О проблемах сегрегации

       – У меня есть план получше: я свяжу тебя и приведу на барку, так мы будем на месте самым коротким путем.        – Не самый безопасный. Для меня. Я не верю тебе, ведьмак, – одноглазый эльф, никто иной, как Йорвет, предводитель отряда скоятаэлей, терроризировавших Флотзам и его окрестности, недовольно скривился. – Где гарантии, что ты меня не предашь?        – А отряд твоих бойцов, у которых я буду на прицеле, не считается?        – Какое тебе дело до барки? – эльф недоверчиво щурился.        – Там мой друг.        – Я удивлен, Гвинблейд, на барке только эльфы, – он на минуту задумался. – Ну хорошо, будь по-твоему. Используем этот план, но учти: одно неверное движение, хоть один повод – и на тебе живого места не останется.        – Почему я не удивлен, – пробурчал про себя Геральт.       Руки занемели, их периодически сводило судорогой, в голове глухо и темно, по затылку течет что-то теплое. «Надо же было так глупо попасться. Сукины дети, пожалела, дура… Ну ничего, ни у одного из вас горла целого не оставлю!», – Рума пыталась осознать себя в пространстве. Где она находилась – она понятия не имела, вокруг было темно и зябко.       Данмерка почувствовала неприятный холодок внизу живота, желудок сделал сальто, и ее рвануло из темноты вверх. Меридия вновь призвала ее к себе. Воздух был до одури свеж, так что голова кружилась, где-то внизу проплывали облака, солнце нещадно слепило глаза, привыкшие к темноте.        – Так много грязи, так много несправедливости.        – Ага, например, ко мне, – возмутилась Рума, но Меридия не обратила внимания на слова данмерки. – Может, поговорим обо мне?        – …Мне необходим вершитель, тот, кто владеет «сиянием рассвета», тот, кто направит его острие, тот, кто свершит Предназначение – объединит людей и эльфов…        – Да ты сдурела?! – Рума сорвалась на крик, но тут же осеклась.        Голову сдавило тисками, миллионы тонких иголок впились в ее тело, причиняя мучительную боль. Красное марево залило глаза, хотелось кричать, но губы ссохлись, и невозможно было их разлепить.        – Ты жива, только потому, что я так хочу, маленькая черная воровка, – голос Меридии грохотал, разрывая барабанные перепонки. – Ты! Кусок грязи под моими ногами! Твоя жизнь ничего не стоит. Вы, жалкие смертные, копошитесь в собственном дерьме, подчиняя все свое существо мелочным желаниям. Что ты значишь для мира? Не можешь ответить? А я скажу тебе: мой плевок дороже, чем твоя шкура, кусок мяса. Думаешь, тебя с распростертыми объятьями ждут в Совнгарде? Из таких как ты вымощена дорога к отхожему месту. Вы день за днем, год за годом, столетие за столетием рождаетесь и умираете, только к концу жизни начиная задумываться о смысле, только когда ощущаете дыхание смерти на затылках, только когда она берет вас своими холодными пальцами за плечи. Вы боитесь обернуться и посмотреть в ее глаза, ища хоть что-то стоящее в своей жизни. И воюете. Вы постоянно воюете, не останавливая ни на минуту мясорубку, перемалывающую жизни, стремления, намерения, Предназначение… Ради чего, скажи мне? Свобода? Равенство? Золото? Власть? Что тебе с того, когда кости истлеют, а мясо будет объедено червями? Что с того твоей бессмертной душе, неприкаянно блуждающей во тьме?        Кости начали выходить из суставов, переламываясь и дробясь, боль заливала глаза, которые, казалось, вот-вот лопнут. Рума желала если не смерти, то хотя бы возможности кричать, но этого, милосердная Меридия ей не позволила, лишив гибкости связки, заставляя челюсти в спазме сжиматься.        – Тебе оказана великая честь, – продолжала даэдра, – стать чем-то большим, стать орудием предназначения, а ты пытаешься спорить с ним? Такая возможность может быть лишь раз. Ты сделаешь то, что должно, а если нет…        Боль схлынула, оставляя после себя блаженное забвение.        Второе пробуждение было не приятнее первого. Рума очнулась от того, что кто-то настойчиво пытался стянуть с нее портки. Перед самым ее лицом маячила физиономия стражника. Своими пухлыми пальцами он пытался расстегнуть ремень, да настолько увлеченно, что испарина на лбу проступила. Волна омерзения прокатилась по спине Румы. Одним резким движением она пнула стражника коленом в пах, вторым – толкнула его ногой в живот, подальше от себя. Тот нелепо присел на задницу и тут же повалился на бок, хватаясь за уязвленное достоинство.        – Тебе жить надоело, или бегать быстро научился, свинья флотзамская? – Рума ощерилась. Смотрелось жутковато.        – Кууурва… – сдавленно протянул стражник. – Я тебе сейчас устрою день летнего солнцестояния!        Рума попыталась пнуть стражника в челюсть, но тот изловчился и схватил ее за ногу, прижимая к полу, не давая пошевелиться. Девушка запаниковала, почувствовав его влажные пальцы на своем животе. Выше, выше, еще выше…        – JOL!        Волна огня заставляла кожу обугливаться и слетать черными струпьями, разъедая мышцы, черня кости. Стражник выл, вторила ему Рума, пытавшаяся сплавить цепь, приковывавшую ее к стене. Ее длины хватало для маневра рук, но было недостаточно, чтобы не обжечь их. Пахло горелым мясом и палеными волосами. Руму вырвало сразу же, как она освободилась и оперлась на руки. От боли или от вони горелой плоти? Не сумев удержаться на покалеченных руках, она повалилась на бок, поскуливая. Нет времени. Они придут, их будет больше.       Дрань у противоположной стены загорелась, распространяя огонь дальше, в клетки. Кажется, там кто-то был. Нет времени. Окружить себя плащом молний, что бы никто не подошел, чтобы больше никто не смог к ней прикоснуться.        Геральт вел активно упирающегося Йорвета на барку. Уж чего, а артистичности остроухому оказалось не занимать: потоки брани на всеобщем и эльфийском, сопровождаемые брыканием, аки молодой жеребенок, заставляли поверить в реальность происходящего. Эльф до того вжился в роль жертвы «грязного мутанта», что пришлось приложить его разочек для острастки, что несколько умерило его пыл, но оставило след на карме Геральта.        Стражники довольно скалились, предвкушая, что они сделают с лидером скоя’таэлей, неуловимым и безжалостным Йорветом.        Деревянный помост, пара шагов до условного места – остается только освободить Йорвета и подать сигнал… Волк на цепи дернулся. И еще раз, и еще, и вот он уже дрожит не переставая. Эльф, избавившись от пут Геральта, получив свободу маневра, тут же принялся кромсать еще минуту назад довольных стражников. Их улыбки становились еще шире, расплываясь кровавыми разрезами, вот только в глазах была уже не радость и садистское предвкушение, а панический ужас. Сумасшедший террорист и мясник методично прорубали себе дорогу к барке, как дикие густорастущие лианы, обрубая конечности. Те, кто уже не мог сражаться, пытались отползти подальше от мясорубки, оскальзываясь на своей и чужой крови. Были даже смельчаки, которые двинулись за помощью, но меткие эльфийские стрелы, пущенные так удачно прибывшим подкреплением, настигали каждого.       Йорвет с особым остервенением кромсал стражников уже на барке. Казалось, все должны были сбежаться на верхнюю палубу, на крики, но… Засада внизу? Или они решили перерезать всех пленников? Скоя’таэль подходил все ближе к спуску вниз, от люка его отделяли всего десяток еще не вспоротых брюх.       Еще чуть-чуть и Рума окажется наверху. Молнии синими и багровыми всполохами окружали ее со всех сторон, не позволяя никому приблизиться, парализуя и отправляя особо ретивых в долгое бессознательное путешествие. Каждому данмерка вспарывала сонную артерию коротким мечом, снятым с одного из стражников. Никого нельзя оставлять за спиной, никто больше не прикоснется к ней. Но почему-то никто не спешит вниз, на крики товарищей. «Засада наверху? Неужели они догадались выставить арбалетчиков?» У нее оставалось еще немного сил, и потому к молниям Рума добавила «каменную кожу». Это позволит ей выдержать первые выстрелы, если там и правда окажется засада, и даст немного времени найти укрытие.        В вечерних сумерках появление Румы в сиянии молний оказалось сродни восходу луны. Полдюжины стрел полетели в ее сторону – стрел, а не арбалетных болтов.        – У них маг, накрывай его стрелами! – Йорвет, лишив очередного противника головы, метнул в облако молний кинжал.        – Йорвет, нет! – ведьмак уже вовсю несся на палубу.        – Геральт! – Рума несказанно обрадовалась, увидев в этом хаосе не то что знакомое, дружелюбное лицо!        «Скинув» с себя молнии Рума нырнула под занесенную над ней алебарду, перехватила древко и, потянув его на себя, впилась острием клинка в незащищенный живот очередного противника. Радость радостью, но так просто отправляться к праотцам не хотелось.        – Если бы ты знал, как я рада тебя видеть, белоголовый! Неужели ты собрал отряд добровольцев на мое спасение?        В обозримом пространстве не осталось ни одного живого человека. Только эльфы, ведьмак и груда искалеченного мяса, ничем иным это нельзя было назвать.        – Хорошо, что ты в порядке…        – Нет времени, Гвинблейд, нужно отча…       Йорвет, надменный, наглый Йорвет, неуловимый и беспощадный лидер отряда скоя’таэлей осекся на полуслове, наконец-то соизволив посмотреть на Руму, цвет кожи которой, больше не был скрыт покровом заклинаний.       К слову, его отряд, подтягивающийся к барке, отложив дела насущные, выстраивался полукругом, изучая доселе невиданное чудо: черная баба. Да еще и эльфка. Лицо же Йорвета удивленно вытянулось, но, все же взяв себя в руки, он принял подобающий надменно-брезгливый вид.        – Геральт, что это? – медленно процедил он.        – Кхм, – ведьмак догадывался о возможных последствиях встречи этой парочки. А он, как входит в добрую традицию, мог оказаться меж молотом и наковальней. – Йорвет, я говорил тебе, что на барке мой друг. Так вот она. Рума. Рума, это Йорвет, возможно вы знакомы с ним по агитплакатам.        – Так вот какое лицо у эльфийского сопротивления.        Вот и все. Это то, чего хотела Меридия. Поддержать эльфов в борьбе за равноправие, но вместо рыцарей-идеалистов верхом на белых конях, Рума видела перед собой оголодавших оборванцев-разбойников, с горящими глазами, идущими за своим предводителем – неуравновешенным садистом с манией величия. Все талморское посольство вместе взятое не смогло бы выдать столько презрения, как сейчас было во взгляде Йорвета. Да что там, данмеры в лучшие свои годы, в рассвет Морровинда не смогли бы так смотреть, хотя и прослыли по всей империи самыми заносчивыми ублюдками.        «Скажи только слово, хоть один повод, и мне не страшна Меридия, лишь бы стереть это выражение с твоего наглого лица!» – Рума сжала кулаки, по рукам прокатилась волна боли: обожженная кожа, о которой она совсем забыла в пылу боя.        – Так ты…        – Эй, ведьмак! – кажется, мешать разговорам – это добрая традиция этого мира. У ворот стоял Лоредо собственной персоной в окружении стражников. – Ты выбрал неправильную компанию, ведьмак. Даже темерский пес Роше – и тот лучше этих длинноухих выблядков. Знаешь, что тебя ждет? – он неприятно улыбнулся, подал знак, и группа стражников двинулась вперед по причалу. – То же, что и эльфских шлюх в башне.        Стражники подошли к деревянной смотровой башенке и запалили ее, Лоредо же, довольный произведенным впечатлением, степенно удалился.        – Ублюдок. Кого он пытается напугать, – Йорвет поднял подбородок, с видом оскорбленной невинности.        Рума же с Геральтом не сговариваясь, ринулись в сторону башни. Огонь уже вовсю лизал нижний этаж, слышны были женские крики. Данмерка вполне могла бы воспользоваться морозным дыханием и помочь Геральту в спасении эльфок, но… Но какое ей дело? Ей нужен был мерзкий ублюдок Лоредо, ему не скрыться. Рума была уверена – с его подачи она попала на барку, и теперь хотела крови.        Двое преградили ей дорогу. Вот где была сила Флотзама: кованые пластинчатые доспехи, шипованные сапоги, шлема вкупе с кольчужным воротом, крепкие щиты и длинные мечи. Ха!        – Fim Zi Gron! – мгновение – и на месте Румы лишь бесплотное облако, свободно скользящее дальше.        Дальше, за ворота, через главную площадь, мимо погрома, перевернутых палаток, мимо баррикад и сваленных в кучу тел краснолюдов и эльфов, мимо троих пьяных кметов, избивающих безоружного. Это не ее дело, это ее не касается. Дальше, во внутренний двор, к… Роше?        – Господину шпиону нечем заняться в этот дивный вечер?        – Краснолюдова задница, какого…ты здесь делаешь?        – Думаю то же, что и ты: устраиваю карательную операцию, – Рума ухмыльнулась.        Конечно, Роше не мог уйти, не заглянув напоследок к господину коменданту.        – Поработаем сообща, во имя благих целей?        – В твоих благих намерениях я сильно сомневаюсь, черноухая, но от помощи не откажусь. Да и думается мне, ты уже бывала в этом доме.        Рума довольно оскалилась, сверкнув белыми зубами, которые неестественно ярко и жутко выделялись в сумерках на фоне темной кожи.        – Третий этаж…        – Там, где комната сладострастий?        – По нашим данным – да. Вижу у тебя широкие познания, – Роше одобрительно кивнул. – Ключи можно найти в... А к черту ключи, ты и без них дверь откроешь.        – Верно подмечено. Сделаем тихо?        – Определенно.

***

       На борт данмерка вскочила в последний момент, и лететь бы ей в холодную воду, не подай ей руку Геральт. Седрик, которого она подобрала по дороге и утянула за собой, оказался даже более прыгуч и ловок, нежели она, хотя и был встречен холодным взглядом Йорвета, от которого мог бы восстать мертвец и тут же окочуриться снова. Сил осталось только на то, чтобы подлечить руки и пластом растянуться прямо на палубе, погружаясь в глубокий сон.       Всю ночь перед ее взором всплывали яркие картины, мешая образы прошедших дней: Меридия, хохочущая над эльфами, Йорвет, целящийся в нее из лука, Геральт, бегущий куда-то во весь опор, Трисс… Во сне Рума подумала, что не спросила, где же Трисс? Еще раз всплыл в памяти момент прощания с Роше… Его предложение присоединиться и его же искривленное в горькой усмешке лицо, после ее отказа. Видит бог, она пошла бы с ним, но увы.        – Мы еще увидимся, Вернон Роше, – это все, что она сказала на прощанье, позволив себе крепко поцеловать его.       И на протяжении всего сна, где-то на периферии зрения, настойчиво маячил образ, всплывая все явственнее и затапливая собой все остальное. Из бледных очертаний все ярче читался Лоредо, прикованный к стене цепями, которые так любил использовать... Голова безвольно болталась, а вместо шеи был «галстук».       Рума проснулась от собственного крика.