Грань прошлого

Сгустившаяся и вязкая темнота ослепляет, ядовитыми иголками врезается в кожу, окутывает меня сплошным беспросветным одеялом. Где-то далеко слышны непонятные голоса, глухие и сбитые в одну странную кашу булькающих и шипящих звуков. Дышать непросто - в воздухе стоит гадкий запах лекарств и гари. Что-то больно колет в виске. Меня начинает сводить с ума этот непроглядный черный туман перед глазами. Когда это закончится? Проходит несколько минут, – или все-таки секунд? – когда впереди резко вспыхивает светлый блик, контрастирующий с темнотой. Наверное, это всего лишь игра одурманенного разума. Но нет – бело-серых всполохов становится все больше. Они загораются и медленно гаснут, перемешиваясь и все больше путая меня. Искорки все смелеют, начиная наполняться цветами и поджигая черное покрывало. Они разгораются причудливыми огоньками, налаживаясь друг на друга и складывая странную картинку, словно пазлы. Странные звуки начинают наполняться гулким отчетливым шипением, похожим на движения поезда. Резкие порывы морозного воздуха обдувают вспотевшую кожу, а непонятная ранее картинка из разноцветных бликов-пятнышек перед глазами начинает понемногу проявляться. Голоса становятся отчетливей. – Пит? – наверное, показалось. – Пит! – этот голос более отвердевший. Шипение растет, ветер смелеет, образы округляются и теряют блеклость. Протяжный, раздражающе громкий свист заставляет понять: я все-таки в поезде. – Пит? Все хорошо? – резко поворачиваю голову и натыкаюсь на знакомое побледневшее лицо. Что? Как? Тонкие темные брови хмуро сходятся на переносице, а в туманно-серых глазах виднеется обеспокоенность и непонимание. – Да что с тобой, парень? – поспешно переворачиваюсь в другую сторону, и теперь вместо Китнисс на меня встревожено смотрит старый ментор. Резко подскакиваю с места, так что деревянный стул падает с громким хлопком. Испуганно разглядываю два родных лица напротив. Где я? Это точно сон. Тогда почему... все такое реальное? Нервно осматриваюсь вокруг. Кресла с яркой бархатной обивкой в другом конце, маленькие и большие столики, рассыпавшиеся по комнатке, гладкие деревянные стены и мутные движущиеся серо-зеленые разводы в окне. Нервно вздрагиваю и прижмуриваюсь, когда вагон – а это именно вагон – заполняется еще одним протяжным свистом поезда. Я уже был здесь, и не раз. Смешанные осколки мыслей в моей голове понемногу складываются в одно, восстанавливая в голове объяснение всему этому. Изобретение. Память. Китнисс. Уничтожить. Понимаю, что оказался в глупой ситуации, и надо это исправлять. Тяжело вздыхаю, поправляю вставшие дыбом волосы и выравниваюсь. – Всё… – несмело выдавливаю я, – Всё нормально. Простите, – пытаюсь добродушно улыбнуться, поспешно поднимая стул. – Точно? – через несколько мгновений спрашивает Хеймитч, искоса разглядывая меня, словно сумасшедшего. – Да-да, не знаю, что на меня нашло, – тараторю в ответ. Сажусь на стул и перевожу взгляд на Китнисс: в ее глазах все еще плещется немой испуг. Она тяжело вздыхает и говорит: – Так вот о чем я. Если это… – Китнисс секунду мнется, переводя дух и нервно оглядывая нас, – неизбежно, то почему бы нам с Питом, – чувствую, как при этих словах сердце ускоряет свой бег. Девушка как будто нарочно медлит, а я, догадавшись, в какое из воспоминаний попал, нервно стираю липкий пот со лба, – не пожениться? Опускаю глаза в пол, слыша, как стучит собственный пульс в висках. – Что-о? – удивленно протягивает Хеймитч, и я вздрагиваю от его громкого голоса. – Но почему нет? – в ответ выкрикивает она, подскакивая с места. - Рано или поздно нам придется это сделать! И чем скорее, тем лучше. Каждое ее слово неприятной и болезненной пульсацией проходит по телу. Я не думал, что будет так тяжело заново это переживать… – Пит… – тихо говорит ментор, кладя ладонь на мои ссутулившиеся плечи, как будто пытается подбодрить, – А ты что скажешь? Бум. Бум. Бум. Пульс все ускоряется, перемешиваясь со стучащим в голове «Давай же, Пит. Сделай то, что нужно. Согласиться и уйти. Согласиться и уйти!». Расправляю спину и глотаю застрявший в горле ком. – Да. Хорошо, – это все, что я могу ответить. Китнисс облегченно вздыхает, в то время как я с усилием поднимаюсь и спешу скрыться в своем купе. Шаг. Вдох. Шаг. Выдох. Поворачиваю голову к небольшому квадратному окошку и с удивлением замечаю, что мутные разводы пробегающих мимо лесов пропали. За окнами беспросветная ночь. Как? Нервно оглядываюсь вокруг и вижу, как темнота понемногу разъедает и стенки вагона. Мебель начинает крошиться на мелкие кусочки, витающие и растворяющиеся в воздухе. Поворачиваюсь к Китнисс и Хеймитчу и едва ли не вскрикиваю от испуга: их тела застыли, и, словно воск, начали плавиться и растекаться. Вагон понемногу рушится, попадая в плотные и крепкие объятья мрака. Это словно какой-то страшный сон. Замираю, не в силах сделать и движения, когда единственным целым кусочком вагона становится деревянный островок под моими ногами. Кровожадная темень съедает все, и я с испугом задерживаю дыхание, когда и мое тело попадает в ее лапы. Темная мутная жидкость, заполнившая все вокруг, растекается просто на моих глазах, густея, наливаясь сероватым оттенком и превращаясь в крепкие прочные стены. Растеряно оглядываюсь по сторонам, осматривая узкие вьющиеся коридоры и толпы детей. Острая боль пронзает мою голову, заставляя думать и соображать. Столкновение. Юность. Школа. Вряд ли Китнисс помнит этот случай. А вот я... Яростно мотаю головой, прикрыв глаза руками. Я не хочу переживать это еще раз. Тихо ступаю по каменному полу, завидев ее еще издалека: Китнисс сидит в самом углу, возясь в своем ранце. Две смешные косички аккуратно спадают на плечи, а ее серые глаза пристально смотрят на окраину леса, виднеющуюся сквозь прозрачную пелену окна. Внезапно тишину прорезает громкий звук школьного звонка, и девочка, спохватившись, закидывает ранец на плечи, направляясь в сторону класса. На мгновенье я растерялся: но потом взял себя в руки, уверенно направляясь в ее сторону. – Ой! – тихо бубнит Китнисс, случайно зацепив меня плечом и вывалив мои книги из ранца на пол. – Ничего, – уверяю ее я, резко приседая на корточки и быстро закидывая книги обратно в рюкзак. – Прости, – извиняется она, помогая мне закинуть последние книги, скользит по мне равнодушным взглядом, и быстро скрывается за поворотом коридора. Пытаюсь унять учащенное сердцебиение, тихонько направляясь следом и легко улыбаясь от нашей встречи. Стены коридора плывут, растекаются в серую мутную жидкость, а Китнисс, шагающая по коридору, резко застывает, рассыпаясь на мелкие прозрачные комья. Протяжный свист поезда снова раздается, раскалывая тишину на кусочки, и раздражающе неприятными волнами ударяется об уши. Снова поезд? Темнота, как и прежде, затопила все вокруг, но теперь я отчетливо понимаю, что куда-то иду. Шаг за шагом. Воздух душный и горячий, и я на ходу стираю выступивший над верхней губой пот, продолжая пробираться сквозь густую темень. Нащупываю левой рукой какую-то гладкую поверхность и наощупь пробираюсь вдоль. – Не-е-ет! - неожиданно раздавшийся надрывистый крик резкой дрожью проходит по телу, и я ускоряю свой шаг, понимая, кому он принадлежит. То ли глаза привыкли к темноте, то ли где-то загорелся свет, но через пелену мрака начинают виднеться углы стен поезда и складки шторки у окна, через которую просвечивается серо-голубоватый лунный свет. – А-а-а! – и снова этот жуткий крик. Начинаю размышлять над тем, что происходит, и в какое время я попал. Поезд. Видимо, ночь. Крики Китнисс. Кошмары. Тур Победителей. Наконец вижу дверь впереди и спешу дернуть за ручку. – Прим! Нет! Прим! – каждый звук отдает ударом в сердце. Я распахиваю дверь и испуганно замираю на пороге, видя, как на кровати мечется спящая Китнисс, изгибаясь всем телом и продолжая выплевывать отвратительные крики. Спутанные волосы мокрыми прядями налипли на искривленное в ужасе лицо, а тонкие пальцы судорожно сжимают влажную и смятую простынь. Я подбегаю, тяжело сглатывая, накрываю ладонями угловатые плечики и слегка встряхиваю, жмурясь от очередной порции криков. Китнисс неожиданно подрывается, отчего я резко отскакиваю, и первое время продолжает кричать, не понимая, что происходит. Я снова встряхиваю испуганную девушку за плечи, пытаясь обратить на себя внимание. – Китнисс! Китнисс! – поспешно выкрикиваю ей в лицо. – Посмотри на меня! – она кое-как успокаивается, захлебываясь в слезах и болезненном громком дыхании. – Это сон. Всего лишь сон. С Прим все хорошо, – говорю уже тише, и Китнисс понемногу затихает. Некоторое время я аккуратно обнимаю ее, раскачивая и нашептывая успокоительные слова, и она снова медленно погружается в омут сна. Когда я начинаю отпускать ее и укладывать на кровать, она, как и должно быть, тихо просит меня остаться. И я остаюсь. Ложусь рядом, кладя ее голову на плечо, и снова обнимаю. Прижимаю ее к себе, наслаждаясь, смакуя каждое мгновенье, ведь не знаю, когда еще раз выпадет такая возможность. В сердце что-то едва ощутимо колет при мысли, что вся сладость нахождения Китнисс рядом уходит в пустоту, но я стараюсь заглушать ее мыслями, что так будет лучше. Сон начинает нагло заползать в глаза сквозь приоткрытые веки, слегка покалывая кожу, и я отдаюсь в его объятья, не переставая думать о девушке, которую сжимаю в своих руках. Внезапно я подскакиваю, словно ужаленный – Китнисс холодеет, становится безжизненной, словно фарфоровая статуэтка, стоящая на самой верхней полке шкафа. Я цепляюсь руками за ее холодную кожу, с каждой секундой отдаляясь от нее – все вокруг темнеет, затягивая меня в воронку. И только белая, словно молоко кожа и серые стеклянные глаза проглядываются сквозь вездесущий мрак…