе нужны? – я повернулся к Гобою. Он был без слухового аппарата, но умел читать по губам, поэтому надо было, чтобы он видел мое лицо. Гобой улыбнулся и кивнул. – Ну, ладно. Но вот коньяк… Мне нет восемнадцати! Да и если мать увидит, она такую истерику закатит… Она даже, когда я чихаю, начинает записывать меня на прием к десятку врачей!       - Ну ты же сможешь что-нибудь придумать, Нав, - взмолился Мелкий. Нав – сокращенно от Новичок. Как это ни прискорбно, мне еще не дали никакой клички. В какой-то степени это было грустно - я ничем не примечателен для того, чтобы меня хоть как-то обозвать. С другой стороны лучше Нав, чем Домашний, как уже предлагал Вол.       Я вздохнул.       - У меня есть один друг… - начал было я, но дослушивать меня не стали. Прозвучало троекратное «Ура!» и меня вывезли в коридор.       Когда в ворота въехала папина машина, я уже понимал, как удивлены будут родители. Провожала меня седьмая всем составом, даже Крючок спустился. Спустился так же Шестьдесят Седьмой. Таково было правило интерната – воспитанника в руки родителей, родственников или опекунов должен был передавать воспитатель, и никто другой. Он стоял за нашими спинами и, как мне кажется, разглядывал нас. По-моему, он знал о списке. Не мог не знать, поскольку работал в интернате уже больше пяти лет. За это время он давно должен был раскусить, кто снабжает его воспитанников спиртным, табаком, журналами с голыми тетками и прочей дребеденью, которую невозможно было добыть на территории интерната. За всю неделю я видел его два раза – когда только приехал, и когда Мелкий с Крючком ездили вызывать духов и какой-то придирок подшутил над экзорцистами. В другое время он спальню не беспокоил частыми визитами, и в классах появлялся крайне редко. За это его уважали и любили. За то, что он может закрыть на некоторые вещи глаза. Я вообще думаю, что в интернате много на что закрывают глаза. Воспитатели, в основном. Все остальные не так хорошо контактируют с воспитанниками – обслуживающий персонал только в столовой и в холлах, учителя только в классах, а директор только в своем кабинете. Воспитатели отлично знали, кто курит в комнате, кто за жилым корпусом. Отлично знали, что многие спивались по поводу и без, но никогда по-настоящему не пытались с этим бороться. Обыски в комнатах не производили, а то, что не лежит на видном месте (как бутылки Черного), они конфисковать, естественно, не могли.       Может быть, им было все равно, а может, они понимали, что это и так последняя радость в жизни. Я спросил как-то у Мелкого об этом, но он только пожал плечами и туманно изрек:       - Они знают, что есть место, где всем нам этого не нужно.       Что он имел в виду, я не понял, а спрашивать не стал, чтобы не выглядеть дураком.       И вот сейчас Шестьдесят Седьмой стоял за моей спиной и понимал, что вернусь я сюда с целой контрабандой, если меня, конечно, не засекут. Интересно, что он сделает? Будет ли меня обыскивать? И почему-то я понял - нет.       - Удачи, Нав! – кричали мне с крыльца, когда я направился к машине. Почему-то до нее они идти со мной не стали.       - Не подведи!       Шестьдесят Седьмой, в отличии от них, шел за мной следом. Пока он отошел о чем-то переговорить с отцом, я подъехал к вылезшей из машины матери, и понял, что то, как она меня обнимает и целует увидят все. Мне стало стыдно и за нее, и за себя, что мне за мать стыдно, но поделать с собой я ничего не мог.       Она меня и правда обняла, но гораздо менее сдержаннее, чем мне казалось. Видимо, она и так все поняла и решила меня не смущать, а может, понимала, что за нами наблюдают дети, которых мать вот так вот запросто никогда не обнимет.       - Сколько же у тебя друзей, - сказала она, разглядывая тех, кто приветливо махал нам с крыльца. – А Алиса так по тебе скучала! Иди, поздоровайся с ней, давай!       Отец закончил разговаривать с Шестьдесят Седьмым, и мы все сели в машину. Мелкая действительно улыбалась от уха до уха и даже засмеялась, когда я протянул к ней руку. Я даже умилился, хотя понимал, что за эти два дня она успеет меня так достать, что снова станет мелким чудовищем. А пока что…       - Привет, сестренка.       - Я и не думала, что все они будут такие… - произнесла мама, когда мы отъехали от интерната на большое расстояние. Я не сразу сообразил, что речь идет о Мелком.       - Они нормальные ребята, - возразил я, сам не понимая, почему захотел вступиться за обитателей седьмой. По сути дела, они меня просто использовали. Не так?       Отец еще немного поспрашивал меня о том, как мне там жилось, а в особенности, о том, как мне там училось. Я отвечал рассеяно. До меня вдруг дошло, что я еду домой. Покидаю интернат. И знаете, что самое странное? Мне было радостно и грустно одновременно. У меня был дом, а у кого-то было только это серо-синее здание.

***

      Я сидел во дворе в ворохе желтых листьев и смотрел на проходящих мимо людей. Меня знала уже вся округа, и уже давно перестали коситься на улице. «Парень в инвалидном кресле – разве не круто?». Теперь, после моего длительного отсутствия, почему-то интерес ко мне возрос. Я, если честно, уже отвык от этого. В интернате моя коляска таких пристальных взглядов не приковывала, мои ноги тоже. Люди ходили мимо с таким видом, будто бы искали рядом со мной перевернутую шляпу для сбора мелочи. Я даже поборол желание заехать домой за пледом, чтобы накрыть им ноги. Некоторые смотрели так, будто бы я притворяюсь, будто бы вдруг встану и пойду пешком. Это жутко раздражало.       Я выехал из листьев и медленно поехал вперед. Раздражение росло, а тот, кого я ждал так и не появлялся. Самое противное, что я не мог позвонить. Психолог не любил телефоны. До него никто никогда не мог дозвониться, но если ему нужно было, он мог позвонить в любое время дня и ночи. В кармане у меня лежал список Мелкого, и кроме Психолога помочь мне с ним никто не мог.       Ему было уже двадцать три, его звали Алексеем, но кличка к нему давно прицепилась. Казалось бы, что ему делать в компании такой мелюзги, как я? Тем не менее, он был моим самым лучшим другом. Пожалуй, даже единственным. Мы познакомились в поликлинике. Он учился на врача. В поликлинике он подрабатывал санитаром. Она была трехэтажным зданием, но лифтов в ней предназначено не было, так же как и пандусов. Это он таскал меня с этажа на этаж, пока я проходил всех врачей, которые засели в своих кабинетах и не могли подняться на ноги, хотя они у них были. Психолог так и сказал мне. Сказал, словно плюнул на всю эту поликлинику. В перерыве он спустил меня на первый этаж на улицу, посадил на скамейку и закурил. Мне потом всегда казалось, будто бы он сделал это специально – отнес меня туда. Сбежать-то я не мог, сидел себе и смотрел по сторонам. Потом мы разговорились. Он спросил меня о моих ногах, точнее об их отсутствии. Легко так спросил, будто бы каждый день задавал людям такие вопросы. Я тогда еще не привык к тому, что кто-то мог вот так вот запросто указывать мне на мой «недостаток». Мне постоянно говорили, что это невежливо и грубо. Я верил. Дурак был, конечно.       Я удивился вопросу, но ответил. Сам не знаю, почему, просто взял и выложил ему все. Он курил и слушал, не задавая никаких вопросов, да и рассказ-то был не очень долгим. Мне четыре года, авария, инвалидное кресло. Ничего сверхъестественного. Я спросил, почему его это так интересует, он пожал плечами:       - Психологией интересуюсь.       Мне не стало понятнее, но я не стал задавать вопросов. Мы еще некоторое время посидели, поговорили о современном здравоохранении. Мы оба были в этом весьма научены. Он по должности учебы, я по должности человека, пропадающего по больницам, заботами матушки. Он сразу мне сказал, что не любит врачей.       - Ты же сам будущий врач, - усмехнулся я.       - А психологов ненавижу больше всего, - сказал он задумчиво. – Я психолог, который ненавидит сам себя.       Так состоялось наше знакомство, а потом выяснилось, что он живет в общежитии в нескольких кварталах от моего дома. Эта дружба началась так, и я надеюсь, что она никогда не прервется.       - Кто вернулся из «ссылки», - услышал я за своей спиной голос. Я вздрогнул и развернулся. Он стоял там, в руках у него была сигарета, на голове шапка, одет был в кожаную куртку. И не подумаешь, что он будущий врач, умный и интеллигентный человек. И почему всякие уроды и подонки выглядят, как добропорядочные граждане, а добропорядочные граждане предпочитают выглядеть, как последние отморозки? Я никогда этого не понимал. «И не ломай над этим голову!» - говорил Психолог.       Я улыбнулся. Действительно было приятно его видеть, спустя десять дней. Он не изменился, но заметил, что изменился я. Мы пожали друг другу руки, Психолог встал сзади и, толкая коляску, повез меня куда-то.       - И как там, в «ссылке»? – спросил он, когда мы двинулись.       - Не так страшно, - признался я и начал рассказывать о проведенной в интернате неделе. Рассказал о Мелком, о Крючке, о Черном, о всей спальне. Рассказал о моей первой пьянке. Психолог хохотал, когда я рассказывал ему, как мы пели, как я пытался играть в карты, как произносил речь… Потом спросил, сильно ли меня плющило после.       - Не слабо, - признался я. – Я быстро оклемался.       - Хорошо тебя встретили, - сказал Психолог, когда я закончил свой рассказ. – Даже странно.       Я измученно улыбнулся и вытащил из кармана пресловутый список и протянул ему. Он удивился, зажал уже вторую за нашу встречу сигарету в зубах и прочитал.       - Ясно, - усмехнулся он, закончив. – Ну ты и попал.       - Поможешь? – серьезно спросил его я.       Он внимательно поглядел на меня, словно пытаясь угадать что-то по моему лицу. Я боялся его взгляда, он умел читать любые эмоции, он мог все сразу понять. Я отвернулся.       - Так хочешь перед ними выслужиться? – спросил он.       Я поморщился. Как же это гнусно звучало, но, в какой-то степени, он был прав. Я и правда хотел выслужиться, чтобы они начали относиться ко мне с большим доверием, не хотел терять их расположение к себе, потому что без них я в интернате был никто.       - Ты прав, - кивнул я, - хочу. Но не только это, пойми.       Мы помолчали, он давал мне возможность все сказать самому. Ненавижу этот его метод добычи нужной информации.       - Я для них чуть ли не единственный шанс, - сказал я. – У других заказ на привоз чего-то стоит дорого, это же не просто так. А тут появился свой человек, они надеются на меня. У них ни у кого нет такой возможности, как у меня. Мне сказали, что я никогда не должен никого жалеть, да только у меня это плохо, похоже, получается. Самое странное, что они не завидуют мне, Лех, я бы даже сказал, что они за меня рады.       - Ты довольно много чего себе нафантазировал, - сделал вывод Психолог.       Я кивнул. Он встал, еще раз пробежал глазами по списку в своей руке и сказал:       - Подождешь меня тут? Я сгоняю в ближайший магазин, там за углом. Я быстро.       - Погоди! – окликнул я его, протягивая ему конверт Черного. – Спасибо.       - Что там, - отмахнулся он и ушел. Я остался сидеть в парке у скамейки и смотреть вокруг. Странно, как можно отвыкнуть от общества самых обычных людей, поживя недельку в интернате для детей-инвалидов. На меня смотрели, показывали пальцем, а меня это раздражало. Именно, что раздражало, а не смущало, как это было раньше. Уставились, как будто в зоопарке. Я даже подумал, что никого из них нельзя допускать в интернат с их жалостью и брезгливостью в глазах. Хотя вряд ли они из тех людей, которые будут туда стремиться. Странно, но мне бы хотелось вернуться, хотя бы для того, чтобы увидеть восторг на лице Мелкого, когда он получит свой вожделенный шоколад. Я вспомнил, как он мучил всю спальню, рассказывая о нем так, что у всех текли слюни. Рассказывал, пока его не пообещали придушить, если он не заткнется. Хотелось порадовать Крючка, привезя ему спортивный журнал, в конце концов, именно его нельзя было расстраивать. Черт возьми, я хотел бы даже послушать вместе с Гобоем (под его аккомпанемент, конечно) Иоганна Фишера, чьи диски он мне заказал! За ними, кстати, придется отдельно кататься, и лучше справиться с этим как можно быстрее. Если я не явлюсь домой до темноты, мать позвонит в полицию. Поэтому я решил позвонить ей первым и сообщить, что я с Психологом. Она ему меня доверяет, считает, что он на меня хорошо влияет.       Психолог вернулся минут через пятнадцать, в пакете, что он держал в руках, что-то подозрительно звякало. Я даже не стал смотреть, что там лежит, сразу расстегнул свой рюкзак, и мы с Психологом затолкали все туда так, чтобы ничего не звенело при ходьбе. За дисками мы поехали в ближайший магазин, но ничего не нашли, объездили всю округу, но поиск не дал результатов. Поэтому Психологу пришлось грузить меня в автобус, чтобы поехать на другой конец города. Возвращались мы уже в темноте. Психолог завез меня в подъезд и поинтересовался:       - Подвезти?       Вопрос вышел риторическим, поскольку он сразу же встал ко мне спиной и чуть присел. Я схватил его за плечи, и Психолог поднял меня так легко, будто бы я был легче пуха. Наклонившись, я подцепил с коляски рюкзак и сказал: «Поехали!». Психолог взбежал на четвертый этаж резво, остановился у моей двери, я протянул руку и нажал на звонок. У меня были ключи, но с такой невероятной высоты я не мог достать до замка.       Дверь открылась, пропуская нас внутрь.       - Добрый вечер, - улыбнулся он матери. – Принимайте.       Он сгрузил меня на тумбочку и ушел за коляской.       - Где это вы были? – осторожно спросила меня мать. Видимо учуяла сигареты у Психолога. Она всегда боялась, что я тоже могу на что-нибудь подобное подсесть. Я снимал ботинки, наклонившись, поэтому она не заметила улыбки, проскользнувшей у меня на лице. Психолог ни на что подобное меня никогда не подсаживал. По крайней мере это в интернате я напился в хлам, а не с ним. Я только пожал плечами и сказал, что просто гуляли. Вернулся Психолог с коляской, усадил меня в нее и уже хотел откланяться, но мать предложила ему остаться на ужин. Психолог никогда не был против такой перспективы. Он жил в общаге и питался чем попало, поэтому от маминой стряпни никогда не отказывался.

***

      Я знал, что моего возращения будут ждать, но что вся седьмая снова соберется во дворе, встречая меня, я даже подумать не мог. Со мной был только отец, и поэтому маминых умилений я бы все равно не услышал, но даже он удивленно хмыкнул. На этот раз они все весело бросились к остановившейся машине, открыли заднюю дверцу и выволокли меня наружу, ударив при этом головой о дверцу, и усадили прямо на траву, поскольку отец еще не извлек из багажника кресла, и другой альтернативы моей посадки не было.       Рюкзак отобрали, радостно резюмировав, насколько же он все-таки тяжелый. Меня хлопали по плечам и приветствовали, но я заметил, что им не терпится дождаться того момента, когда отец уедет, чтобы вернуться в комнату и распаковать мой рюкзак. Когда кресло было извлечено, меня туда грубовато перетащили в четыре руки и вежливо пожелали моему отцу всего хорошего. Рассеяно улыбаясь, он уехал, а меня потащили в комнату. Пока я с Асом поднимался по лифту, остальные неслись по лестнице, и я знал, что они нас, конечно же, опередят. Мелкий сидел на плечах Рыбы.       - Как провел выходные? – этот вопрос мне задал Ас, и он был самым нормальным из всего того, что случилось этим утром. Так и надо было меня встречать, а не вопить, как ненормальным обезьянам. Я был даже благодарен Асу за этот вопрос.       - Хорошо, но столько по городу я еще никогда не колесил, - честно признался я. Ас не стал спрашивать, он понял, что я имею в виду.       - Тебе лучше не кататься домой каждую неделю, - предупредил меня Ас, усмехнувшись. – Иначе тебе не дадут покоя.       - Я это и так понял, - кивнул я. Помолчав некоторое время, решил спросить: - Кто-нибудь еще домой ездит?       - Иногда Скелет и Крот, - ответил Ас. – Но на Крота почти нельзя положиться, сам понимаешь.       - А ты?       - Я? – переспросил Ас. – Я…       Но тут приехал лифт, и ему пришлось замолчать. В коридоре нас ждал Мелкий на Рыбе, поэтому продолжать Ас не стал. В комнате оказался только Вол. Я и не заметил, что во дворе его не было. Мой рюкзак распотрошили, раскидывая во все стороны мои вещи. Бутылки уже были изъяты и куда-то спрятаны. Черный уже распаковал один блок сигарет и блаженно затягивался. Мелкий с визгом принял свою коробку конфет и, жадно оглядев остальных, засунул ее себе под подушку. Крючок прослезился, когда получил не один, а сразу два спортивных журнала, и очень долго тряс мою руку, зажав ее в своей пластмассовой клешне. Зажал сильно, но я старался не показывать, что мне больно, и продолжал улыбаться. Гобой довольно уполз на свою кровать слушать диски. Я сидел на своей кровати и лыбился, как дурак. Все-таки было приятно, доставить кому-нибудь радость. И тем не менее я понимал, что всего лишь купил себе их расположение.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.