I will not die, I'll wait here for you, I feel alive, when you're beside me. I will not die, I'll wait here for you In my time of dying.* Three Days Grace — Time Of Dying
Тарелка со звоном разбилась, усеяв пол сверкающими осколками, и Катерина вздрогнула. Ругая себя за нервность, ведьма опустилась на корточки, стараясь не порезать пальцы, начала собирать разлетевшееся по новой маленькой квартирке стекло. Сегодня в доме её молодой семьи соберутся друзья, те, кто принял её в своё уютное гнездо, оставшееся сплочённым несмотря ни на что. В первый раз за долгое время они снова станут одной большой семьёй и, может быть, наконец отпустят прошлое, на которое натыкались каждый день, проходя мимо знакомых мест или просто вспоминая… — Звонила Таня, — Еруслан, чинящий старую рубашку, с едва заметной настороженностью взглянул на жену. — Айт придёт. Змий почти не появлялся в обществе, и именно Катерина помогала ему первое время заботиться о детях, по которым сложившаяся ситуация ударила более всего. Мирон наотрез отказывался засыпать один, и она нередко оставалась ночевать, ведь на Айта надежды было мало. Однако почти через три месяца ему всё же пришлось выползти из своей комнаты: рыжая ведьма ждала ребёнка, и следить за тройняшками было всё труднее и труднее. Змий сам заявил об этом, неожиданно появившись в детской, такой же невозмутимый, каким был раньше, но это было ошибочным мнением: из комнатного затворничество перешло в добровольное заключение внутри дома. — Мне казалось, ему не захочется, — с сомнением покачала головой Катерина, возвращаясь в настоящее. — Такая дата… — Мне кажется, его вытащил Богдан. Детям будет полезно проветриться, — Еруслан почесал щёку, невольно проводя кончиками пальцев по шрамам. — Проветриться, — отрешённо повторила. — Надо было перенести, в конце-концов… — Нет, Кать, наоборот, ты даже не представляешь, как вовремя ты решила созвать наших! Нам всем нужно отвлечься, тем более… — … Ирка не умерла, — закончила за него ведьма. — Но мне кажется, — подавила комок в горле, — кажется, что она не вернётся. Ты же знаешь, её и конец света не остановил бы, а тут целый год никаких новостей! Ровно год назад Ирина Хортица прошла междумирный портал и не вернулась назад. Заняться поисками не было никакой возможности: военное положение парило в нависшем пике; так что, как бы ни не хотелось этого признавать, альянс смирился и пустил дело на самотёк. Все думали, что ведьма-хозяйка приводит в исполнение свой блестящий план по нейтрализации врага, каким бы он ни был, и эта гипотеза только подтвердилась, когда через два месяца на захвативших заставу змиев обрушилась атака Прави. Воины, надменные и беспощадные, быстро разгромили войска Иниза, но не удосужились дать ни малейшего объяснения, вернувшись домой, оставив Явьцев опасаться реванша. Однако его не последовало, а от Грейла Глаурунга поступила радостная новость, что войска Храмоги на территории Ирия так же были повержены доселе нейтральной стороной. Все ожидали эпической битвы, но её не последовало, развязка оказалась почти что незаметной, но от этого не менее желанной. Война окончилась, и всё постепенно начало возвращаться на круги своя. Лишь одного она не вернула, забрав не по праву и времени. Ирка Хортица пропала в двадцатилетнем возрасте, оставив слишком много вопросов. _____________________________ * При переводе смысл теряется, поэтому я решила перевести сама, позволив себе некоторые вольности: Я не умру, я подожду тебя, Я чувствую жизнь, когда ты рядом со мной Я не умру, я подожду тебя Когда придёт моё смертное время.***
Внешне особняк совершенно не изменился, лужайки и цветочные горшки оставались такими же голыми, шторы — пыльными, а сам дом — слишком большим, давящим: во время войны у ведьмы-хозяйки не было времени на обустройство и уход за семейным гнездом. Богдана, часто приходящего сюда, иногда порывало заняться всем этим, но, едва стоило взять в руки лопату, его сводила судорога: Ирка помнила свой дом таким. И всё, как отрезало, сколько бы ни предпринималось попыток, заканчивалось одним и тем же, словно пропавшая ведьма сама вопила в его голове. Танька ничего не знала и не узнает, слишком уж много её нервов было намотано на неумолимый вал войны. — Дан! — встречая его на пороге, радостно взвизгнул Мирон: широкоплечий мальчик в аккуратном джинсовом комбинезоне, удачно подчёркивающем его волнистые чёрные волосы. — Привет, бандит, — Богдан подбросил захохотавшего малыша. — А где Айт? — Па там! — тонкая ручонка махнула в сторону кухни, и в подтверждение оттуда раздался надсадный кашель. Дракон читал, хмурясь и поминутно содрогаясь от кашля. Волосы его были небрежно собраны на затылке, лоб нахмурен в попытке собрать разбиваемую приступами концентрацию, и делать это становилось всё труднее и труднее, даром что пережил гораздо большее, чем чтение при простуде. Отложив наконец книгу, Айт заметил Богдана и приветственно махнул рукой, снова натужно закашлялся в свой красно-жёлтый шарф, будто хотел спрятаться в нём. Однако уже в следующее мгновение раздался прежний, но хриплый голос: — Сегодня? Иномирец, подобно дому, внешне оставался самим собой, если бы не тёмные уже год глаза, да периодические приступы ностальгии, когда он поднимал тему исчезновения. Тогда от дракона можно было ожидать всего, от ярости до слёз, но в последнее время он только вспоминал, глядя прямо перед собой, ментально переносясь в прошлое и не выходя из него, пока его не окликнут. Хотя это случалось не так уж и часто. — Да. Не хочешь — не иди, они поймут. — Вот ещё, — вспенился Айт, и в глазах его сверкнуло то, что, наверное, можно было назвать отблесками былых воспоминаний. — Я похож на того, кто ставит прошлое вперёд настоящего?! — Нет, но… «Переживать — это нормально, дружище. Особенно такие ужасные вещи». — Да, Шешу тебя задери, — яростную реплику прервал очередной приступ кашля. — Да, человек, которого я любил, ровно год назад бесследно исчез! И мне бывает плохо, но только вы, слышишь, млекопитающие, позволяете себе пренебрегать своим настоящим ради того, что уже не вернуть! Слова, словно выжженные невидимым пламенем, повисли в воздухе, а потом медленно осели, покрывая неприятной, душной пеленой. — Думаешь, она не вернётся? — Богдану показалось, что мучительный вопрос больно ударил в клуб обострённых нервов, имя которым — надежда. Пусть, возможно, и тщетная. — Междумирная политика. Иркины обвинения и действия наверняка подорвали авторитет Симаргла, и её… отсутствие — его рук дело. Здесь два варианта: или она мертва, либо в плену. — И хватит проверять меня на прочность, — с этими словами дракон вышел из гостиной. Зажмурился, восстанавливая плотину, которую вот уже год грозились прорвать воспоминания и мысли, долженствующие навсегда покинуть голову того, кто не желал маске невозмутимого Великого Дракона Вод с грохотом нервного перенапряжения взорваться прямо на лице. Ведь дети Ирины Хортицы не должны остаться одни.***
Сегодняшнее собрание обошлось без драк и проклятий на пантеоны друг друга, так что многие заскучали. Хорс, живое солнце, перестал слепить глаза, Велес, покровиель поэтов и творцов, мечтательно черкал что-то на куске пергамента, а Святовит уже беззастенчиво спал, запрокинув могучую, изрытую шрамами голову.* Перун, чью бороду не поджигали уже несколько месяцев, с явным облегчением произнёс: — На сим собрание считается оконченным. У Симаргла-Симурана имеется, что сказать? — Правами дщери Симаргловой заявляю об отсутствии претензий. Со своего места поднялась и, скупо откланявшись, вышла девушка, затянутая в чёрное платье, широкой бескаркасной юбкой спускавшееся к полу. Лицо Хортицы, как и всегда, было невозмутимее моря во время штиля, волосы дерзко щекотали плечи, плюя в лицо всем здешним понятиям о красоте и облике приличной девушки, а горящие движением к цели глаза окружало по широкому овалу чёрной обводки. Сегодня, однако, облик знаменитой ведьмы был ещё более вызывающим, чем обычно, напоминая единственному существу в этом вечном раю, знающему правду, о дате, перевернувшей её жизнь. В коридоре по дороге к кабинету Симаргла никто и не думал окликивать её, все за прошедший год привыкли. — Даждьбог передал тебе, что празднование недели Чеха, Леха и Руса откладывается из-за забастовки Хал, — шлёпнув на стол посреди райского сада стопку писем, Хортица резко развернулась, собираясь уходить, но дорогу ей преградил исполинский тигр. Симаргл обожал больших кошек всеми фибрами своей несколькотысячелетней души, поэтому они были везде. В райском саду, в комнате, в коридорах и залах всюду следовали за ним гепарды и тигры всех мастей, безмолвными тенями охраняя хозяина. Их он, думается, любил гораздо больше Ирки, по крайней мере, они были свободны. Свободны! — Тебе нет смысла напоминать, — Хорт вышел из-за огромного баобаба. — Я не забыл. — Очень рада за тебя, — сухо бросила ведьма, поджав губы. — Ирина, нам надо поговорить, — повысил голос Симаргл. Любопытство только что нокаутировало ярость, порядком поутихшую за последний год. И пусть первые пару месяцев она полыхала внутри, заставляя Ирку, словно загнанного зверя, метаться по своей комнате-тюрьме, сбивать кулаки о дверь, стены, а потом, заползая в дальний угол кровати, рыдать. Зашедший через пару часов после заключения лев нашёл в набедренном поясе лишь сухую травяную пыль: всё его содержимое перекочевало в одну из исполинских подушек на кровати, ожидая своего часа. Позже, успокоившись, ведьма перебрала запасы и поняла, что для открытия портала ей не хватает доброй половины ингредиентов, а того, что есть, достаточно лишь для самого сжатого и неприятного переноса. Впрочем, Ирка не сдалась. Выйдя из комнаты и обреча себя на роль способной помощницы, о которой так давно мечтал Симаргл, она получила шанс добыть недостающие части. В лесной части райского сада не было недостатка в травах, главное — не попасться, что чуть не случилось лишь однажды. И не сдаться. Сочтя молчание за утвердительный ответ, Хорт с самыми тёплыми интонациями, на которые только был способен, продолжил: — Сегодня ровно год, как ты находишься в Прави, — Ирка, готовая взорваться в лучших традициях «суржиковского» поведения Елизаветы Григорьевны, оборвала себя: собеседник так и лучился непонятной гордостью. — И за это время ты показала себя с самой лучшей стороны и низвергла репутацию Сварожича, возвысив нашу с тобой, чего я не ожидал. Так выглядит неожиданность. Она-то — и с лучшей стороны? Что-то тут не так! А что, — внезапно саму себя перебила Ирка, — Симаргл ведь не знает о её плане, значит, видит только ничтожную верхушку айсберга неповиновения — внешний вид; что с лихвой компенсируют успехи. — Найти следы его халатности было лишь в радость, — хмыкнула ведьма, решив на этот раз подыграть. — Сказать с чистой душой, я всерьёз опасался, что тебя придётся посадить на цепь на пару сотен лет, но ты, вижу, стала частью этого измерения. — Благодаря тебе, отец, — склонила голову Ирка, выигрывая несколько мгновений на то, чтобы из глаз исчезла ярость. В Прави слишком часто приходилось скрывать свои мысли, иначе можно нарваться на большие проблемы. Здесь Ирийские и Явьские ферзи становились одними из сотни пешек, теряя все свои прежние привилегии: уважение ствола — ничто для кроны. Или пресмыкайся и виляй сразу, или прийди к этому более длинным путём… Ключицу привычно дёрнуло болью, скорее фантомной, страшным воспоминанием, тем не менее, до сих пор живым, реальным. Хортица носила платья почти без выреза, но если оттянуть его вправо, станет виден широкий косой шрам от шеи до подмышки, оставленный кнутом. Мокошь лично оставила это, когда она пыталась сбежать через портал, обошлось шестью ударами вместо десяти, и то, вмешался Симаргл, убедивший её, что калечить внучку в первый месяц новой жизни — не самое гуманное решение. — Что же, ты усвоила некоторые уроки, — тяжело проговорил Хорт, и можно было поклясться: его мысли тоже вернулись в прошлый год. — Я бы хотел, чтобы ты чувствовала себя, как будто никогда не была в жестокой… — По какому праву ты решила воспользоваться порталом? — Иногда мать хочет увидеть своих детей, — голое тело пробивает дрожь. Свист и влажный удар, третий по счёту. — Порочной… — Хортица, сегодня после собрания оргия, — кричит мелкое божество из свиты Перуна. — Обойдусь, — градус голоса упал до рекордной отметки. — Мои шрамы ещё не зажили. — А жаль, — прислужник похотливо шагает ближе, теребя завязку тоги. — Говорят, люди могут принимать в… Неделя карцера, но прислужник едва ли когда-нибудь сможет продолжить свой род. — … и недостойной Яви. Ты не попадёшь в ствол, не выполнив наших условий. — Боюсь, это невозможно, — тихо, с максимальной холодностью, на которую была способна, отчеканила Ирка, — я родилась там и оставила своих детей и друзей. И если он решил, что она на шею ему кинется, то глубоко ошибся. Если Явь так ужасна, то что он забыл там почти двадцать два года назад? Задвигать чужой порыв нехорошо…, но можно. Нельзя силой заставить гордую ведьму что-либо полюбить, как бы велики ни были бы старания. Хортица всё же вышла из сада, и на этот раз никто не помешал ей. Симаргл печально провёл рукой по шерсти пантеры, думая над состоявшимся разговором. Какие мысли в тот час посещали его голову — неизвестно, но, выйдя из душа (Правь лицемерила, но всё-таки избирательно заимствовала от среднего мира некоторые изобретения), Ирка нашла на своей кровати письмо и лежащего рядом львёнка. Потрепав его по мягким ушам, ведьма разломила печать. И не поверила своим глазам. На тонком пергаменте были начертаны слова, от которых ноги стали подозрительно мягкими, а горло извергло истерический смешок: «Закрытый суд над Храмоги состоится завтра на рассвете. Ты приглашена.» ____________ * Велес — бог-покровитель сказителей и поэзии. Святовит — бог войны и победы.***
— Я! — малышка в грубом на вид комбинезоне, высоко подняв над головой игрушечный меч, вскочила на нетвёрдые ножки. Вторая, смерив её обиженным взглядом карих глаз из-за золотистых кудрей, обиженно буркнула: — Неть, я! — Млекопитаюсие-е! — раненным зверем взвыл Ден, когда прямо по его ногам, устремившись в центр драки, пробежал Мирон. Над ним тут же навис двухлетний и самый старший из этой компании стремительно растущих детей Веня, грозно сверкая рыжей макушкой: — Не обзывайся! — Веня, тихо! — шикнула на него мать. — Разбудишь Федю. Надувшись, мальчик уселся рядом с диваном, не желая продолжать спор и будить самого младшего — четырёхмесячного сына богатыря-добряка и рыжей, как он сам, ведьмы. К Катерине Веня питал большую симпатию как к той, что при каждой встрече угощала его свежими фруктами, да и её медовые волосы внушали доверие, ведь рыжие не могут быть злыми: папа и он же хорошие! — Какой он послушный! — тем временем подивилась за столом Танька. — Марьяна, драться не хо… Безуспешно: девочки продолжали мутузить друг друга. — Ангелина! — рявкнул Айт так, что Лариса, вскрикнув, уронила вилку, а где-то на улице панически залаяла собака. Стоит ли говорить, что драка прекратилась? Между тем Катерина бросилась в детскую, а Танька с Ларисой начали успокаивать перепуганных криком детей. Методы Великого Водного работали, как и всегда. — Танька освежует тебя, дружище, — хмыкнул Богдан, как ни в чём не бывало поглощающий баранки. Ле Ксе с философским согласием покивал, а Еруслан добавил: — Научишь меня через годик? — Если ты пройдёшь девять кругов пелёнок, бессонных ночей и первых зубов, — зловеще протянул здухач, под конец завыв. — У-у, собрались семьянины! — шутливо воззвал к небу Рудый. Вовкулаку пригласил Богдан, ставший для него верным товарищем, и сейчас оборотень сидел на ступеньках подъезда вместе с Агнесс, так и не расставшейся со своим костюмом. Уотерхаус кивнула, не отвечая. Сегодня она должна поделиться не самыми дурными новостями, а ведь ровно год назад её обнаружили… — Теперь я понимаю, — дрожащим голосом произнесла Танька. — Навь… — Нас, как видишь, выдают глаза, — Агнесс вернула очки на переносицу. — Остановившиеся, заплывшие глаза мертвецов. Хотя мы видим ими почти так же, как вы. Ведьма, однако, быстро пришла в себя, как только прогнала от себя образ вмиг ужаснувшего лица: — От лица Яви благодарю представительницу Нави за оказанную помощь. Уотерхаус бледно улыбнулась: — Взаимно. Но почему это говоришь ты? Танька поняла подтекст и поспешно нацепила на лицо улыбку: — Ирка скоро вернётся… Да, она долго не задержится, не волнуйся! — Ты ошиблась, — прошептала в несвойственной для себя манере Агнесс и вернулась в квартиру, оставив вовкулаку наслаждаться пивом. В квартире тем временем Катерина только-только вытащила из духовки пирог, а Танька с Айтом закончили перебранку. Богдан наслаждался чаем, прикрывая кружкой светлую щетину, которую с колен Ле теребил Веня, наслаждаясь благосклонностью своего большого друга, Лариса покачивала младенца, пока его родители наполняли тарелки гостей. Фёдор Ерусланович лицом был копией матери, за исключением чёрных кудрявых волос отца, и являлся пока самым младшим из их внушительного «детского сада». То ли ещё будет, когда он подрастёт! Агнесс любила маленьких детей, будучи живой, но сейчас их вид вызывал лишь грусть. Прокашлявшись, гостья из Нави обратила на себя внимание собравшихся. Кто-то вздрогнул, и почти все напряглись, ожидая плохих новостей. Зря, военные привычки — плохое дело. — Сегодня я получила вести из дома, — хрипло произнесла Уотерхаус. — Храмоги поймана в Ирии и будет ожидать Правьского суда. Первым вскочил Богдан и сияющими глазами обвёл присутствующих. Люди неверяще переглядывались, боясь поверить и дать себе возможно ложную надежду. Однако здухач выдохнул, словно опасаясь спугнуть долгожданную весть: — Война… окончена?