Прогулки с сумасшедшим.

День не задался с самого начала. Ты не угадал, что значит буква, следовательно, не смог пойти за цветком. Пропустил еще одну встречу с Вилли. Голоса за шкафом стали громче. Все раздражало, вызывало барабанный стук в мышцах, дрожание алых лент и, что самое нестерпимое, желание разложить окружающую тебя глубину на части. Хотелось взорваться, выпустить из горла этот прелый запах, а лучше - обнять розовые лапки серого друга. Но ты знал, что надо сдерживаться, иначе будет хуже, придут те, кто следит за тобой, будут трогать, обжигать собой, брать проводник и делать тебя беспомощным, жалким ущербом. Одни только мысли о том, что тебе придется терпеть чужое присутствие (их горький запах налипает тебе на небо, не давая дышать прозрачной голубой мелодией), приводят в состояние страха. А когда тебе страшно, ты начинаешь искать пути побега. Один ты нашел, но его постоянно закрывают колючей паутиной снов и вязким смертельным желтоватым давлением. Вскрыть проводник и сбежать по алому пути к Вилли, обретая по пути рыхлые крылья из ваты мыслей. Ногти проходятся вдоль загрубевшего цвета (это с ним происходит от невнимания, но тебе некогда заботиться о свежести своего тела), вспарывая новые источники. Да, еще немного - и ты сможешь почувствовать песню сладости и вопль падения, еще немного. Но ты не успеваешь, на твой истерический смех вваливаются люди в белых халатах. Их желание убивать просвечивает сквозь плотный кокон серых обязательств, а острый блеск в руках обещает новую порцию нестерпимо-красного запаха. Их горячие руки волнами вспарывают защиту цвета, поражая своим холодом и глубиной синего. Кожа стонет и извивается, а ты не можешь не присоединиться к ней. Страх. Людей в белых халатах ты всегда боишься прозрачно-фиолетовым, самым легким его звуком. Острота хищно впивается в упругое месиво круглого, разгоняя крик, приводящий к бреду. Ты даже запомнил его имя - «галоперидол», именно от этого свечения ты становишься горьким. И сегодня не исключение, добавляется только резь в руках от обычно бесполезных оранжевых пут. Наверно, ты бы пытался освободиться, но становясь другим, не можешь сопротивляться. Перемены ты можешь сравнить с обвалом, с ливнем, когда краски, звуки, вкус, все остальное, перестает гармонично сосуществовать, распадается на отдельные части. И теперь, кроме того, что красное - это красное, не можешь сказать больше ничего, даже на вкус не попробуешь. Все становится плоско-одноименным, безвкусным и слепым. Губы беззвучно просят вернуть тебе украденное, разум отказывается воспринимать эту куцую реальность как реальность, но нет сил сопротивляться. Ты инвалид без полета ощущений и бесподобного смешения чувств. Так однобоко. -Что вы со мной сделали? – Вкладываешь последние силы в вопрос, но ответа ты не получаешь. – Вилли… – Но даже он не придет, его убьет отсутствие вкуса мелодии сердца. «Вилли… А помнишь дом, где я когда-то жил? Там было так тепло и уютно, по утрам роса пахла розами, красными и белыми, что росли вокруг беседки. Я любил гулять там и слушать трели невидимых в листве деревьев птиц. Я всегда улыбался солнцу. Теплое, родное прикосновение пушистого хвоста к ноге и утробное мурлыканье. И неспешное течение времени в маленьком, опутанном плющом моем личном Раю. Вилли, когда-нибудь я расскажу тебе, как прекрасен полет бабочки, расскажу во всех красках, так, что ты почувствуешь его всем собой. А пока, Вилли, я не могу понять, как стряхнуть спутанность мыслей.»