Прогулки с сумасшедшим.

Сегодня с самого утра ты почувствовал их присутствие. Не по тому, что от всего пахло липко-салатовым, не по тому, что воздух в некоторых местах напоминал букву «б» (немного плотнее, чем везде, у самого пола, так и хочет, чтобы об нее запнулись), и даже не по тому, что их шепот слышался отовсюду, особенно из-за тумбочки, а более всего по тому, что ты боялся закрыть глаза. Этот страх появился, когда ты еще спал. Он, как невесомая радуга, пробежал вдоль твоего позвоночника, ввинчиваясь между глаз с внутренней стороны. Это и послужило причиной пробуждения. Ты не любил сопутствующий им запах жженой рыбы, от него кружится голова и двоится в глазах, а звуки… Они даже не звуки, это что-то на самой границе восприятия, может, даже за ним, ты не слышишь ничего, но точно знаешь ту пульсацию, которая расцвечивает все в глубокий желтый запах. И голова кружится еще сильнее. Зачем они приходят - ты не знаешь и надеешься, что не узнаешь никогда, но само их присутствие напрягает, заставляет постоянно находиться настороже. Так и сейчас, ты сидишь на кровати, нервно расчесывая рану на предплечье. Глаза нельзя ни на секунду закрыть, потому что как только раздастся этот чавкающий звук, оглушающий не хуже пушки, они повылезают из своих убежищ, а что сделают, ты даже представить боишься. Смотреть во все стороны, внимательно следя за дыханием пола – он их союзник, но глупый и не может контролировать себя, а ты пользуешься этим. И что самое поганое, нельзя прислоняться к стене, она сегодня лиловая, только и ждет, чтобы отравить тебя. Но тебя там ждет Вилли, надо предупредить его, что не сможешь придти. Ручки и бумаги, естественно нет, ты не выносишь белый цвет, он на ощупь горький до боли в селезенке (опять же ты не знаешь, точнее, не помнишь, где находится селезенка, но Вилли можно верить). Ты нашел выход из ситуации, надо всего лишь писать на стене жидкостью из проводника на предплечье, тогда буквы превратятся в такие же маленькие и ручные стоны, как сам Вилли, и донесут ему все, что ты хочешь, им несложно протиснуться между теплыми волнами. Но проблема, стена лиловая, значит надо писать по возможности быстро, не давая пальцам увязнуть в свечении. Продолжаешь царапать под бинтами до тех пор, пока не появляется ледяная сладость. Обжигая пальцы, окунаешь их в шершавое море и быстро выводишь на стене. «Здравствуй, мой дорогой дружок Вилли. Прости, но сегодня я не смогу придти к тебе, ты же понимаешь, когда появляются они, надо стеречь черноту. Возьми цветок за меня, может, к твоим лапкам он пристанет. Знаешь, Вилли, я скучаю по тебе, так хочется примять твои серые шепоты. А твои маленькие розовые лапки, как они? Ведь ты уже позаботился замотать их в рассветную росу? Эх, Вилли, только тебе я могу рассказать, как скучаю по дому… Помнишь, там была большая беседка, увитая ароматами ветра и опутанная легким пурпуром с кислинкой. Я любил сидеть там, вслушиваясь в песню цветов, в то, как они перешептываются между собой, я так любил это. Хотя нет, Вилли, мне намного дороже любоваться твоими следами, но и беседку я забыть не могу, там было так тепло. Но это я отвлекся. Сегодня снова пришли они, я слышу, краски перетекают с потолка на пол, а туфли стонут от жары, но нельзя идти, нельзя поворачиваться к ним спиной. Мне страшно, но, думаю, они скоро уйдут, так что не беспокойся. А завтра я приду. Прости, Вилли, но у меня заканчивается голос. Не забудь о цветке, не дай его корням прорасти в красное.» Ты смотрел, как вздохи, что совсем недавно были кривым цветом, разбегаются по углам и исчезают в них. Вилли получит письмо, и ты улыбаешься. Недолго, но улыбка вспархивает на твое усталого сине-коричневого цвета лицо, конечно, ты сразу же вспоминаешь о них и снова собираешься. Ничего, пусть страх влажной темно-желтой лапой ощупывает тебя со всех сторон, ты не закроешь глаза, не дашь им увидеть этот сочно чавкающий звук.