Ради Андрюши

      Андрей Хованский был очень азартен. Наследство после матушки досталось ему в 21 год, то есть когда он стал совершеннолетним. Здравый смысл говорил ему, что хорошо бы воспользоваться знанием законов и выгодно вложить этот капитал, чтобы получать проценты!       Но рядом с Андреем вился всё время его приятель Николя Маркин, который постоянно искушал его. Андре ходил с ним в клуб и периодически проигрывал Маркину довольно большие суммы денег.       Встречаясь с Софьей в приёмные дни в институте, он жаловался ей на хитрость Маркина, на своё безволие.       Сонечка говорила: «Андре! Вы скажите папеньке! Пусть он отберёт у вас деньги — вам и тратить нечего будет!» Но на такое Хованский не мог пойти. Ему хотелось развлечений после ежедневной работы над законами и постановлениями, а для этого нужны были деньги.       — Так вы гоните этого своего Маркина! — отвечала сводная сестра.       Но Хованский не мог гнать Маркина прочь, потому что у него уже образовался огромный карточный долг мошеннику. Ему было также стыдно сказать об этом Софье, потому что, пока он купался в роскоши и сорил деньгами, её матушка жила в деревянном одноэтажном домике, который совсем в землю врос. Гордая женщина не брала денег у Петра Иваныча: «Мне пенсии хватает!» Она ведь получала пенсию за своего погибшего мужа-офицера. Как бы она могла пользоваться ещё и подношениями любовника, хотя и отца её дочери?! Честь не позволяла.       По этой причине Соня ничего не знала о бедах своего брата. Она училась в институте, скоро уже и выпуск. Все годы она была первой ученицей в классе, как бы кто ни тщился её с этого места оттеснить. И особых стараний она не прикладывала. Просто была умная, начитанная, трудолюбивая и искусная. «Идеальная ученица!» — ахали все педагоги.       После окончания института Софья собиралась начать педагогическую карьеру. Если, конечно, старый князь Хованский не даст ей приданого. А бесприданница — кому нужна?! Замуж так просто не выйти!       Двойственное положение смущало Соню. То ли бедная бесприданница, то ли богатая дочь князя Хованского… Поди разбери! Но она мечтала не о богатстве — она мечтала о любви!       * * *       В розовом дворце княгиня Алтуфьева беседовала с племянницей Жюли.       — Ну и как тебе приём? Как тебе московский бомонд?       Жюли презрительно выгнула бровь:       — По правде сказать, тётушка, и посмотреть-то почти не на кого!       — А граф Воронцов?!       Племянница изогнула губки.       — Ну, граф Воронцов… Вы бы ещё сказали: вон звезда на небе! Граф женат!       — Милочка, пусть это тебя не беспокоит. Ты только скажи. Его ведь и развести можно!       — Тётушка, что-то я Вас не узнаю! Его жена — ваша крестница! Чем она Вам так насолила?       — Крестница крестницей, а племянница — родня более близкая! И потом, я их женила, а Нина манкирует этим браком, уже третий год сидит в Италии. Чего такой мужчина зря будет пропадать, когда тебе жених нужен? Подойдёт тебе?       — Тётушка, не знаю: я слишком мало с ним общалась. Надо бы устроить ещё встречу!       — Хочешь, пригласим его в манеж? Он большой любитель лошадей!       — С удовольствием! Я тоже люблю лошадей и верховую езду! Сделаю вид, что никогда не садилась верхом: потешу его самолюбие!       — Я вижу, милочка, мои уроки даром не прошли!       «Ну это ещё не известно, кто кому какие уроки давал!» — подумала Жюли и пошла писать записку графу с приглашением в манеж.       * * *       Воронцов в библиотеке разбирал почту.       «Что-то много записочек! Ба! Да я, оказывается, в Москве в большой моде! Как экзотическая штучка!»       И Воронцов поморщился.       Действительно, в ворохе бумаг нашлось надушенное приглашение на розовой бумаге от Жюли в розовый особняк её тётушки и в манеж покататься на лошадях.       «Хм, с ума сошла! Будто я не «накатался» за время службы!» — подумал с усмешкой полковник кавалерии.       Но пришлось писать вежливое согласие приехать. Ведь надо и с Алтуфьевой насчёт развода переговорить: Андре подал разумную идею!       * * *       А в институте, в апартаментах мадам, злобный автор вдруг заметил молодого человека неопределённого, а лучше сказать — неопрятного вида. В странной мятой коричневой косоворотке, в коричневом же картузе, который он и не думал снимать, войдя в помещение. Вообще, что он тут делает?       Разговор его с начальницей был странен: Соколова называла его Сашей, а Саша её — то тётушка, то мама. Так мама или тётушка? Нежности какой-то, родственного тепла в их отношениях не чувствовалось. В конце она дала ему денег, он поморщился: мало. Какой-то бездушный монстр, потребитель.       Когда Саша ушёл, Лидия Ивановна долго стояла около окна и думала, что же делать с сыном.       «Я виновата перед ним, что променяла его на карьеру. Да я виновата, что родила вне брака. Боже, на кого он записан! На какого-то мещанина. На самом деле он — сын конюха, ещё того не легче! И он не дворянин! И мне пришлось от него отречься, чтобы не испортить свою карьеру, чтобы это не помешало моей службе! Боже, я не мать, а преступница! И теперь он ненавидит и презирает меня, он не знает меня совершенно! Но как же, как вернуть мне моего ребёнка?.. Ого! Я должна выйти за кого-нибудь замуж, и пусть муж усыновит Сашу и даст ему дворянство!»       Наблюдая за стайкой воробьёв, которая гонялась за крошками, высыпанными под окна институтской кухаркой Пелагеюшкой, Лидия Ивановна мысленно перебирала «женихов».       Женихи! Где их взять-то? Во вчерашней почте пришло приказание срочно устроить бал для выпускного класса. Надо пригласить юнкеров из юнкерского, или как оно теперь называется по-новому! Студентов из университета… Но если все они такие, как Саша, — не подложит ли тем самым мадам свинью своим воспитанницам?       Соколова вызвала к себе фройляйн Штольц и отдала распоряжения относительно бала.       — Разошлите, пожалуйста, пригласительные билеты! Все нужные люди также должны быть на нашем балу! Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы наши девочки нашли себе женихов ещё на школьной скамье. Я должна заботиться об их будущем! Закончат институт — и сразу под венец! И сердце моё будет спокойно!       Фройляйн ответила:       — Да, мадам!       Она была очень исполнительной и покладистой, она понимала, что начальница для неё и царь, и бог, и ослушаться её нельзя.       — Подготовьте список, Эмма, покажете мне!       Прошло часа два, и классная дама появилась вновь в кабинете Соколовой.       — Мадам, Вы просили составить список приглашённых.       Соколова посмотрела, одобрила: «Посылайте!»       Вечером, глядя из окна своей комнаты на тёмное предосеннее небо, Лидия Ивановна неожиданно вспомнила одну фамилию из списка. «Воронцов! Граф Воронцов!» Почётный попечитель института, он выделял на учебное заведение внушительные суммы. Это был один из самых богатых людей, которых знала Соколова. Но он ни богатством, ни знатностью не кичился. У него, кажется, никого на свете не было, тратить средства ему было не на кого. Да, говорили, что у него где-то в Европах путешествует жена, но вся Москва уже шушукалась, что графиня слишком увлеклась и что не сегодня-завтра граф разведётся с супругой.       «Граф благороден не только происхождением! Он благороден и душой! Он не откажет бедной женщине!» — думала Лидия Ивановна.       * * *       Назавтра и Воронцов получил именной пригласительный билет на плотной бумаге с причудливыми вензелями и с золотом.       В это время как раз Хованский приехал к Воронцову отдать долг. Владимир спросил у Андре, почему его не было у Алтуфьевой. Молодой человек ответил, что его отчим скончался. Были похороны, поминки, оглашение завещания.       — Царство Небесное рабу Божьему Петру!       — Да, достойный был человек. Князь, как и обещал, завещал мне половину состояния. Вторую хотел сводной сестре, но ему не позволили.       — Почему? Прости, что спрашиваю, но ты сам начал.       — Она незаконнорожденная. Я как юрист знаю это правило.       — У тебя есть сводная сестра? Не знал…       — Это не моя тайна.       — Хорошо, хорошо, не буду расспрашивать. И что теперь будет со второй половиной собственности?       — Буду разбираться в законах и документах… А ты-то что делал у княгини Алтуфьевой? Насколько я знаю, тебя на светский приём и калачом не заманишь!       — Проводил разведку, так сказать. Я решил подать на развод, а княгиня нас когда-то свела с Ниной в браке. Марья Алексеевна — крёстная моей жены.       — Подать на развод?       — Да-а, семьи не получилось.       — Что так?       — В семье прежде всего должно быть доверие! А когда доверия нет, то вообще ничего не возможно. Я больше не хочу иметь дела с женщинами!       — Ну ты хватил! Женщины оживляют нашу жизнь, как глоток шампанского!       — Да, но похмелье потом тяжело!       — Так что ж, теперь не пить из-за похмелья?       — А и вправду, давай выпьем!       Воронцов налил — приятели выпили по рюмке коньяку.       — Владимир! А что ж по поводу развода ко мне не обратился?! Может быть, мы что-нибудь придумали бы!       — Не подумал как-то…       — А вы с Ниной сколько уже в браке?       — Около десяти лет.       — А детей нет… Ведь нет, это правда? Чего ж стесняться? «Неплодие» — уважительная причина. Надо будет составить грамотное прошение. Я тебе помогу.       — Благодарю, благодарю!.. Давай ещё выпьем!       Воронцов толком не был знаком с брачным законодательством, поэтому поверил на слово приятелю.       И вот тут принесли как раз билет на бал. Хованский отозвался:       — Ты знаешь, Владимир, а мне тоже утром доставили такой билет. Но я не пойду: у меня траур. А моя сестра вынуждена будет на балу танцевать: у них такие строгие порядки! Её даже на похороны не отпустили!       На самом деле Софья не могла пойти на похороны старого князя Хованского, потому что официально она была ему никто. И на бал она пойдёт тоже по причине того, что у неё-то нет никакого траура.       * * *       Девочки выпускного класса собирались на прогулку в город.       — Душечки! Фройляйн Штольц обещала прокатить нас на карусели! — прыгала от восторга рыжая Варя. — Мы на базар зайдём, тянучек купим!       А чопорная Ася Черневская отвечала:       — Тебя послушать, Кулакова, так никогда и не скажешь, что ты учишься в институте благородных девиц! Как будто ты из деревни какой-то! Крестьянка необразованная!       — Среди крестьян есть интеллигентные, культурные, воспитанные люди! — примирительным тоном вступилась чёрненькая девочка небольшого роста Таточка Ильинская.       — Но Кулакова не из их числа! — презрительно вздёрнула нос Черневская.       — Душечки! Вы слышали: будет бал и благотворительный базар! Надо готовить поделки. Деньги, вырученные от их продажи, будут переданы в пользу госпиталя для раненых солдат! — прилетела восторженная Катя Шестакова, барышня с наивными васильковыми глазами и кудряшками на крутом лбу.       Варя тут же решила:       — Я вышью кисет!       — Да справишься ли ты?! — с подначкой сказала опять Черневская.       — Деевочки, не ссорьтесь! — в дортуар зашла Соня Горчакова.       Она была чем-то озабочена.       — Соня, собирайся скорее! — закричала Варя. — Только тебя ждём, мы не успеем покататься на карусели!       Однако вошедшая следом фройляйн Штольц сказала:       — Айнц, цвай, драй! Все строятся, кроме мадмуазель Горчаковой и принцесс Мириам! Вы остаётесь здесь! Мадмуазель Горчакова! Можете проводить принцесс Мириам в сквер и подышать там свежим воздухом!       — Вот ещё! Я не буду гулять с турчанкой! — дерзко ответила Соня. — Почему я должна с ней нянчиться?       — Это приказ мадам Соколовой! — ответила фройляйн и неожиданно для себя добавила. — Опекун принцесс Мириам граф Воронцов просил позаботиться о её безопасности!       — Граф Воронцов? — недоумённо переспросила Соня.       Фройляйн пожала плечами:       — Да, из соседнего особняка! — и кивнула в сторону умывальной комнаты.       Софья поняла, что речь идёт о хозяине заброшенного дома, и настроение у неё поменялось.       Соня и Мириам гуляли в сквере. Мириам рассказывала о себе и своей семье.       — Моя мама русская! Она умерла, когда я была совсем маленькой, хотя она успела научить меня русскому языку. Я никогда не разлучалась с моей няней, верной Зейнаб. Отец мой — Адиль-паша, из Стамбула, но в этой войне он перешёл на сторону русских. А граф Воронцов обещал ему доставить меня в Москву и уберечь в безопасном месте.       — О да! — отвечала Софья. — Наш институт — чудесный оазис! Здесь мы под надёжной охраной!.. А кто это граф Воронцов? Он хороший человек?       — О да, конечно! Это ваш, русский полковник. Он живёт в соседнем доме! Мой отец подружился с ним и просил графа позаботиться обо мне. И вот я с вами!       — Ты прости меня, Мириам! Я же не знала, кто ты! — говорила Софья, а сама думала: как бы так исхитриться и узнать ещё что-нибудь о графе Воронцове.       Но Мириам и сама стала рассказывать о том, как проходил бой под Плевной, как отец её был захвачен турками в плен, а граф Воронцов ранен.       — Соня! Он настоящий герой!       Глаза Мириам над белым хиджабом, закрывающим нижнюю половину лица, сияли. Софью кольнуло что-то похожее на ревность.       — Тебе он нравится, граф Воронцов?       Мириам поняла её чувство.       — Что ты, Соня! Он мне как отец!       Софья успокоилась.       — Мириам! Расскажи мне, что знаешь, о его подвиге! Я к благотворительному базару нарисую картину, изображающую его в бою!.. Только ты не говори никому! — спохватилась она.       Девочки были так увлечены разговором, что не заметили, что их выслеживают турки. Злоумышленники пробрались в лодке по широкой трубе, соединяющей институтский пруд с водоёмом на запредельной территории.       — О, шайтан! Мы не можем сейчас её украсть, потому что тогда её подруга побежит и всё расскажет, а двоих нам втроём не осилить!       — А может, как-нибудь одну отвлечь, а вторую выкрасть в это время?!       А девочки разговаривали о предстоящем бале.       — Ах, Мириам! Я так хочу на бал! Я никогда не была на балу!       Соня вся светилась от радости, в предвкушении.       — Ах, нет, нет, я не пойду на бал, я не могу танцевать с мужчинами, я не могу танцевать перед мужчинами, в их присутствии! Если только это не отец, брат или муж! — с испугом отвечала Мириам. — А ты надеешься, что граф Воронцов будет там? — догадалась она.       — Ах! — счастливая улыбка мешалась на лице Сони с притворной сердитостью, что её секрет разгадали.       Но ведь каждой влюблённой девочке хочется иметь наперсницу, с которой можно обсудить свои чувства. Можно попросить у неё помощи, можно похвастаться своими достижениями. Новый человек, новая подруга более подходит на эту роль. И к тому же Мириам — подопечная графа, ЕГО подопечная.       Турки: Рифат, Мустафа и Аслан — услышали про бал и решили воспользоваться всеобщей суетой, когда начнётся бал, и украсть Мириам в этот день.