Воспоминание

Пока они сидели в Мюзене, на небосвод горделиво поднялась бледная луна, и всё вокруг разительно преобразилось под её мягким серебристым светом, став словно новым, незнакомым. Где-то вдалеке пахнет каштанами и машинным маслом, но кусты сирени у выхода из кафе практически полностью перебивают эти запахи. По земле начинает стелиться туман, окутывая город призрачным саваном. Дома, ставшие похожими на плоские декорации, теряются в дымке. Палатки, ларьки и лавочки постепенно закрываются, а их владельцы шустро семенят домой, перебрасываясь между собой парой слов на прощание. Неподалеку показывается ещё открытый тир, такой же пёстрый и сказочный, как и все остальное этим вечером. За стойкой сонно сгорбился рыжий парень с термосом в руках. - Эй, вы открыты? – окликает его Баки, сложив ладони рупором у рта. Встрепенувшись, паренёк щурится, поднеся поближе к глазам часы на цепочке, и отвечает, потирая глаза: - Еще полчаса работаем. Хотите пострелять? - Попробуем? – весело спрашивает Конни, посмотрев Баки в глаза. - Отчего нет? - мягко улыбается Джеймс. Тщательно пошарив в карманах, Барнс наконец достает пару монет и отдаёт рыжему. - Пять выстрелов по движущимся мишеням. Пять попаданий – большая игрушка, четыре – маленькая, - бормочет парень, доставая из-под прилавка коробку с резиновыми пульками. - Ты или я? – спрашивает Баки, щурясь от света фонаря неподалёку. - Конечно же ты, – улыбается Конни, скрестив руки на груди. – Я ведь не умею стрелять. - А попробовать не хочешь? – ехидно предлагает Барнс. – Я тебе помогу. - Нет уж, только оружия мне не хватало, - отмахивается девушка, вручая спутнику привязанную к прилавку винтовку. Рыжий кладёт руку на рычаг, приводящий механизм в действие. Баки медленно заряжает винтовку, поглядывая на жестяные фигурки странных зверей, усыпанные дырками от выстрелов. Уперевшись в исцарапанную деревянную стойку и закрыв один глаз, Джеймс кивает парню. Мишени с лязгом дёргаются и начинают своё движение по рельсам. Конни прикусывает губу, наблюдая. Барнс заваливает железяки одну за другой, словно сам - заведённый автомат. Белка, возглавляющая звериную процессию, повержена выстрелом в глаз. Затем падает заяц, напоминающий зверька лишь длинными ушами. Две следующие фигурки, выглядящие как разноцветное желе, также пропадают из виду после пары точных ударов. Только последняя фигура, то ли кот, то ли лисица, дрожит, издавая противный скрип, но стоит на месте. Баки опускает оружие, отпрянув от стойки. Лавочник, улыбнувшись, поздравляет пару с удачной стрельбой и принимается шарить по полкам, выбирая игрушку. Наконец он вытаскивает жёлтого плюшевого мишку с глазами-бусинами, одетого в синий комбинезончик. - Нравится? – спрашивает рыжий, показывая игрушку Конни. - Очень! – улыбается Митчелл, забирая медвежонка.

***

После стрельбы Джеймс неожиданно переменился. Заботливо накинув на плечи продрогшей спутницы свой зелёный китель, он шагал молча, вертя в пальцах помятую самокрутку, но всё никак не закуривая. Джеймс боялся. За себя, за Конни, за Стива. За будущее, которое может не наступить. Конечно, он никогда бы не стал говорить об этих переживаниях вслух. Более того, даже намекни Конни на это - Барнс бы в ответ забавно фыркнул и принялся убеждать девушку в обратном. Поэтому Митчелл молчала, легонько поглаживая шершавую ладонь сержанта. Баки грустно усмехнулся, приобняв девушку в знак благодарности, и Конни крепче сжала его руку. В трудные минуты она говорила мало, пытаясь успокоить его, как мать успокаивает дитя - тихо и чутко. Она была одной из немногих, кто всегда понимал его. Она всегда искренне восторгалась им и заливисто смеялась даже над абсолютно несмешными шутками. Строя мечты о послевоенном будущем, витала с любимым в облаках, но, не теряя трезвого рассудка, билась за него на земле. Защищала от всех угроз, уводила от драчунов-пьянчужек, ляпнувших что-то не то или как-то не так посмотревших... Конни любила своего сержанта, видела, что нужна ему и не требовала ничего взамен.

***

Через какое-то время из тумана призрачным миражом выплывает злополучная трамвайная остановка – пожалуй, самая старая остановка в округе. Когда-то красивая, теперь она неуклюже стоит на обожжённых деревянных колышках. Краска, покрытая морщинами трещин, грозит вот-вот осыпаться, крыша предательски накренилась... Кажется, что вся эта конструкция может пасть при малейшем дуновении ветерка, но старожилы поговаривают, что такой остановка простояла уже около пятнадцати лет. Неподалёку возвышается новенький фонарь на силуминовой ножке, заливая тёмную улицу уютным желтоватым светом. В его лучах переливается крохотная билетная будка, похожая на маленький танк благодаря алюминиевым пластинам обшивки. Прислонившись к будке, стоят уличные часы, показывающие уже за полночь. У их подножия мерно посапывает пятнистая облезлая кошка, повернувшись спиной к свету. Тщательно порывшись в сумочке, Конни извлекает оттуда кошелёк и направляется к остановке, как вдруг Барнс преграждает ей дорогу. - Не нужно, я заплачу. Конни ничего не отвечает и с невозмутимым видом достает из монетницы маленький серо-жёлтый кусочек бумаги - трамвайный билетик. Джеймс, оторопев, молча хлопает глазами, непонимающе глядя на билет, а затем неловко усмехается. - Чёрт, я повёл себя, как полный идиот, – сквозь смех тихо произносит Баки. – Ты не перестаёшь удивлять, Митчелл! - А нужно? – тоже посмеиваясь, спрашивает Конни. Вопрос остаётся без ответа: еле ползущий по рельсам трамвай громогласно возвещает о своем скором прибытии. Конни испуганно оглядывается и неловко снимает с плеч китель Джеймса. - Вот и всё, - глухо произносит Барнс, опуская глаза. – Какого чёрта этот трамвай приезжает всегда вовремя?! Конни долгие секунды не выпускает руки Джеймса и облизывает дрожащие губы, забыв о помаде. Баки наконец закуривает. Двери трамвая с лязгом отворяются, и, неуверенно поднявшись по ступенькам подножки, Митчелл неохотно протягивает билет контролёрше. Та, взглянув на пару с печальной улыбкой, шагает вглубь вагона. - Не смей соваться на фронт, - скороговоркой выпаливает Джеймс. - Даже не думай, Конни, прошу. Я должен знать, что тебе не угрожает опасность, что ты отсиживаешься в каком-нибудь чёртовом бункере или далёкой деревушке, где никто и не слышал о войне. Пообещай мне. Он дрожит, будто в ознобе, и всё ещё не отпускает её руку. - Хорошо, только ты возвращайся, - тихо просит Конни. Она уже не сдерживает слёзы. Из вагона доносятся возмущённые возгласы, требующие немедленно тронуться с места. Трамвай дёргается, издав оглушающий звон. Митчелл крепко сжимает руку Баки, что-то дрожащим голосом шепча на прощание, а сержант нежно целует её мягкую ладонь. - Я обещаю, Джим, обещаю, только напиши мне, пиши мне, слышишь?! - кричит Конни, побелевшими пальцами вцепившись в металлическую дверь уезжающего вдаль трамвая, а Баки машет ей вслед фуражкой, сорванной с головы. Девушка улыбается, утирая слёзы платком, когда вагоновожатый наконец закрывает двери. Прильнув к исцарапанному стеклу, Конни неотрывно смотрит на старую остановку, залитую фонарным светом, и старается изо всех сил удержать это мгновение, запечатлеть в памяти навсегда.