Summertime Sadness

В утреннем воздухе сквозили нотки лёгкой свежести, с каждой ночью становилось все прохладнее. Тонкий запах анемонов разносился по всей квартире с помощью компактного автоматического распылителя. Будильник давно жужжал где-то над ухом, вырывая из плена темноты. Сны с моим ангелом перестали приходить ко мне, возможно, из-за того, что уже какую неделю я просыпаюсь вместе с этим ангелом. В груди растекается тепло, притапливая меня без надежды вылезти и включить разум вкупе с логикой. Да и вылезать не хочется, мне сейчас слишком хорошо. - У тебя сегодня проверка, Ёль, вставай, — лёгкий поцелуй в подбородок, и я прижимаю свою мечту к себе ещё ближе. Не хочу никуда идти, что-то делать и чем-то заниматься. Пусть эта сказка продолжается долго. В объятиях недовольно завозились, из-за чего приходится разорвать их. Перекатываюсь с бока на спину, когда тёплое тело перестаёт прижиматься к груди и встаёт с кровати. Все как всегда, каждый день на протяжении трёх недель абсолютного счастья, мы просыпаемся в нашей большой кровати, встаём и занимаемся своими делами. В принципе, в нашем быту ничего не изменилось, если не считать того, что теперь мы живём вместе, да и добираться в тренинг-центр мне приходится не привычные 10 минут, а целый час. Но ради каждого утра, ради таких нежных поцелуев, я готов тратить все своё время. Я уже даже не помню, когда в последний раз был в своей сырой квартирке. Недавно, буквально несколько дней назад, звонила мама. Она приходила туда, в мою старую квартиру, но не застала меня. Сначала хотел дать ей этот адрес, но потом понял, что просто не смогу это сделать. Почему? Это сложно. Никто не должен узнать о наших отношениях с Дарой, даже семья. Да, они все поймут, и примут нашу сторону, но подвергать их опасности потопа в грязи жёлтой прессы мы просто не можем. Поэтому все в секрете, все втайне. Пришлось говорить, врать и выкручиваться. В итоге мама с сестрой уверены, что я сейчас живу в центре. Пока лежу и пытаюсь проснуться до конца, по квартире разносится шоколадный запах колумбийского кофе. В нём нет той горечи, которая присуща этому напитку, он очень мягкий и бархатистый. А ещё его цвет и отражающиеся в кружке блики от светильника напоминают мне шоколадные глаза того, кто его варит каждое утро. На прикроватной тумбочке мигают электронные часы с встроенным радио. Пять утра, самое время для начала утреннего эфира. Бодрый голос радиоведущей окутывает комнату, а я ловлю себя на мысли, что он слишком бодрый. Сколько же она кофе выпила, чтобы не превратиться в полного зомби и приехать на радиостанцию в такое-то время? Если когда-нибудь дебютирую, то пожму ей руку. Хотя, чего это я. Когда я дебютирую, пожму ей руку. Кофе сварено, нежный голос зовёт к себе, и я все же выбираюсь из приятного плена кроватки. Она все ещё хранит воспоминания того, что было несколько часов назад. Да и по самой кровати можно легко понять, что эту ночь мы плохо спали. Простыни смяты, а подушки валяются по всей комнате. Одежда лежит беспорядочной кучей на диванчике неподалёку, но я намеренно игнорирую её, оставаясь нагим. Чего стесняться? За это время, что мы живём вместе, стеснение прошло чуть более чем полностью. Мы просто наслаждаемся обществом друг друга, без этих навязанных норм. Всегда можно будет закончить то, что мы начали. Но я буду молить небеса и даже схожу в церковь только ради того, чтобы это продолжалось вечно. Шарю по своим карманам, вчера я так и забыл отдать свой подарок. Кольца нащупываются в кармане куртки, что удивляет. Я помнил, как убирал их в штаны. Наверно, все же сказалась та небольшая рюмка, которую я выпил на посиделках с парнями. После тренировок мы стали часто гулять, хоть и иногда ругаемся. Но это сейчас не особо важно. Кольца найдены, Дара сидит и ждёт меня за кружкой кофе, а на электронных часах уже десять минут шестого. В половину я уже должен выехать, а через несколько минут уедет из нашего дома и она. Серебряный металл холодит тёплую ото сна кожу, а, когда пальцем надавливаешь на тонкий ободок, на ладони остаётся едва заметная полоска. Простые кольца, ничего серьёзного. Никаких камней, драгоценных металлов. Только маленькая гравировка с инициалами внутри. Но для меня и подарить что-то такое было сложно. На самом деле, за все эти дни, мы ни разу не разговаривали о наших отношениях. Эти разговоры казались лишними, когда мы были вместе, а на работе слишком много нагрузок, не хватает времени на звонки и сообщения. Правда, Дара все же как-то ухитряется написать мне одно-два сообщения, но отвечать на них у меня нет ни времени, ни сил. Из-за этого на меня часто обижаются, но несколько поцелуев, бессонная ночь и прогулка по пустому парку на окраине города все возвращают в своё русло. Несмотря на то что у нас появилось столько воспоминаний, мне хочется расставить все на свои места. Я слишком люблю её, не хочу, когда все затянется слишком далеко, понять, что мной просто игрались, чтобы убить душившее всех артистов одиночество. Это будет слишком для меня. Поэтому за этим утренним кофе я хочу расставить все по местам. Натягиваю белье и джинсы, совсем скоро выходить. Дара почти допила свой кофе, но всё равно ждёт меня. Легко целую её в каштановую макушку, забираю свою кружку и опираюсь на кухонную тумбу напротив девушки. Сейчас, без макияжа, с растрёпанными волосами и сонными глазами она отличалась от той свежей и весенней малышки, весело улыбающейся с экранов. Нет, она не была другой, все та же улыбка, все тот же тёплый взгляд. Но сейчас она была настоящей, ей не нужно держать спину прямо, вежливо улыбаться, что бы ни сказали, и делать полный макияж. - Как спалось? Лёгкая улыбка, последний глоток кофе и девушка встаёт со своего места. На ней моя футболка, которую она зацепила ещё неделю назад, как только увидела. Ей волю дай, так она все мои вещи перетаскает. Оставляю кофе в стороне, обнимаю её за талию и кладу подбородок на макушку. Одну руку убираю с талии и раскрываю ладонь перед лицом. - Что это? - Кольца. - Зачем? Ты же знаешь, что мне нельзя носить что-то такое, нас могут раскрыть. - Да, знаю, но не купить их не мог. Они такие красивые, — стараюсь не нервничать и говорить как можно спокойнее. Не знаю, получается у меня это или нет, но кольцо поменьше забирают с ладони и надевают на безымянный палец, — И мне тоже надень. Глухой смешок, и на палец залетает маленькое колечко. Шумно выдыхаю скопившийся в лёгких воздух и прижимаю к себе свою любимую ещё ближе. Хочется целовать, обнимать, говорить обо всём том, что бурлит внутри, но, прежде бывший нежным, отстранённый голос ударяется в грудную клетку, опаляя горячим дыханием. - Мне нужно будет вернуться в общежитие. На время теряюсь, из-за чего Дара ловко выбирается из моих объятий. Слишком ловко. Чувствую себя полным идиотом, который решил первым сделать шаг перед тем, как его постарались отшить. Что-то внутри сморщилось и стало очень неприятно, но я отпихнул это чувство куда подальше, наблюдая за Сандарой. - Расписания становится всё больше, да и сейчас у нас съёмки в шоу. Ты же понимаешь, что этого никак не избежать? – шоколадные глаза с просьбой смотрят на меня, а я, стараясь унять дрожащие руки, делаю слишком большой глоток горячего напитка и обжигаюсь. Больно. - Да, конечно, я все понимаю. Скорее всего, нас тоже в ближайшее время отправят в общежитие, сказали, что ещё один-два человека, и группа собрана. Поэтому я все понимаю, не переживай, — улыбаюсь, делаю два шага вперёд и нежно целую в губы. На часах двадцать минут, — Будет лучше, если я вернусь к себе, от той квартиры ближе добираться до центра. Ухожу. В душ. Пора собираться. Сегодня проверка, которую нужно пройти, если хочу дебютировать. Кольцо сдавливает палец и обжигает, но я почти не обращаю на это внимания. Сейчас мысли забиты только последним лёгким поцелуем и тяжёлым взглядом в спину. //// Прошло около четырёх дней, как я вернулся в свою маленькую квартирку. После светлого дома она смотрится даже жалкой, но нужно проститься с её невесомым уютом. Я живу в ней около двух лет, поэтому какое-то подобие уюта все же было. А сейчас, после того, как нам объявили о переезде в общежитие, нужда в ней и в её сырости отпала. Поэтому больше снимать я её не буду. За эти дни мы почти не встречались с Дарой. Постоянные съёмки, музыкальные передачи, я её видел очень часто на разных каналах, но не вживую. Я скучал. То чувство тоски и необъяснимой меланхолии возвращалось, набирало обороты и вырастало в геометрической прогрессии. Мне было одиноко. Конечно, она не забывала о своей привычке писать кучу сообщений, но теперь, после бесконечных часов разлуки с любимым взглядом, я сразу же отвечал на них. Она часто говорила о том, что скучает. Я же, просматривая эти сообщения, кусал губы и писал «мы скоро увидимся». Сегодня утром она мне позвонила, что было несвойственно для неё. Её голос, о котором я скучал, кажется, бесконечно, был взбудоражен. Много лишней информации, радость, пронизывающая каждую нотку и огромная волна счастья. Сандара просила о встрече, говорила, что ей нужно многое рассказать, что ей нужно со мной многое обсудить. Понятное дело, что сегодня в центр я не пошёл. - Ёль! Представляешь, мы отправляемся в тур по Японии, — счастливые глаза, в которых так и читается «я добилась, я смогла» и сумасшедшая улыбка. Ветер перебирает невесомыми пальцами каштановые волосы, пахнущие яблоками. Улыбка не сходит с её губ, когда я их целую. Мы сидим в нашей квартире, по которой гуляет ветер из-за открытых настежь окон и дверей. По плану прогулка по пустому скверу, жаркие поцелуи и расставание длиной во многие месяцы. Прижимаю к себе своё чудо, обнимаю и пытаюсь привязать к себе, но знаю, что ничего не получится. Она слишком любит музыку, слишком любит сцену и слишком зависима от всего этого. Если понадобится, меня легко бросят, выкинут на улицу, как ненужную игрушку. Надеюсь, что этого никогда не произойдет. Я действительно ощущаю себя подобранным домашним животным, которого выходили, выкормили и подарили много любви. Обычно такие животные либо остаются с человеком до смерти, либо их выкидывают на второй месяц. Сердце сжимают крепкие тиски, из лёгких вылетает болезненный вздох и еле слышное «Когда?». В ответ на него молчат, теребя серую майку с цветным рисунком. Слова не нужны, оно и понятно, что скоро. В груди что-то переворачивается, странное чувство подбегает к горлу и я чувствую, как в глазах закипают слёзы. Из рук снова пытаются вырваться. Но я сильнее. - Значит, это все? Все закончилось? Теперь, после всего того, через что я прошёл, ты выкидываешь меня на улицу как бездомного кота? Слова льются изо рта почти неосознанно, вырывается вся боль и бьёт по щекам, отрезвляя. По ним же текут мокрые дорожки слёз, которые потом срываются с подбородка и тонут в шоколадном пушистом море. Через силу улыбаюсь, ещё сильнее сжимая ту, что пытается убежать от меня именно в тот момент, когда я почти её догнал. Несмотря на свои короткие ноги, она все же меня быстрее. - Нет, не говори так. Всё будет хорошо, это тур, я же вернусь, — поднимаю за подбородок так любимое лицо, а в нём плещется испуг, в расширенных зрачках беспокойство и бешеная нежность. Гавкающий смех срывается с губ, руки расцепляются, и я отталкиваю Дару. Я не могу больше смотреть в это лицо. Там слишком много боли, — Только попробуй сейчас убежать. Безумная улыбка раскраивает лицо, без сил сажусь на холодный паркет и прижимаю колени к груди. Она слишком хорошо меня знает, слишком многое она во мне узнала за эти недели. Тёплая рука перебирает мои волосы, что-то приговаривая, а я просто сижу и смотрю в эту шоколадную бездну. Там сейчас так много нежности, что я, не раздумывая, пытаюсь ей поверить. Кольцо все ещё на её безымянном пальце, я все ещё могу поцеловать эти губы и прижать к себе худое тело как можно сильнее. Я все ещё все это могу сделать. - Пойдём, немного погуляем, всё будет хорошо. Её нежный голос звучит успокаивающе, он притупляет ту яркую боль и заставляет затихнуть тот шторм во внутреннем океане, который топит меня. Переплетаю свои пальцы с изящными и аккуратными пальцами Сандары, встаю с холодного пола, и мы выходим из квартиры. За закрывающейся дверью остаются все эмоции, вся боль. Я снова улыбаюсь, запирая на семь замков всю безысходность, которая ножами истыкала мою душу. //// - Думаю, я должна вернуть тебе кольцо, — задумчивый голос обухом бьёт по голове, пробивает висок и позволяет крови вытекать из ушей. Весь мир сворачивается в маленькую точку, — На время тура, потом я у тебя его заберу. Это обнадёживающее «на время тура» чуть успокаивает, заставляет принять невозможное, заставляет не заорать во весь голос и не выплюнуть собственные лёгкие, которые свернулись в один комок, лопая все альвеолярные пузырьки. Прошибает на пот, маленькая точка чуть расширяется. Опираюсь спиной на ствол дерева и прижимаю ладонь ко лбу. Виски пульсируют, а снизу живота огненная саламандра выпускает десяток электрических разрядов и опаляет все внутренности. Хочется свернуться в комок под этим же деревом, завыть и ударить себя чем-нибудь тяжёлым по голове, чтобы забыть все. Протягиваю руку, в которую легко катится маленькое колечко. Сжимаю его настолько сильно, что на ладони остаётся острый красный след. - Знаешь. Думаю, не стоит мне его возвращать, — замахиваюсь и выкидываю её кольцо куда-то далеко, закрывая глаза. Чтобы не видеть, чтобы не было желания его поднять и извиниться. Горло скрючивает спазм, а в глазах снова собираются предательские слёзы. Легко улыбаюсь, наблюдая за растерянным выражением лица. Оно быстро меняется на обиженное, а после снова на растерянное. Сердце замедляет ход, а перекошенное в ярости лицо отворачивается. Вижу, как дрожат плечи, но не могу протянуть к ним руку, чтобы обнять. Нет сил. Разворачиваюсь и ухожу, обернувшись только один раз, чтобы увидеть, как от меня уходят в другую сторону. Ну а чего ты хотел, Пак Чан. Ты сам её обидел, она не побежит за тобой, как это было раньше. Сейчас мне нужно в центр, нужно выбить все эти эмоции, убить в себе это ужасное чувство, которое душит и просит вернуться. //// Меня будит сигнал уведомления. Смотрю на часы, почти три ночи. Тело нещадно ломит, зрение не может сфокусироваться на хангыле, чтобы прочитать сообщение. Несколько рваных вздохов, чье-то мерное дыхание под боком и я успокаиваюсь. «Я знаю, что ты в центре. Выйди, нам нужно поговорить». Рядом чуть хихикают во сне, подсвечиваю спящее тело подсветкой и вижу улыбающегося Чонина. Точно, сегодня в зале остались мы. Он решил помочь мне с движениями, но, в конечном счёте мы ничего не смогли сделать, настроиться на работу, поэтому просто заказали курицу и долго разговаривали. Не знаю, как так получилось, что я рассказал ему все. Меня выслушали, жалостливо посмотрели и дали клятву, что ничего не расскажут. Почему-то я поверил. Перед входом в тренинг-центр стоит чёрный хендай с выключенным двигателем. Без сомнений, это Дара. Забираюсь на пассажирское сиденье рядом с водителем и поворачиваю голову. Непроницаемое лицо с чуть покрасневшими глазами смотрит вперёд, тонкие пальцы отстукивают неровный ритм на руле, а по салону гуляет лёгкая мелодия Фрэнка Синатры. Принюхиваюсь и чувствую так любимый своим чудом запах зелёных яблок. Хотя, могу ли я теперь называть её своим чудом? Ко мне чуть поворачиваются, заглядывают в глаза. Я не вижу привычной нежности, только грусть и обиду. Кольцо на мизинце жжёт кожу под пронизывающим взглядом, и я виновато опускаю глаза. Нам предстоит сложный разговор. - Я уезжаю завтра, — лёгкий кивок головы выдаёт меня. Я все это уже знаю, — И думаю, что нам нужно расстаться. Опускаю голову, разглядывая руки. Они у меня перемотаны пластырями, на них полно ссадин и я их ненавижу. Но сейчас, в этот момент, они сейчас для меня являются единственной точкой, куда я могу смотреть. Голос Дары дрожит, а я ничего и сказать не могу. Мне пусто. - Все это слишком затянулось. Я начинаю влюбляться в тебя, я скучаю по твоему взгляду, а это плохо. Мне нельзя чувствовать что-то подобное. Ты же знаешь это, у твоей компании и у моей стоит запрет на отношения. И если мы его нарушим, станет только хуже. Нужно покончить с этим как можно скорее. Ты же меня понимаешь? Нежный голос дрожит, я слышу лёгкие всхлипы. Тёплая рука сжимает мои перемотанные пальцы в безмолвной мольбе. Конечно, я все понимаю. Зрачки сужаются, внутри все как будто выгорает, а тот океан счастья высыхает. Поднимаю голову. На меня смотрят с просьбой, я легко киваю, накрывая дрожащую руку своей. - Это тяжело. Ты ещё не дебютировал, и если всплывёт то, что мы с тобой вместе, ты никогда не сможешь это сделать. Скандал за скандалом, вечные вопросы о личной жизни, никто не будет этого терпеть. Тобой начнут манипулировать, тебя будут топить. Ты же меня понимаешь? – просто киваю, заглядывая в наполнившиеся слезами глаза. Они как будто выцвели, потеряли всю ту нежность, превратились в две стекляшки, — Ты должен дебютировать, ты столько страдал и трудился ради этого. Я тебе только помешаю. Трудно слушать что-то подобное от того, кого ещё несколько часов назад сжимал в тёплых объятиях, шептал слова любви и врезáлся с наслаждением в горячее и податливое тело. Перед глазами заплясали звёздочки. Но ещё сложнее сейчас было ей говорить все это. Руки потянулись к щекам, чтобы стереть дорожки слёз, но от меня отвернулись. Это точно конец. Нужно что-то сказать, правда? - Я все понимаю, это сложно. Сейчас не время. Ты подождёшь меня, пока я дебютирую? - Голос дрожит слишком сильно, прерывается и затихает не там, где надо. Горло сжимает очередной спазм, из-за чего приходится делать большие паузы, — Я догоню тебя и докажу всем, что люблю тебя сильнее всего на свете. Зрачки напротив расширяются, и в них плескается что-то странное, чего не было раньше. Я не могу понять эти эмоции, поэтому просто отворачиваюсь. Мы сказали все, что только можно. Трясущиеся руки поворачивают ключ зажигания и сжимают руль. Мне пора выходить. Дверь машины закрывается, и хендай срывается с места слишком быстро, чем должен. А я просто оседаю на остывший асфальт и сжимаю кулаки, чтобы не закричать от той пустоты, заполнившей все моё существование.