Geek пикник

Когда я потом объясняла сама себе, почему я все же сделала то, что сделала, то первым шел довод «чтобы история Эцио смогла кончиться счастливей и достойней». И что добро – такое прекрасное, оно бы победило в наших душах, и все бы, как в индийских фильмах, танцевали бы потом фокстрот. Да, этот довод выставляет меня в крайне некрасивом свете, хотя мы там все были не слишком хороши. Но ведь мне, человеку XXI века было очень сложно принять тот факт, что рядом со мной был человек, который собирался вступить на путь негодяя – по меркам моего века, конечно. Когда ты живешь в мегаполисе с плотностью населения 3566.33 человека на квадратный километр – в среднем и с учетом заводских территорий, то поневоле начинаешь ощущать беспокойство за выбор жизненного пути окружающих – места слишком мало, так что если кто-то решит взорваться истерикой, то ближним к эпицентру достанется сполна и отбежать они просто не смогут. Собственно, поэтому мне всегда так страшно смотреть фильмы-катастрофы: не потому что меня действительно пугают природные катаклизмы, а потому что мне становится плохо при мысли о том, как будут выглядеть основные трассы, ведущие из Питера. Однако была и вторая причина, почему я начала делать то, что начала. Мне было интересно увидеть, правду ли писал МакЛюен (и не только он, кстати, просто он делал это вкуснее всего) про информационную революцию эпохи Возрождения. Правда ли, что станок Гуттенберга – и его первопечатная Библия Вульгата - стали основой для возникновения новой индустриальной эпохи – которая, кстати, в мое время переживала определенный кризис. И как человек средних веков с его семейными ценностями и родовой честью становился человеком эпохи Просвещения, с его культом разума и открытием свободы. В итоге… Нет, я могла бы сказать – никогда не лезьте в глубинные механизмы и вообще остерегайтесь экспериментировать с предметами и понятиями, которые имеют сильно отличный от человека размер – будь то миф, атом или нечто, измеряемое в астрономических величинах. Но эти объекты существуют и изменяются сами по себе и вне желания человека – законы термодинамики, пожалуй, одни из самых труднонарушаемых законов. Один человек не может запустить или отменить столь глобальные вещи. Да и все человечество, вместе взятое, тоже. Что это именно так, мне пришлось убедиться чуть позже, когда наш план начал претворяться в реальность. Вечером следующего дня после распития пива нами и душевных страданий Эцио при виде Кристины и ее мужа был готов первый плакат. Мы втроем решили делать их последовательно, так было быстрее и, к тому же, давало возможность проанализировать результаты нашей акции. На первом плакате была изображена вписанная в перевернутую пентаграмму козлиная рожа. Поскольку я плохой рисовальщик, козлов видела давно, еще в детстве, и это был первый мой опыт работы по дереву, то рожа получилась на редкость кривой и отвратительно безвкусной. Настолько, что было даже не смешно. Учитывая, что это был первый опыт Эцио как полиграфиста, плюс брат Руперт тоже только дебютировал в качестве химика легкой промышленности по изготовлению красок, можно было смело утверждать - плакатик удался. Кроме кривизны рожи можно было узреть потеки краски, пятна от пальцев, орфографические ошибки и прочие нелепости, недостойные высокого искусства. -Эта штука должна быть другой формы, - где-то на десятом оттиске взорвался Эцио, с досады швыряя на пол ракель для распределения краски. -А что не нравится? Отличные потеки. Мы ж не подписываемся своими именами под всем этим, - я старалась воспринимать ту халтуру, которую мы творили, с долей здорового цинизма. – Сразу видно, что делали это какие-то черти, у которых руки растут не из плеч. -Юлия, огромная просьба, без ваших мизантропических намеков, - брат Руперт тоже воспринимал наш типографский эксперимент близко к сердцу. – Мы все стараемся, как можем. -Я знаю, просто Эцио почему-то считает, что результат должен выглядеть, как рисунки подмастерьев Верроккьо, - меня искренне смешил энтузиазм Аудиторе. – Не спорю, даже в эту эпоху можно было получать оттиски очень высокого качества, что доказывают альдины. Но у нас другая цель. А вместо того, чтобы с наслаждением марать бумагу, Эцио пытается выжать некий результат. Эцио сердито сверкнул на меня глазами. -Что такое альдины? – холодно спросил он. Это было очень мило – еще совсем недавно этот юноша начисто игнорировал вопросы в прямой речи, предпочитая утверждать. -Первопечатные книги Альда Мануция, - я раскладывала готовые оттиски для просушки на пол и прочие горизонтальные поверхности. – Вот прямо сейчас он живет в Венеции. И будет жить до 1515 года, так что если тебя вдруг занесет туда на карнавал, то можешь помахать ему ручкой. -Так можно печатать целые книги? – Эцио скептически посмотрел на форму – мы сделали тридцать оттисков и это оказался потолок для этого сорта дерева. -Железный набор, гарт, - я отогнала его от пресса и с натугой стала снимать старую печатную форму. – Гарт на высокой печати, в зависимости от состава, держит порядка трех тысяч без существенной потери качества печати, потом идет офсетная форма с 30 тысячами экземпляров, а уж глубокая печать со стальной формы с гальваническим хромовым покрытием выдержит несколько миллионов оттисков. Про цифру и фотонабор рассказывать не буду, это сильно будущее. -И я могу напечатать все, что угодно? – Эцио все еще вился вокруг. -Нет. Кое-то что не позволит технология, а кое-то – цензура церкви и прочие государственные структуры. Правда, всегда есть Амстердам, - я с неудовольствием смотрела на свои перепачканные краской ладони. Учитывая, что краску мы делали на основе сангины, ладони выглядели жутко – словно я пару часов назад вспарывала кому-то живот, и так и не удосужилась помыть руки. -Ну, вроде все, - брат Руперт огляделся, потом взял использованную форму, ракель, тряпки, которыми мы вытирались, и под возмущенный вопль Эцио кинул все это в камин со словами. – Рукописи-то не горят, а вот гранки – отлично полыхают. -Я хотел… - начал Эцио. -Ты ничего не видел и тем более не печатал, - спокойно прервал его брат Руперт. – Пресс в подвал, к винным бочкам. Утром мои бродяги развесят плакаты – и будьте уверены, уже в обед к нам придут с вопросами. Простые граждане пока еще спят спокойно, а вот у некоторых высокопоставленных господ уже начинается бессонница. Учтите, на кону влияние и деньги. Кстати, сеньор Эцио, постарайтесь завтра выманить вашего дядю куда-нибудь, чтобы мы с Юлией могли сделать следующую партию. -Марио? – Эцио фыркнул. – С чего вы взяли, что он будет здесь? -Есть у меня смутные подозрения, что как только дело примет неожиданный оборот, то его стоит ждать в гости, - брат Руперт говорил это голосом мягким, но где-то в глубине этой мягкости был скрыт металл. Мне показалось это странным, и я решила подумать над этим на досуге. Я уже знала, что некоторые вещи у нашего пухлого монаха лучше не спрашивать. Тираж исчез ночью, хотя я и хотела подсмотреть, кто и куда его понесет, но так и не смогла поймать этот скользкий момент. А уже утром вся Флоренция гудела, как потревоженный улей. Разбудила меня громкая ссора буквально под окнами. Я приоткрыла ставни и чуть-чуть высунулась, что понять, из-за чего весь сыр-бор. Прямо под окном комнаты, в которой я временно проживала, стояли полукругом люди. В середине выделялись две фигуры – стражника и какого-то довольно бедно одетого человека. Они громогласно спорили, а зрители активно помогали им громким подначиванием и едкими репликами. -Господи всесильный, что здесь происходит? – раздался женский истошный крик откуда-то с дальней стороны улицы. Двое главных действующих лиц тут же посмотрели в толпу. -Уважаемая госпожа, - бедноодетым оказался тот друг Монфредо, Джанни. – Я прошу стражника как можно скорее снять эту гадость. Но он, видите ли, боится за свою душу! Трус! -Это дом сеньора Аудиторе, пусть он сам разбирается со всем этим, - грозно басил в ответ стражник. Я извернулась, но все-таки разглядела, о чем они говорили. Под карнизом был приколочен наш плакат, а около него покачивалась под слабыми порывами ветра дохлая собака, подвешенная к карнизу моего окна. -О-о-ох, - вырвалось у меня - на такое, да тем более с утра я не подписывалась. -Вот утром… разные дома…чертовщина какая-то, - отозвался кто-то из толпы. -Мы все умрем! Нас покарает Господь, как и говорил Савонарола! – тут же вторили ему с другой стороны. -Безобразие! Найти бездельников, кто это сделал! – доносилось уже из-за угла. -Это все доминиканцы козни строят! -Нет, тамплиеры! -Да какая разница, если нас церковь грабит! Им бы только запугать нас, чтобы загрести побольше денег, пока мы пухнем с голоду! – мирное собрание вот-вот было готово перейти в рукопашную свалку. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не появился Эцио и не рявкнул на зевак, пообещав острых ощущений. Толпа тут же поредела. Потом он одним коротким ударом меча перерубил веревку, на которой висела собака, вручил тушу стражнику и велел убираться подальше. После я как можно тише закрыла ставни и поспешила одеться. Похоже, нам срочно требовалось обсудить ситуацию. Внизу, на первом этаже в гостиной я застала неожиданную картину. Во-первых, Эцио был одет, но без обычной для себя вычурности. Во-вторых, он сидел около стола, на котором книги хаотично перемешались с мелкой закуской. В-третьих, он сидел с книгой в руках. В-четвертых – судя по его лицу, он был очень зол на что-то. -Добрый день? – с опаской обозначила я свое присутствие. Эцио молча кивнул, потом взял в левую руку кусок хлеба, правой подтянул книгу и углубился в чтение. Я постояла, помахала руками в попытке понять, что мне делать. Если честно, в первый момент я подумала, что меня снова унесло в какой-то из параллельных миров – уж слишком не вязалось то, что я увидела, с привычным поведением этого человека. -М-м-м… Что-то случилось? А где брат Руперт? – я неуверенно подала голос. -Не знаю, - кратко ответил Эцио. Такой ответ мне очень и очень не понравился. Скажем так, если с братом Рупертом что-то случилось… То лучше мне сразу сушить сухари и избавляться от акцента. А ведь он говорил про риски – нет, нужно попробовать на своей шкуре. Пока я собиралась с мыслями, Эцио аккуратно закрыл книгу и в раздражении кинул недоеденный кусок хлеба на стол. Потом встал и принялся нервно мерять шагами комнату. -Еще вчера у меня было куча времени, а уже сегодня у меня его ни на что не хватает, - наконец он высказал объяснил причину своего поведения. – Еще вчера я думал, что мир у моих ног, а сегодня я… в трудной ситуации. Да уж, спасибо тебе, папочка. Я внимательно наблюдала его терзания. -Всплыли какие-то неучтенные детали? – я все же смогла найти осторожную формулировку. Эцио пристально посмотрел на меня. -Нет, просто я дурак! – он резко взмахнул руками в приступе раздражения. – Как я мог быть так слеп? -Это относится к тому, что мне стоит знать? – я сама удивилась внезапно проснувшемуся чувству такта. -Нет, - Эцио сел. – Я не хочу, чтобы ты это знала, но я знаю, что ты можешь мне помочь. Кто бы знал, как меня пугают формулировки «Я знаю, что ты можешь…». Особенно из уст другого человека. -Сделаю все, что в моих силах, - осторожно ответила я. -Как ты думаешь, могла ли Кристина когда-нибудь стать моей женой? – в лоб огорошил меня вопросом Эцио, пристально наблюдая за моей реакцией. Я глубоко вздохнула. Вопрос был… неудобным. С одной стороны, стоило сказать правду, с другой стороны – не хотелось лишний раз задевать чувства Эцио. -Я так и думал, - горько рассмеялся он, так и не дождавшись моего ответа. – Не могла. И на это есть сотня и одна причина. Какие-то касаются меня, какие-то касаются ее, а какие-то касаются Медичи, чтобы их черти в аду в самом большом котле варили. -Неожиданный вывод, - тут я внимательнее присмотрелась к книге, которую Эцио читал. Е-мае. «Государство» Платона. -И, к несчастью, вполне верный, - закончила я свою мысль. – Ты только не сильно увлекайся Платоном. Он, без сомнения, великий мыслитель, но уж больно часто глумится над реальностью. Некоторое время мы сидели молча. -Скажи, чтобы ты сделала, если бы узнала, что человек, которого ты считала величайшим, оказался ничтожеством? – Эцио был погружен в какие-то свои мысли. Но догадаться, о чем это он было не та уж сложно. -Мне не повезло, и я никогда не считала своих родителей самыми прекрасными и всесильными людьми на свете, - пожала плечами я. - Даже скорее наоборот. -И что ты сделала, когда поняла это? – Эцио сидел неподвижно, словно застыв на холоде. -Изворачивалась, - я тоже словно озябла. – Училась быть дипломатичной и избегать битв, которые мне не по плечу. Быть хитрой и осторожной. Училась слушать тех, кого стоит слушать. И всегда старалась быть если не на шаг впереди, то хотя бы вровень со временем. Эцио встал и снова стал кружить по гостиной. -Отец еще в детстве решил, что я буду ассасином. Федерико должен был стать банкиром, Клаудия – выйти замуж за Дуччо и его многочисленных родственников, а меня бы отдали как кровавый налог с семьи за полученные богатства, - он еле договорил – так его душил гнев. – И чтобы я был хорошим ассасином, мне нужно было кого-нибудь ненавидеть. То есть, мой отец сделал все, чтобы я был несчастным – у меня не было выбора. Ну что Эцио, добро пожаловать в реальный мир. -Если я скажу, что он это не со зла, а от большой любви – это как-нибудь изменит твое мнение? – вопрос дежурный, на самом-то деле. Ответ у всех в этом случае всегда один и тот же – отрицательный. И только я хотела начать душеспасительную беседу насчет того, что сейчас лучше думать над тем, что делать, а не то, что вместо сердца сосущая пустота, как в дверь постучали, а потом раздался веселый голос брата Руперта. -Не, ну вы видели?! – и тут на пороге появился наш предельно веселый минорит. – Славная виктория! Все на всех углах обсуждают наши творения, самые смелые воруют их себе на память. Тамплиеры сбились с ног, разыскивая хулиганов… Ребят, а что у вас такие кислые физиономии?