Raven

Ira furor brevis est («Гнев есть кратковременное умоисступление». Гораций, «Послания»)

      Он появляется только через неделю, с большим букетом цветов и следами свежей помады на поношенной рубашке. Она тянется к нему и целует в щеку. Но он странно холоден с ней, будто эта новость вытащила его из постели очередной старлетки, стремящейся занять ее место рядом с ним. Я наблюдаю, как она что-то спрашивает у него. Ее лицо еще ужасно бледное, и синие круги под глазами – свидетельство несчастного случая на выпускном.       Кожа покрыта отвратительными шрамами. Рваными ранами. Она кричит по ночам. И я баюкаю. Оберегаю от дурных снов. Рыжие волосы разметались по подушке, на губах блуждает кривая ухмылка, и он говорит, что она все еще та неотразимая красотка. Но ее глаза смотрят на него с недоверием. Она хватала меня за руку и кричала так громко, что все окна в округе могли бы разбиться. Прямо таки истинная банши. Она не помнит, кто именно набросился на нее.       И часто плачет. Миссис Мартин провела с ней эту ночь, и я решил сменить ее. Она выглядела слишком изнеможенно и устало. Он крутил в руках ключи от новенького порше и рассказывал ей очередные сказки о любви. Она пыталась взять его за руку, но он резко отдернул ее. Так, словно она была больна смертельной болезнью. Его мобильный снова завибрировал, и он чмокнул ее в лоб. А затем выскользнул из палаты. В трубке слышался голос какой-то очередной девушки, она сладко мурлыкала ему о предстоящем вечере.       Эллисон махнула мне рукой на парковке и быстро шмыгнула в больницу, стараясь как можно скорее проведать подругу. Я тут же окликнул его, но он сделал вид, что не услышал. Словно мои слова были адресованы совсем не ему. Я назвал его по имени, и он обернулся с широченной улыбкой. Пользуясь преимуществом, я сразу ударил ему по носу. Кровь ручьем хлынула из разбитого носа.       Похоже, я действительно разбил его. Он стал кричать что-то о полиции и пытался ударить меня в поддых, но я ловко увернулся. Как он мог поступить с ней так? Стараясь стереть с губ багровые подтеки, он угрожал мне родителями и расправой, но мне было глубоко плевать. Быстрым шагом, он ушел к своему новенькому порше. Алому, как кровь, стекавшая по его подбородку.       Стерев с руки кровь, я быстро вернулся к ней в палату. Она улыбнулась мне, и Эллисон приветственно отдала мне честь, как бы намекая, что я могу быть свободен как минимум на четыре часа. Но мне не хотелось.       В голове все еще всплывали картинки истерзанного тела. Ее стоны. Пот и широко распахнутые глаза. Она была всем моим существом. Я теперь прекрасно это понимаю. Это не я выбрал ее. А судьба. Как бы зла она ни была ко мне. Но сейчас она сделала мне самый прекрасный дар в виде ее счастливых глаз. Мы подолгу говорим о книгах. Ей нравится Кант и стихи Роберта Фроста.       Она уже идет на поправку. Мое сердце замирает при виде ее бледной кожи и такой невольной близости. Мне хочется целовать ее. Держать в своих руках. Но я не могу. Какая глупая шутка?! На тумбочке у ее кровати я замечаю открытую коробку с витиеватым кулоном в форме ворона. Его большие черные глаза инкрустированы, каким-то камнем, но мой взгляд падает на чернильные перья. Пушистые и длинные перья украшают серебряное украшение. Снова вороны. Проклятье. Я уже начинаю их ненавидеть.