Пропавшие

      Крылова сидела у себя в комнате, обложившись папками с документами из кабинета Горыныча, и изучала давно закрытые дела под шум телевизора и храп отца из гостиной. Ей нравилось читать отчеты, допросы и вырезки из газет, в которые иногда просачивались слухи о подвигах старшей сестры. Но недавно ей попалась на глаза еще одна вырезка, совсем не похожая на другое: в ней говорилось о ней. Крылова сначала даже не поверила, но с фотографии на неё смотрели её же озлобленные глаза, а в заголовке черным по белому значилось её имя. Самым паршивым казалось то, что вырезка просто выпала, будто была в спешке спрятана между страниц, и, напрягая память, Крылова вспомнила, что именно эту папку держала в руках Муромец, когда она неожиданно зашла к ней пару месяцев назад. «Крылова — проклятье рода Муромцев» — значилось в заголовке, а в неровно оборванном углу листа можно было заметить герб одного магического издательства, любившего копаться в жизнях властвующих семей. Конечно, мелкая помнила тот случай из газеты: на неё напали в тёмном переулке, а её самозащиту расценили, как проявление жестокости, силу, не дающую покоя и рвущуюся наружу. — Ну бред какой-то! — Крылова отшвырнула папку на другой конец кровати. — Зачем ей это хранить?       Вопрос был глупый, сама Крылова знала на него ответ: с ней не справляются. Думают, что не справляются, потому что она не живёт так, как «папочке» угодно. Какой бы ни была Муромец замечательной, она считала Муромца-старшего своим отцом, а значит, он имел над ней власть. Сестра была меж двух огней, и огнями этими были Крылова и отец.       Мелкая подошла к двери и высунула голову в гостиную. Отец дремал на диване, не обращая внимания ни на дочь, ни на телевизор. — Пап. — Крылова сказала это негромко, чтобы потом не врать о том, что она пыталась разбудить его нормально, а потом уже крикнула, — Пап!       Отец подпрыгнул на диване, не сразу поняв, кто и откуда его зовет. Потом повернулся к источнику звука, подслеповато щурясь, потому что очки давно упали и теперь стремительно соскальзывали с его живота на пол. Он поймал их в полёте. — Юля? Чего тебе? — Александр Викторович окончательно проснулся и надел очки обратно. — Чего орёшь сразу? Нельзя отца нормально будить?       Крылова улыбнулась своей предусмотрительности и довольно сообщила, что нормально разбудить его она пыталась, но он не проснулся. Отец спорить не стал. Он считал себя старым больным человеком, а старые больные люди не могут в полной мере отвечать за свои поступки. — Слушай, пап, — приступила к сути дела мелкая, — Скажи, только честно: я проклятье?       Александр Викторович запыхтел и снова откинулся на спинку дивана. — Ты хуже, чем проклятье, ты — моя дочь. — ответил он и закрыл глаза, желая снова погрузиться в сон, но у его дочери были другие планы. Она с разбегу прыгнула на диван, и старому больному человеку снова пришлось открывать глаза. — Это плохой ответ. — сообщила Крылова. — Ответь нормально.       Отец недовольно покосился на нее, едва приподнимая тяжелые опухшие веки. — Тебя кто-то обидел? — спросил он.       Крылова возмущенно дёрнула головой. — Просто когда задают такие вопросы, — продолжил Александр Викторович, — обычно об этом кто-то говорит чужой, а ты хочешь убедиться, что это не так. Но я же твой батька, я не дам тебе себя обманывать. Ты проклятье, самое настоящее. Думаю, когда ты родилась, какой-нибудь пророк наложил на себя руки.        Он, кряхтя, поднялся и потопал в сторону кухни. Крылова пошла за ним, остановившись в дверях. Она наблюдала, как отец не спеша заваривает чай, делает пару бутербродов с колбасой и усаживается за стол, а на душе становилось теплее и обида за вырезку как-то сама отходила на второй план. — Ладно, я, наверное, к сестре съезжу. — наконец сказала она.       Отец угукнул, не отвлекаясь от бутербродов, а потом, с набитым ртом, пробубнил ей вслед что-то вроде «В добрый путь! Скатертью дорожка»       До дома Муромец добираться было долго, но, чтобы не скучать, Крылова давно придумала игру: делать вид, будто она за кем-то следит, поэтому надо идти самыми необычными и замысловатыми путями, оглядываться по сторонам, резко менять направление и транспорт, будто человек, за которым ведется слежка, что-то подозревает и пытается оторваться от погони. Наверное, именно это и спасло Крылову. Остановившись в очередной раз за каким-то гаражом, Крылова заметила мужичка, точно так же скрывающегося за гаражом напротив. Мужичок старался не привлекать к себе внимания, даже когда заметил, что его раскрыли. Крылова быстро побежала к одному из подъездов, успев забежать в закрывающуюся дверь, и, добежав до второго этажа, вылезла на козырек подъезда. Как она и ожидала, мужичок внимательно наблюдал за подъездом, оказавшись уже за деревьями на детской площадке, но Крылову пока не замечал. — Ну здрасти доброе утро! — пробубнила мелкая, пытаясь не сильно высовываться, чтобы её не увидели. — Остается надеяться, что следят не за мной, а, допустим, за тем мужиком, что вошел в подъезд передо мной.       Крылова почти лежала на грязном покрытии крыши, а человек всё так же следил за подъездом и уходить совершенно не собирался. — Да что же ты стоишь! — простонала мелкая. — Кыш-кыш! Не стой, дядя, мне идти надо, у меня шея затекла, имей сострадание к подрастающему поколению!       Возможно, бог всё-таки существовал, ибо человеку тут же позвонили, и он, отвечая на звонок, отвернулся и зашел за дерево. Крылова, не теряя времени, быстро поползла к окну, собираясь вернуться в подъезд, но тут же, вскрикнув от неожиданности, отпрянула, падая на мягкое место. — Чегой-то ты тут делаешь? — громко, как кричат обычно тугие на ухо люди, спросила бабка, невесть сколько уже стоявшая прямо у окна. — Тихо! — Крылова испуганно округлила глаза и замахала руками, будто желая прогнать наваждение. Но это было не наваждение, а обычная подъездная бабка из тех, что обзывают всех «простятутками» и «проклятыми наркоманами», вызывают скорую от скуки и всегда в курсе всего происходящего в их квартале. — Чой руками машешь, будто мух от говна гонишь? — так же громко заорала она.       Крылова с тревогой обернулась. Мужик вышел из-за дерева, привлеченный криками, всё так же держа телефон возле уха, и очень быстро нашел источник звука. Мелкая рванулась, но бабка не пускала, готовая, видимо, биться насмерть за покой своего подъезда. Крылова еще несколько раз попыталась прорваться внутрь, но каждый раз отлетала от груди бабки, как мяч отлетает от стены, силы явно были не равны, а времени уже не оставалось — мужик уже бежал к подъезду. Мелкая огляделась, а после сиганула с козырька на мешки мусора, лежащие у подъезда. Бабка охнула, у неё, наверняка, стало плохо с сердцем, и вряд ли из-за того, что ребёнок упал с крыши: под весом Крыловой один особо плотно набитый мешок лопнул и мусор теперь валялся по всему газону.       У мелкой не было времени извиняться и манерничать, она уже пригнувшись бежала мимо соседнего дома, пытаясь прятаться за припаркованными машинами. Мужчина пытался догнать её, но куда уж там: напуганная Крылова была маневренней и быстрее любого быстрого зверя. Отбежав на безопасное расстояние, Крылова обернулась. Мужик кричал что-то в телефон, яро жестикулируя. Во двор лихо завернул черный внедорожник и остановился возле мужика. Крылова всё поняла и с прежней скоростью понеслась к подземному переходу, попутно доставая телефон и кнопкой быстрого вызова набирая Горыныча.       В переходе появилось время остановиться и отдышаться. Крылова привалилась к стене и сползла по ней, пытаясь унять сердцебиение и дрожь. Одного мужика она бы в жизни не испугалась — слишком быстро удирала. Как говорил отец: «С твоим характером надо либо сильно бить, либо быстро бегать» Второе получалось явно лучше и не первый раз выручало. Но внедорожник — это уже серьезней. От него не убежишь так просто, особенно, если люди в нем вооружены, а в этом Крыловой сомневаться не позволял многолетний опыт засранца. — Детонька. — раздался голос будто бы прямо над ухом.       Крылова вскочила, готовая бежать, но перед ней стоял всего лишь худой высокий старик, который совершенно никак не отреагировал на резкое движение мелкой, и Крылова с опозданием осознала, что он совершенно слеп. — Я могу Вам чем-то помочь? — спросила Крылова вежливо, но подходить не спешила: на работе старшей сестры она видела в деле и не таких. — Детонька, — старик повернулся на звук, но смотрел всё равно чуть выше её макушки, — Скажи, далеко ли я от дома Юлии Муромец?       Крылова вздрогнула. До дома Муромец отсюда на транспорте было около часа езды, на машине — минут тридцать, но как совершенно слепой человек, появившийся так внезапно, планировал до него добраться — оставалось загадкой. — А Вам туда зачем? — настороженно уточнила мелкая.       Старик тихо засмеялся, а вокруг его слепых глаз появились добрые и лучистые морщинки. — Детонька, да я сам не знаю! — ответил он так просто и так по-доброму, что Крылова невольно шагнула ближе. — Иду-иду. Трое суток иду. Куда иду — знаю, к кому иду — знаю, а зачем — не поверишь, узнаю, когда дойду.       Крылова неопределенно кивнула. Дед создавал бы впечатление типичного городского сумасшедшего, если бы борода его не была, хоть и встопорщенной, но ухоженной, а длинная одежда — чистой, даже несмотря на то, что после дождя кое-где было очень грязно. Да и не многие сумасшедшие ищут дом Юлии Муромец, а слепые — тем более. — Ты не бойся, родная, — будто почувствовав тревогу мелкой, произнес старик, — Я бы сам испугался, веришь? Куда зовёт моё бремя — туда и иду. Устал бояться, понимаешь. Да и потом, у страха глаза велики, а у меня с этим, как видишь, проблем нет.       И старик снова засмеялся: устало и обреченно, но всё равно по-доброму, будто давно уже смирился со своей безвольностью и беспомощьностью, и только свет, идущий из самой души, еще держит его на плаву. — Да. — ответила Крылова невпопад, подтверждая какую-то свою внутреннюю мысль, и тут же быстро закивала головой, забывая, что старик всё равно этого не увидит. — За мной сейчас приедут. Я тоже еду туда. Мы сможем Вас подвезти.       Старик закивал, улыбаясь не только губами, но и незрячим глазом, но Крыловой всё равно показалось, что он её не слушает. На лестнице послышались шаги. Крылова обернулась и увидела спускающегося Глеба Егоровича. — Горыныч! — Мелкая бросилась к нему, как к спасительному маяку, и вцепилась в руку. — Горыныч, мы едем не одни, мы берем с собой…       Крылова собиралась показать Горынычу на старика, но, обернувшись, обнаружила, что в переходе никого нет. — Я уже всех забрал, кого надо было. — не замечая смятения Крыловой, ответил Горыныч, и мягко потянул её в сторону ступеней. — Ходит легенда, что ты можешь хоть один раз обойтись без приключений, но это просто легенда. Пошли.       Крылова пошла, Горыныч говорил еще что-то шутливое и доброе, но Крылова не слушала его, лишь непроизвольно оглядывалась на совершенно пустой переход.