Шахматы с тигром

      Прижимаюсь затылком к бетонному перекрытию и плотно смыкаю веки. Если бы не громоздкие пистолеты, оттягивающие руки вниз, прижала бы ещё ладони к глазам. Больше я не хочу видеть его в своей стихии. Насмотрелась на несколько жизней вперёд. Поначалу это было даже красиво, физическая мощь и чёткость мысли, быстрота реакции и лаконичность движений. И всё выглядело просто искусством, творением великолепного мастера. Но постепенно я стала замечать и другое. Кровь и перекошенные в болезненном крике рты, множество уже безликих тел, и звериная ярость, выступающая из пор. И не только у генно-модифицированных, но и у обычных людей…       Сильная рука хватает меня за шкирку и буквально вбрасывает в дверной проём. Вот уже больше часа мы пытаемся выбраться из атакованной людьми резиденции Хана. Его дворец рушится, как и его власть, под огнём тысяч спецназовцев. Бежим вперёд, Хан отстреливается, я просто стараюсь не отстать, и зачем-то тащу тяжеленные, ужасно мешающие пистолеты. Мы выскочили на длинную веранду с колоннадой, за которой виднеется одичавший, разросшийся сад, и Хан мгновенно упал ничком на пол, увлекая меня за собой. Колонны начинают крошиться под обстрелом залёгшей за деревьями засады. - Не высовывайся, пока я не расчищу путь. - Хан, остановись. Давай закончим на этом. - Нам надо добраться до звездолёта. - Зачем? Я уже поняла всё, что ты хотел мне сказать. Зачем повторять всё до конца?       Вместо ответа он встал в полный рост, и тяжёлые автоматы в его руках ожесточённо застрочили, негодуя помехе на пути. Через пару минут грохот прекратился, и меня снова потянули за шкирку. Хан перемахнул через перила и быстрым шагом направился к боковой аллее. Мне ничего не оставалось, как идти за ним.       Грустная это была прогулка. Воздух наполнился ароматом раскалённого металла и травы. Странная смесь. Странный листопад из огрызков зелёных, молодых ещё листьев тихо кружился, не спеша долетать до земли. Некуда им было падать, дорожка и так уже усеяна мозаикой изувеченной листвы, и деревья скорбно всплёскивали ветвями, не в силах понять, как такое могло случиться… Впереди что-то загрохотало, и Хан тут же рванулся сквозь кустарник, исчезнув из моего поля зрения.       Когда я вышла на полянку, где притаилось несколько глидеров, всё уже было кончено. Я замерла на месте, старясь не смотреть на мёртвые тела, распластавшиеся в лужах крови. Помощники Хана рассаживались по машинам, а сам он пружинисто направился ко мне. - Шевелись! - Это просто иллюзия, и я не хочу её продолжать. - Вот как?       Он поднял автомат и нацелил его мне прямо в лицо. На секунду передо мной оказались три чёрных, пустых глаза, а потом железный чуть сдвинулся и полыхнул огненной вспышкой. Сзади раздался короткий вскрик и нестройное эхо выстрелов, и тут же меня обхватили его руки, крепко прижали к мужскому телу, развернули, словно посреди этого кошмара мы вдруг начали танцевать безумное танго. Он внёс меня в ближайший глидер, и через его плечо я отрешённо наблюдала, как медленно падают под выстрелами суперлюдей спешащие к полянке солдаты подкрепления, но уже ничего не чувствовала. Наверное, у каждого из нас есть порог чувствительности, и в этот день я далеко перешагнула свой.       Когда глидер набрал высоту, я заметила расплывающееся на полу пятно крови. - Ты ранен? - Не страшно. - Ты закрыл меня от пуль?       Он только безразлично повёл плечом. - Я не хочу тащить тебя сюда ещё раз.       С его лица сползла злость и ярость боя, и я с удивлением обнаружила под ними толстый слой усталости. Вот уж не думала, что он умеет уставать. Хан болезненно поморщился. - Не думай, что мне нравится вспоминать это. Но ты должна увидеть всё до конца.       Когда мы приземлились у звездолёта, я поняла, что он был прав. И что я очень далека от благословенного порога, за которым уже ничего не чувствуешь. Такого я бы хотела не видеть никогда. ***       Пальцы судорожно сжали пластиковые подлокотники тюремного стула. Я понимаю, что сейчас мои чувства как на ладони, но всё равно не могу закрыть их внутри. К горлу подкатывает мерзкий, щиплющий комок. Хан чуть склонил голову, насколько позволяет металлический ошейник, опустил глаза в пол. Не хочет давить сейчас, даёт возможность прийти в себя. Что ж, спасибо и на этом. - Признаю, тебе есть за что ненавидеть нас. Но на нашей сегодняшней задаче это, практически, ставит жирный крест. - Подумай ещё. - Люди изменились. Мы отказались от войн, от агрессии, от насилия. Прошло больше трёхсот лет. - Нет никаких «вас» и «нас». Мы одинаковые. И никто из нас не изменился, изменились лишь цели. В том числе и у меня.       Мне надо задать ещё один вопрос, но слова не идут, острыми крошками оседают в пересохшем горле. - Хан… Среди них… были... твои дети? - Нет. Но это не имеет значения. Они все мои дети.