Suffocation

- Ты такая красивая. Я... очень хочу поцеловать тебя. Минхо жутко смущается, глядя на высокую миловидную девушку. Она старше на три года, выше на голову и ее принявшее женственные формы тело одновременно притягивает его взгляд как магнитом и заставляет мучительно стесняться. Минхо знает, что поклонников у неё хоть отбавляй и от собственной смелости уже готов воздвигнуть себе памятник. Девушке приятно внимание симпатичного пухлогубого парня. Он мелкий и хоть и учится всего в четвертом классе, о его успехах в спорте уже многие наслышаны. - А ты умеешь? - слегка насмешливая улыбка задевает ее губы. - Или, может, тебя сперва нужно научить. - Я умею! – тут же с жаром врет Минхо. - Я ведь не трехлетний... - Думаю, стоит это проверить. Он как завороженный смотрит на приближающиеся к его лицу розовые аккуратные губки и уже готовится зажмурится, как черты хорошенькой школьницы сменяются грубыми и крупными. Недобрый взгляд отцовских глаз сверлит его, заставляя отступить на шаг назад. - Ты снова весь день прохлаждался с мальчишками, негодник? Пока твой отец надрывает спину на двух работах, ты целыми днями шляешься и прогуливаешь уроки! Так и знал, что вырастешь бездарем и неудачником, маленький сученок! Вид ремня в крепко сжатой руке, гневные красные пятна на лице отца привычно нагоняют страх на Минхо. Пульс учащается, заглушая голос родителя громкими ударами молоточков в висках. Громче... Громче. Рука замахивается, ремень со свистом описывает полукруг в воздухе, парень испуганно сжимается, и вместе с ударом приходят дикая боль и оглушительный хлопок. Спасатель с хрипом втягивает воздух и дергается. В ушах стоит жуткий вибрирующий звон, словно разбитое на части тело кажется чем-то инородным – хочется сбросить эту слабую раздробленную оболочку, чтобы избавиться от непрерывной муки. Мужчина рефлекторно хватается руками за крупный осколок тяжелой бетонной плиты, придавившей грудь и тут же задыхается от ослепляющей вспышки боли в раненной руке. Скинув с себя обломок и почувствовав облегчение, он откидывает голову назад и закусив губу, пытается побороть сжигающую тело боль. Тело выгибается до хруста в спине, пальцы бессознательно скребут пол, под ногти забивается мелкая колючая крошка, перед глазами - плотная, непроглядная темнота. Похоже он попал в ад. Что про...и... ? Ч-ч-ерт, больно... Гд... Где я? Больно! Как больно... Мамочка... Минхо страшно от темноты, она подступает со всех сторон, садится на грудь, связывает ноги, ржавыми гвоздями прибивает к полу руки, забивается в ноздри и глотку, мешая дышать. А пахнет так мерзко: железом и гарью. И бетонная пыль воняет отвратно. Она уже выстлала его легкие плотной серой массой. Кажется, еще немного и она поглотит его всего, превращая в живую скульптуру... Клочки мыслей. Обрывки фраз. Яркие вспышки перед закрытыми веками. Друзья-бар-вызов-взорванное здание. Ужас на перекошенных лицах, удушливый смрад. Бурая кровь, трупы... Кибом. Щелчок, еще один. Щелчки поврежденной проводки, щелчки в голове. В голове словно кисточкой, смоченной кровью ме-едленно вырисовывается лицо бледного испуганного мальчишки. Движения кисти тошнотворно неспешные, с отрывистыми мазками на конце. Минхо хочется вырваться из плена охватившего его безумия. Сознание захлебывается беспорядочно мельтешащими мысленными образами, мигает, как лампочка аварийного света. Еще немного и его закрутит в пеструю вращающуюся воронку, утащит на дно. Минхо старается цепляться за окровавленный облик Кибома, то сжимающийся, то растягивающийся и вращающийся. Губы призрака искажает жуткая ухмылка: обреченная, злая. Ты ничтожество! Ты не спас меня! – Голос Кибома едкий, растягивающий слова резко сменяется рычащим баритоном отца. – Я же говорил тебе, что из тебя никогда не вырастет ничего хорошего! Свист ремня... - Не-ет!! – Минхо больно от собственного крика. Внутри разгорается негодование, злость на самого себя. - Кибом! Кибом, где ты? Я должен помочь... Должен вытащить, должен... Захлебываясь несвязным шепотом, спасатель, сцепив зубы, пытается заставить себя пошевелиться. Со стоном переворачивается на живот и ползет, ползет как слепой котенок, тыкаясь в преграды, дрожащими руками щупая щербатые обломки, натыкаясь на острые пики из железных прутьев. Хватается жадно за каждый доступный выступ, жаждет коснуться живого тела, найти тепло под этими бездушными молчаливыми глыбами. Кругом тишина. Только его сиплое одышливое сквозь сжатые зубы дыхание. Кибом был совсем рядом. Минхо отчетливо вспоминает это, порывшись в руинах своей памяти. Вспомнить бы только с какой стороны. От оглушительного пульса в ушах хочется съежиться. И Чхве на мгновение застывает, с глухим стоном хватаясь за голову. Он мечтает, чтобы навязчивый звон от контузии сошел на нет, позволяя выдохнуть и хоть немного расслабиться. Но больше этого и даже больше жажды воды и мощного обезболивающего он желает увидеть хотя бы крохотный отблеск света. От мрака так страшно – таким беспомощным себя чувствует Минхо, паникуя с каждой минутой все сильнее. Где Кибом? Где же? Почему не отзывается?! Сперва спасатель зовет, с трудом различая свой голос сквозь шум в голове: он надрывает глотку, думая, что голос его, вероятно, сорван и оттого почти не слыхать отголосков от раздробленных стен. Гул от контузии постепенно идет на спад, так же как и силы Минхо. С наступившей в голове благословенной тишиной, руки его подламываются, и он изнуренно утыкается носом в пол. Чхве холодеет с головы до ног. Каждой клеточкой своего израненного тела осознавая, что пришел конец. Выхода нет, Кибом намертво погребен под завалом и спасать больше некого. И его никто не спасет. Все бессмысленно... - Прости меня, прости, - губы почти касаются каменной пыльцы, легкие потоки воздуха, вырывающиеся изо рта, поднимают небольшие едкие тучки. – Я был негодным сыном, не оправдал надежд… Спасатель натужно кашляет, чувствуя, как трещат поврежденные от удара ребра. И в этот момент… Кто-то еле слышно стонет, так близко - рукой подать. Все существо Минхо оживает, почти сломленный он как в убывающем кислороде нуждался в этом звуке. Кибом все еще жив. Ему еще можно помочь. Найти, откопать из-под завала, проверить повреждения, успокоить. Вместе с вновь возникшей целью возрождается и жизнь в Минхо. Как караульный пес он приподнимается и замирает, пытливо вслушиваясь в звенящую тишину. Одышливое с хрипами дыхание доносится слева от спасателя. Прижав к животу горящую, словно обваренную в кипятке руку, он ползет на коленях к Кибому и, нащупав его ногу, с трудом подавляет сухое рыдание. Последняя эмоция слабости, позволенная им в присутствии раненого парнишки. Он должен быть сильным. Но рука, торопливо скользящая по чужому телу в поисках повреждений сильно дрожит. Тщательный осмотр Кибома немного помогает отвлечься от клубящегося внутри Минхо невроза. - Голова, - лежащий пластом парень с усилием выдавливает из себя слова. Спасатель приподнимает его, осторожно укладывая к себе на колени, и вскользь пробегается пальцами по его лицу: оно холодное и влажное, веки плотно сомкнуты. Висок глубоко рассечен, возможно до кости. Кровь навязчиво лижет длинные пальцы Минхо. Надо бы холод прижать... Единственное, что способен сделать в этих условиях Чхве, это разодрать непослушными руками подол футболки на парне и сложив его в несколько слоев, с силой прижать к ране. - Что происходит? - шепчет Ки. - Я так странно себя чувствую... Дышать... тяжело. - Потерпи немного, - хрипит в ответ Чхве. - Это ненадолго. Это все пройдет. - Я не могу открыть глаза... Сил нет... Мне так темно. Включи свет... Не открывай глаза, Кибом, - умоляет про себя Минхо. - Просто слушай мой голос. - Электричество отключили. Какие-то проблемы с проводкой. Подожди немного, починят... скоро. - Ты извини... Я не могу вспомнить твое имя. - Чего ж ты так?.. Старайся лучше. - Ты ведь... мой друг? Я тебя хорошо знаю, - голос Кибома слабеет, и он делает несколько жадных вдохов, пытаясь надышаться обедненным кислородом воздухом. Кислородное голодание вводит его в легкую эйфорию и он, вдруг тихонько смеется. - Ты же Бобби. Мы так здорово потусили... На прошлых выходных. Минхо изможденно опирается спиной о кучу обломков сзади и не прекращая прижимать ткань к ране, касается волос парня свободной рукой - поглаживает усыпляюще, немного лаская. - И правда, классно было, - Минхо почти не дышит, лишь маленькими скудными порциями пробует воздух. Кибому он нужнее, чтобы умереть без паники. Во сне. - Как приятно, - сонно бормочет Ки, наслаждаясь чужими теплыми пальцами, блуждающими в волосах. - С тобой хорошо... Не уходи... Собравшись с силами, он тянется к лицу спасателя и очерчивает контур его пересохших губ подушечками пальцев, бессильно роняет руку и бормочет: - Спать хочется... Я так устал... - Конечно, Бомми, когда ты проснешься везде снова будет свет... И мы опять будем веселиться. Обещаю. А пока… - и это слово дается ему нелегко, - отдохни… С первым сонным вздохом раненного парня к Минхо приходит облегчение. Странное удовлетворение, навязанное гипоксией. Позволив себе, наконец, расслабиться, он утопает в цветных галлюцинациях. Ни Кибом, ни Минхо уже не слышат громких ударов, дробящих завалы и взволнованных людских голосов. И даже свежий воздух, ворвавшийся в развороченное помещение не вдохнул жизнь в их застывшие, припорошенные строительной пылью тела.