***
Аудиенцию у Кроуфорда назначили на следующее утро, и у Фредерика была целая ночь, чтобы перетереть боль и ярость в четкие, логичные, выверенные шаги. Целая долбаная ночь, в течение которой Чилтон не сомкнул глаз ни на одну чертову секунду. Избитая, пошловатая, завязшая в зубах истина о том, что настоящую ценность приобретает только навеки потерянное, безжалостно пронзала Фредерика своей безыскусной, абсолютной, ранящей правотой. Здравый смысл пытался пробиться через стену отчаянья, окружившую Фредерика, и убедить его ещё раз обдумать, какие именно факты он собирается сообщить Кроуфорду и как это повлияет на его будущее. Мысли не слушались. Упрямые и свободные, как степные мустанги, они мчались куда-то не туда: путались во вьющихся рыжих волосах, пересчитывали крошечные веснушки, золотым песком рассыпанные по бледной коже, ластились к красиво очерченным алым губам... Утром небритый, отказавшийся даже умыться Фредерик протянул руки надзирателю Вильсону - сменщику Морриса. Впрочем, особой разницы не было, поскольку парни выглядели, как братья-близнецы. Вильсон, пристально вглядевшийся в мрачное лицо Чилтона, впервые за три месяца попросил того развернуться и сковал руки за спиной Фредерика, а не спереди, как обычно. Чилтон понял, что его, кажется, впервые восприняли всерьёз, и на каком-то уровне ему бы это даже польстило... Если бы изнутри чадящим огненным шаром его не распирало чувство утраты. Дешевые арестантские ботинки шлепали по полу с задыхающимися, хлюпающим звуком — не сравнить с четким стуком каблуков надзирательских сапог. Слабый дневной свет, ужом вползший в решетчатые окна, расчертил серые плитки пола ровными квадратами-классиками, и теперь скакал по ним на одной ноге. Вот и дверь комнаты для допросов. Сердце Чилтона болезненно заныло, но он заставил себя собраться. От того, что, а главное — как, он сейчас скажет Кроуфорду, зависит судьба Лектера, равно как и его собственная, пусть теперь и безразличная ему судьба. Дверь открылась с немелодичным скрипом, и Фредерик ещё успел по старой, проросшей до кости привычке подумать, что надо отдать завхозу распоряжение — пусть смажет петли... Потом слов не стало — как не стало и умения дышать, легкие напрочь забыли, как использовать кислород. Чилтон врос в пол, бессмысленно открывая и закрывая рот, как контуженный карп. Вместо грузного чернокожего мужчины за столом сидела хрупкая белая женщина. Ни волосы — ныне короткие и каштановые, ни мешковатая одежда не помешали Фредерику узнать её. Сердце сообразило раньше, чем глаза. - Привет, Рик! - весело воскликнула восставшая из мёртвых Фредди Лаундс.***
Буйный Джонни ловил тараканов. Вообще-то, в Лечебнице с тараканами активно и успешно боролись, и на верхних этажах усатые никогда не показывались. А вот нижний ярус оставался их территорией: служба дезинсекции периодически проводила карательные операции, и тараканы послушно отступали под сокрушительным напором людей в защитных костюмах. День, два, неделю на нижнем ярусе сохранялась чистота, но потом непременно появлялся первый коричневый разведчик. Шевеля усами, он инспектировал территорию, неспешно переходил от камеры к камере, а потом бежал к своим соплеменникам с докладом, и уже через несколько часов коричневая братия возвращалась в родные пенаты. Иные заключенные жаловались на антисанитарию, но только не Джонни. Нет, не Джонни. Тараканы были его единственными посетителями и, он любил их. Любил смотреть, как они содрогаются, когда им отрывают лапки, как бестолково пятятся, когда им выдёргивают усы, как корчатся, когда им откручивают голову... Джонни точно не знал, могут ли тараканы чувствовать боль, но ему казалось, что могут. Во всяком случае, реагировали они так, словно испытывали невыносимые страдания, и Джонни это нравилось. Немудрёная забава, но чего вы хотите? Джонни сидел в Лечебнице уже четвёртый год и успел порядком соскучиться, а тараканьи операции, как он их называл, всегда поднимали ему настроение. Равно как и воспоминания о том, что он сделал с несколькими совсем ещё юными девушками. Доктора проводили бесчисленные тесты, пытаясь докопаться до причин, пробудивших в нём садистские наклонности, но сам Джонни, если честно, считал, что психиатры напрасно тратят время. Кто-то любит охоту, кто-то — рыбалку, кто-то — экстремальные виды спорта, а ему нравилось смотреть, как люди агонизируют. А ещё больше — слушать, как они кричат. Человеческий крик имеет тысячу тональностей, и Джонни успел изучить их так хорошо, что, пожалуй, мог бы написать книгу... В этом смысле, конечно, тараканы невыгодно отличались от людей, поскольку кричать они не умели. В коридоре раздались дробные шаги санитаров, и Джонни поспешно спрятал изувеченного, но ещё живого таракана под подушку. Хотя сотрудники Лечебницы и не одобряли присутствия насекомых, Джонни предпочитал, чтобы они не знали о его маленьком увлечении. Особенно теперь, ведь неделю назад Джонни слышал, как доктор Стюарт говорил ассистентке, что добился большого прогресса в лечении и считает возможным перевод Джонни в заведение с более мягкими условиями содержания. Доктора, в сущности, очень наивны. Ты говоришь то, что они желают услышать, и получаешь от них то, чего хочешь. Дураку Стюарту, например, было невдомёк, что, в то время как Джонни рассказывал ему душещипательную историю о своём детстве, он одновременно фантазировал, что и как можно было бы сделать с хорошенькой ассистенткой. У неё был красивый голос, и кричала бы она тоже красиво, хотя, конечно, на вкус Джонни, она была несколько старовата. Санитары вошли в камеру Чилтона и, пользуясь отсутствием пациента, принялись наводить там порядок. Всё верно, доктора ведь снова вызвали на допрос... Джонни находил обвинения против Чилтона смехотворными, и ни в коем случае не склонен был поверить, что доктор может являться Чесапикским Потрошителем. Однако, Чилтон оказался на редкость лёгкой мишенью для желающих поглумиться, поэтому Джонни радовался новому соседу. Душевные страдания жертвы, конечно, доставляли ему не столь острое наслаждение, как страдания физические, но пока что — прежде, чем его переведут в другое заведение — Джонни был готов удовлетвориться и ими.***
- Да какого же чёрта, Фредди? - Чилтон задыхался от ярости. - Я думал, ты мертва! - Все так думают, - кивнула журналистка. - И, признаться, у меня создаётся впечатление, что ты не слишком-то рад моему воскрешению, - добавила она и улыбнулась несколько обиженно. Фредерик, ещё пять минут назад считавший, что уже никогда не сможет увидеть эту улыбку, на мгновение залюбовался, но потом опомнился и продолжил поливать Лаундс праведным гневом. - Да я же чуть не поседел! - Не ври, - хмыкнула женщина, - седина была у тебя и прежде. - Была, но в незначительном количестве, — возмутился Чилтон, - легко закрасить. Я ради тебя уже хотел... - Молчи! - перебила Фредди и, резко наклонившись вперёд, накрыла губы Фредерика маленькой прохладной ладонью. - Ни слова больше! Я потому и пришла — опасалась, как бы ты на эмоциях не наболтал чего лишнего, способного причинить тебе вред... Чилтон вдыхал слабый аромат женской кожи и послушно не делал ни малейшей попытки заговорить. Болтать не хотелось. Хотелось чего-то другого — чего-то невозможного, учитывая присутствие вездесущих камер и скованные наручниками руки. Потому Фредерик продолжал касаться носом ладони Фредди, как пёс, жаждущий ласки, и всерьёз раздумывал, не попробовать ли её на вкус... - Кроуфорд включил меня в программу защиты свидетелей. Чилтона словно ледяной водой окатили. Резко выпрямившись, он поднял на Фредди глаза. - Какого чёрта? Лаундс пожала плечами с невинным видом. - Я разрабатывала дело одного человека, - беспечно произнесла она, сделав ударение на последнем слове. Фредерик заскрежетал зубами. «Человек» совершенно очевидно равнялся Лектеру. - И, боюсь, я подобралась к нему слишком близко, - у Фредди хватило совести смутиться. - Настолько близко, что он начал подумывать о моём устранении... - Фредди, - Чилтон страдальчески поморщился, - я же тебя предупреждал. - Знаю-знаю, - ощетинилась Лаундс, - но я не только ради себя старалась, между прочим! Да и теперь это уже не важно — Кроуфорд держит меня под тройным конвоем, поэтому шанса поучаствовать в расследовании у меня в принципе больше нет. - Значит, Кроуфорд приглядывает за этим... человеком? - Фредерик не хотел давать себе напрасную надежду, но она помимо воли росла и ширилась в его груди. - Да, - Лаундс со значением смотрела на него, - агент Кроуфорд воспринимает этого человека чрезвычайно серьёзно. У него и его людей есть план — безумный, конечно, но кто знает?.. - С волками жить — по волчьи выть, - пожал плечами Чилтон. - Может, в этом деле необходима толика безумия? - Надеюсь, - ответила Фредди, но выглядела она неуверенно. - В любом случае, Рик, какое-то время я не смогу приходить... Я и эту-то встречу выторговала у Кроуфорда с большим трудом, но теперь я должна буду залечь на дно и не высовываться. Ты как, справишься тут один? Фредерик кивнул. Теперь, когда Фредди оказалась жива и невредима, он мог справиться много с чем. - Тогда я пойду, - нерешительно сказала Лаундс. - Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся уже в другом месте... - А мне здесь нравится, - фыркнул Чилтон, любовно оглядывая комнату для допросов. - Поначалу, конечно, немного мрачновато казалось, а теперь — ничего, привык, даже уютно стало. - Уютно, кто бы спорил, - подмигнула Фредди. - Но мебель не для всего подходит. Стол, знаешь ли, жестковат.