Художник. Не псих.

Я залетаю в дом, с грохотом захлопвая за собой дверь. Безопасность. Она тут же обволакивает меня своим спокойствием и размеренностью. Все, что тревожило меня, уходит на второй план, а после исчезает без следа. Я дома. Оставляю папку на одном из столиков в прихожей. Здесь, в месте, где любой творческий порыв лишь приветствуется и всячески поощряется, я не боюсь того, что ее содержимое может попасться кому-то на глаза. Я в какой-то степени даже хочу этого. И несомненно тот, кто пройдет мимо этого столика, остановится на секунду и откроет папку, чтобы посмотреть: появилось ли там что-нибудь новое? И если день для меня был плодотворным, это несомненно порадует того, кто будет просматривать белую папку в пятнах от краски. Позже, за ужином, или же при случайной встрече на лестнице мне выскажут объктивное мнение по поводу новой работы. Похвала, критика, советы… все это дается в столь мягкой форме, что не может ранить чувства творческого человека. Вот, пожалуй, единственное правило этого дома: никто и никогда не имеет права оскорблять чьи бы то ни было чувства. Это касается и гостей, и обитателей этого дома. Теперь вы понимаете, почему здесь я чувствую себя в безопасности? Оставив папку, я пару раз прыгаю на коврике у двери, отчего все в радиусе полуметра покрывается слоем снега, слетевшего моих ботинок и пальто, которое я снимаю и оставляю на вешалке. Следом на этом же крючке оказывается и пестрый шарф, подаренный мамой на прошлое Рождество. На другой крючок, что побольше, я собираюсь повесить шапку, но, потянушись за ней, обнаруживаю, что забыл ее там, на улице. Жаль, конечно, надеюсь ее никто не возьмет, и завтра по дороге в колледж я смогу найти ее. Подхватив поставленную на пол сумку, я направляюсь вверх по лестнице. Там расположены жилые комнаты. Моя дверь четвертая и последняя по правой стороне коридора. Третья — комната моего брата. Напротив моей двери — комната для гостей, которой обычно пользуется мой кузен Джек, когда приезжает к нам на каникулы. Я совсем не против такого соседства, особенно если учесть тот факт, что он практически все время сидит за запертой изнутри дверью. Я же люблю сидеть на небольшом балкончике, который граничит с балконом моего брата, и болтать с ним о всякой ерунде, вроде фильмов ужасов, вышедших в прокат на прошлой неделе, или о какой-нибудь песне Green Day или The Misfits до поздней ночи. Многие недолюбливают своих братьев или сестер по разным причинам. Не понимаю, почему. Может, это странно, но я люблю проводить время со своим братом. Он никогда не достает меня, если видит, что я хочу остаться один. И он всегда будет готов разделить со мной последний кусок пиццы. Это больше, чем просто дружба, и больше, чем кровное родство — это все и сразу, помноженное на десять или даже на сто. С таким братом можно совершенно не заботиться о том, что у тебя нет друзей, если у тебя их действительно нет. Мой друг живет слишком далеко, чтобы мы могли видеться с ним каждый день. Не смотря на это или на то, что мы учимся в разных колледжах, мы время от времени встречаемся и неплохо проводим время. Вовсе необязательно созваниваться каждый день и писать сютню писем по e-mail. Нам просто достаточно знать, что при необходимости каждый из нас придет на помощь другому. Этого вполне хватает, чтобы считаться друзьями. Задумываясь на такие «вечные» темы, я толкаю четвертую дверь по правой стороне и погружаюсь в совершено другой мир, не похожий ни на что. Мои мир. *** До прихода бабушки еще есть пара-тройка часов, которые я посвящаю своему образованию. Я не люблю большую часть предметов, которые мне приходится изучать, но при этом я не позволяю себе не изучать проходимый материал. Это нужно прежде всего мне, а не тому мужчине, что стоит у огромной доски с меловыми разводами и проговаривает заученный за долгие годы текст рабочей программы. Можете незвать меня зубрилой-ботаником, но мой внешний вид говорит об обратном. Хоть в душе я и являюсь в какой-то степени зубрилой-ботаником. Я прилежно прочитываю конспекты лекций, ищу кое-какую информацию в Сети, выписывая кусочки текстов на отдельные листы бумаги. Кресло, обитое оранжевым дермантином, поскрипывает, когда я начинаю крутиться в нем, задумавшись о чем-то. Постепенно голова начинает кружиться, и тогда я понимаю, что пора бы остановиться. Хотя, даже после того, как я встаю, картинка перед глазами все равно продолжает словно крутиться вокруг меня. Странное, но довольно приятное чувство. Чтобы не потерять равновесие и не упасть, я падаю на кровать, подхватывая с пола маленький теннисный мяч. Не помню, откуда он у меня… О появлении как минимум половины вещей в своей комнате я имею весьма смутное представление, но это нисколько не мешает мне считать их целиком и полностью своими до тех пор, пока они находятся здесь. Найдя среди множества вещей, валяющихся вокруг кровати, наушники, я надеваю их, полностью блокируя все звуки из внешнего мира. Клянусь, вы можете взорвать рядом со мной гранату, и я не услышу ее. Отчасти это благодаря наушникам, но в большей степени это заслуга песен. Я просто погружаюсь в эти звуки, отключая мозг. Своеобразный маленький рычажок, блокирующий угрюмую реальность… Замах, бросок, удар о стену. Мячик отскакивает от стены лиственно-зеленого оттенка и летит прямо мне в руки. Снова замах, бросок… теннисный мяч попадает аккурат рядом с плакатом Nirvana и отлетает назад. Еще замах, опять бросок, отскок… Ауч! Мяч, как обычно, не летит ко мне в руку, а попадает в лоб. Больно, но терпимо. Надеюсь, хоть синяка не будет. Обидевшись на мячик, я бросаю его куда-то в сторону двери. Но через несколько секунд он возвращается вновь. На этот раз в ногу, чуть выше колена. — Что за хрень? — я оборачиваюсь, стаскивая с головы наушики. В дверях стоит мой брат, уперев руки в бока и грозно уставившись на меня. Я бы не засмеялся, я бы смог сдержаться, если бы не его очки, перекошенные вправо. Пазлы в голове сложились за долю секунды. — Ой, ха-ха, прости Майкс, а-ха-ха-ха… я не хотел. Прости… я не хотел. Лицо братишки перестало быть таким решительным, черты лица смягчились, а губы тронула неширокая улыбка. Он присел на кровать рядом с моими ногами, отчего матрац едва прогнулся под таким тощим парнишкой, как мой брат. Во мне проснулось поистене материнское желание накормить этого недоанорексика. — Там бабушка пришла, — Майки стукал этим дурацким мячом об пол, получая при этом характерный глухой звук. — Давай поднимайся, и пошли на кухню… *** Все суетились, бегая от одного стола к другому. Постояно открывалась и закрывалась дверь холодильника, из которого всегда забывали достать что-нибудь «крайне необходимое». Правда потом дверь снова открывалась и закрывалась, но уже потому, что это самое «что-нибудь» никому не пригодилось. Майки ловко нарезал овощи для салата, а бабушка была полностью поглощена приготовлением соуса к пасте. Она не заметила, как начала тихо напевать себе под нос, на что мы с Майки, переглянувшись, только улыбнулись. Когда с приготовлением ужина было покончено, мы сели за большой стол. Выглядело немного несуразным то, что за таким столом, рассчитаным, наверное, человек на десять-двеннадцать, сидят всего трое. Я уже как-то привык, что родители в постоянных командировках и разъездах, так что меня это не особо заботило. Но все же, если бы они были тут, вечер стал бы немного лучше. — Как твоя работа, милый? — обратилась ко мне бабушка. — Нормально. Сегодня у меня выходной. — А что с рисунками? Я уже неделю не вижу ничего нового. Ты не болен? — она приложила руку к моему лбу. — Обычно ты каждый день рисовал этих страных угловатых человечков из комиксов, был бы только карандаш под рукой… — Я просто не знаю, что со мной происходит. Я просто… просто беру карандаш и возникает чувство, словно он впервые у меня в руках. Линии выходят кривыми и нечеткими. Это ужасно раздражает и даже пугает меня! — я отложил вилку и закрыл лицо руками. — Оу! — Бабушка приподняла брови. — Не переживай, это скоро пройдет. Каждый хоть раз испытывал творческий кризис. Не ты первый, не ты последний, — она ободряюще улыбнулась. Конечно, ничего особого она не сказала, но стало легче. Просто ей не все равно, как большинству. И я благодарен за это. — Кстати, Майкл, как твои оценки? Братишка влип. Он понял это в тот самый момент, когда она назвала его Майклом, что нехарактерно для нашей бабушки. Что нехарактерно для бабушек вообще. Майки прекрасно понимал это, так же как и то, что его успеваемость оставляет желать лучшего. Он поджал губы и опустил глаза, коротко ответив: — Я исправляю. Бабушка подавила огорченный вздох и потянулась к стакану с соком. У моего брата ужасное зрение, и он просто не видит то, что пишет учитель на доске. Я думаю, причина в этом, но я же могу ошибаться. Он не любит сидеть с учебниками и корпеть над домашним заданием. А учитывая то, что он в выпускном классе… у него будет не так много шансов поступить в престижный колледж. Но я видел его оценки, я специально ходил в школу, чтобы поговорить с преподавателями. У него стоит «С» только по физике и музыкальному искусству. С физикой я мог бы ему помочь, но вот изучать симфонии Баха не для меня. И не для него. Но я не думаю, что умение исполнять «Разговор с ангелом» Моцарта поможет ему в жизни. Или это сочинил не Моцарт… не знаю, надо посмотреть в «Google». Дальше разговоры пошли на другие темы, которые касались погоды, актуальных мировых новостей, искусства и всего прочего. Но больше всего, разумеется, обсуждалось искусство. Благодаря бабушке наш дом был пропитан творчеством от подвала до потолка. На первом месте стоит учеба, но второе место каждый вибирает для себя свое. Но так или иначе это самое «второе место» предполагает творчество. Когда я был совсем маленьким меня это жутко бесило. Став старше я, наверное, просто привык. Я перестал замечать как начинаю рисовать на каждом чистом листке бумаги, который подыернется мне под руку. Я машинально начинал петь, как только слышал знакомый мотив. Это нормально, как я убедился позже. Это не фанатичная зависимость, это просто часть жизни. Жизнь и искусство неразделимы, ведь так? Это и стало «вторым местом» в моем списке дел. Рисование. Способ самовыражения, который идеально подходит для меня. У Майки дела обстоят не так хорошо. Его плохое зрение не дает ему возможности рисовать, как это делаю я. Родители не наградили его выдающимися вокальными данными, но он неплохо поет в душе. И он делает это так громко да еще и в шесть утра, что никакое одеяло, натянутое на голову не помогает. Майки как-то пробовал играть на гитаре и даже выучил несколько элементарных аккордов, но потом его учитель сменил работу и переехал в другой район. Мой брат не пожелал идти к другому, сказав, что будет все силы вкладывать в учебу. Да, отличная шутка! Закончив семейный вечер, мы разошлись по своим делам. Бабушка проверяла счета за дом, Майки сидел и решал задачи из толстой книжки под названием «Сборник задач по физике», я же развалился морской звездой по центру его комнаты. Ленивое разглядывание коробок с CD дисками и огромных стопок комиксов мне быстро надоело, и я начал потихоньку поворачиваться, чтобы получить новый угол обзора. — Если ты пытаешься станцевать брейк, то у тебя не очень выходит, — заметил Майкс, не отрываясь от учебников. — Если ты пытаешься сделать вид, что решаешь задачи, а не читаешь тайком комикс, то у тебя не очень выходит, — передразнил я, протягивая руку в его сторону. В нее опустился свежий выпуск какого-то комикса. Перевернувшись на живот, я положил комикс в пятно света, отбрасываемое настольной лампой, и принялся за рассматривание картинок, что в данной ситуации можно приравнять к чтению. — Ма-а-айки… я прекрасно вижу, что у тебя есть еще один. Но, ради всего святого, реши ты уже эту долбаную задачу и читай их, сколько хочешь. Видимо, рассудив, что данный совет не несет в себе какого-либо скрытого подтекста, мой брат добровольно отложил прошлый выпуск того же комикса и принялся за решение этой простенькой задачки всего-то в пять действий.