Ради Андрюши

      Август 1877. Шла русско-турецкая война за освобождение Болгарии от турецкого владычества. А в московском институте благородных девиц воспитанницы собирались после каникул.       Дортуары выпускного класса были необычными - они скорее напоминали маленькие уютные спальни частного пансиона, а не институтские холодные «казармы». В этом дортуаре стояли четыре кровати, шкафы с одеждой и книгами, висело зеркало. Окна не были заклеены бумагой, как у младших, на них висели светлые занавески.       Ася Черневская и Тата Ильинская всё лето провели в институте: родители Аси в ссылке, а отец Таты воюет против турок. Подруги были рады видеть Соню Горчакову: она, кажется, за лето выросла и повзрослела. Взгляд изменился, стал более женственным и мягким, и фигура обрела женственные формы.       - Что вы, душечки, вы тоже изменились! Мы все взрослые теперь - выпускной класс! - смутилась Соня.       Вдруг в дортуар ворвалась, как рыжий метеор, Варя Кулакова:       - Душечки! Ой, душечки! Вообразите, меня к вам перевели! На место Катеньки! Она теперь в том дортуаре будет, а я с вами, с парфетками! Я так рада вас всех видеть, так соскучилась за каникулы!       Варя подскочила к Соне, чтобы её обнять. Тут в дортуар вплыла классная дама фройляйн Штольц. Высокая, стройная, в плотном зелёном закрытом платье со шлейфом, она напоминала портрет актрисы Марии Ермоловой. Но, в отличие от молчащего портрета, она сразу начала делать замечания.       - Мэдам! Ви уже нэ дэвочки – дэвушьки, барышьни. Надо умет весьти себья. Чьто это за прыжьки и ужимки? Да, сообщаю вам: мадемуазель Кулакова тепер будэт спат здесь. Я претложила этто мадам начальнице, чьтобы медмуазель Черневская и Ильинская повлияли на неё благотворно. Но особо, - она обратила на Софью фирменный тяжёлый взгляд серых глаз, - я надэюсь на мадмуазель Горчакову. Это же ваша подруга, Софффья! А тепер готовьтесь ко сну! У фас тесять минут!       И классная дама, демонстративно перевернув огромные песочные часы, вышла.       Но Варя никак не могла угомониться.       - Представляете, душечки! Последний год, выпускной класс. У нас будут балы, женихи...       - Что ты, Варенька, нам ли, бесприданницам, думать о женихах! - сказала Софья.       - Душечки! А давайте погадаем!       - Ну какие гадания, Варя! Всё это глупости!       - И ничего не глупости, Софочка! Надо зайти в полночь в заброшенный дом, найти там большое зеркало и подойти к нему со свечой... - заинтриговала подруг Варя, заглядывая со свечкой в зеркало, висящее здесь же.       - И что? - все физиономии отразились в зеркале.       Варя выдержала эффектную паузу и выкрикнула:       - Суженого увидишь!       Девочки отпрянули.       - Не говори ерунды, Варя! Никого ты там не увидишь! - смеясь, сказала Соня.       - А пойдёмте проверим! - Варя мотнула головой в ту сторону, где находится помещичий дом, давно уже не подающий признаков жизни.       - Это просто заброшенный дом, в котором никто не живёт, - возразила Софья.       - А ты проверь!       - А что? И пойду! И проверю!       Варя сама испугалась решительности подруги и тут же начала отговаривать:       - Что ты, Сонечка, а вдруг там чёрная невеста живёт? Кто её встретит, никогда замуж не выйдет! И всю жизнь будет несчастной!       - Думаешь, забоюсь? Кто со мной? - с хорошо скрываемым страхом воскликнула Соня.       * * *       Три фигуры в ночных рубашках и кофтах, со свечками, выбрались из здания института.       - Душечки! Посмотрите, какие звёзды!       Августовские крупные звёзды густо усеяли московское небо. Но любоваться ими некогда.       Оказавшись во дворе особняка, девушки заметили приближающуюся чёрную карету.       - Чёрная невеста! - и две из них убежали. Соня же зашла в дом.       * * *       Незадолго до этого полковник Владимир Воронцов ехал в чёрной карете, запряжённой чёрными лошадьми, из Болгарии. Оттуда он вёз свою подопечную – турецкую девушку Мириам, дочь его друга, стамбульского Адиля-паши, перешедшего в балканской войне на сторону русских. С девушкой ехала её нянька, с которой Мириам никогда не разлучалась с самого рождения.       Хотелось спать, и голова офицера в зелёной полевой шапке с красным околышем и золотым значком мерно покачивалась в такт бега лошадей. Его никто не ждал в родном доме (Нина была третий год на итальянском курорте), но приходилось направляться туда, чтобы поселить Мириам и няньку Зейнаб. Сам Воронцов собирался быстро вернуться назад, под Плевну, где шло кровопролитное сражение, и в это время прохлаждаться в Москве полковник не считал для себя возможным и достойным. Он, конечно, получил отпуск по ранению: иначе нечего было бы и думать самому отвезти турчанок в Россию. Но всё равно задерживаться в Москве надолго не собирался.       Его спутницы, все укутанные в чёрное, испуганно жались друг к другу на противоположной скамейке.       Но вот уже наконец и Калужская застава. Совсем чуть-чуть ещё проскакали лошади, и тёмный силуэт особняка показался в окне кареты.       Пока восточные дамы выбирались на улицу, Владимир успел зайти в дом. С некоторым недоумением отметил, что дверь открыта. В дальней комнате мерцал, кажется, огонёк свечи. Каково же было его удивление, когда он увидел девушку в ночном наряде, которая стояла около Нининого зеркала и гляделась в него!       «Хм, пока я отсутствовал, у меня призраки, что ли, поселились?» - подумал Воронцов. Девушка увидела в зеркале его отражение, выронив от неожиданности свечку («Так и до пожара недалеко!» - заметил про себя хозяин), едва коснулась его плеча и стремглав кинулась прочь из комнаты, из дома и со двора.       Задумчивое настроение графа Воронцова прервали его турецкие гостьи, наполнившие щебетанием Мириам пустынный замок.