***
«Предъявитель этого документа является другом и соратником Ковена надднепрянских и прилегающих земель. Прошу принять Агнесс Уотерхаус, Навьскую ведьму, в ряды Вашего ковена и оказать ей посильную помощь. Временно исполняющая обязанности Надднепрянской ведьмы-хозяйки, Хортицы Ирины Симурановны Проценко Татьяна Николаевна.» — Спасибо, — растянула губы в улыбке Агнесс, принимая только что запечатанный и заверенный документ, открывающий ей многие двери по всей Европе. — Теперь ты можешь присоединиться к любому ковену из лояльных нам, — Танька еле заметно провела рукой по юбке. — И всё-таки… Она, стоя в этом темном кабинете на заставе, явно на что-то надеялась, как это было с Тео, за полтора года действительно оправдавшим оказанное доверие — чёрт явно предпочёл относительно честную жизнь в мире с ведьмами возвращению в Пекло. — Не стоит, — мёртвая ведьма легко, как повелевали правила этикета её времени, склонила голову. — Если Ирине Симурановне потребуется моя помощь, она знает моё Явьское имя. В глазах блондинки явственно выразилось недовольство: её не принимали всерьёз, даже спустя год приходилось позиционировать себя временно исполняющей обязанности ведьмы-хозяйки. Уотерхаус узнавала свои ушедшие в прошлое черты в этой на определённую часть честолюбивой и властной девушке, которая, несомненно, имеет превосходные способности ведьмы-хозяйки в мирное время. Однако спокойствие не бывает долгим, а войну, как помнит весь альянс и земли надднепрянщины, вела Ирина Хортица. — Уходите? — тонко раздалось за спиной, стоило ведьме выйти в коридор. Марина, робленная Ларисы, стояла так близко, что через откровенный вырез был виден край кислотно-розового лифчика, об который то и дело стукался дешёвый кулон в форме дутого сердца, и с непонятной тоской смотрела на неё своими покрасневшими глазами в грязном обрамлении подводки. — Мне нет здесь места в мирное время, — Агнесс бросила это повседневно, будто напомнила о списке покупок, однако следующая фраза заставила её приостановить свой шаг. — Мне тоже! — внезапно яро вскричала Марина, почти подпрыгнув. От её дыхания пахло алкоголем. — Из меня тут, понимаете, хотят святошу слепить! Пока война шла ещё нормально было, но сейчас просто… Обычный бред оставшейся в подростковых мечтах клубной девушки, Уотерхаус видела это насквозь, и уже хотела избавиться от неё… Пока шестое чувство, одно из тех, что появляются после собственного сожжения, не показало ей кое-что интересное. Вкрадчиво, совсем тихо слетело с бледных губ: — Хочешь стать героем? Двадцатичетырёхлетний ребёнок подрабостно и глупо закивал.***
Правь давно не была святой. Оргии, инцесты расцветали здесь пышными кустами, вырвавшимися из-под контроля нерадивого садовника, но изворотливые боги и здесь нашли лазейку, слив неудавшихся плодов цветника. Когда очередная женщина рожала очередного нежелательного ребёнка или бастарда, для младенца были открыты две противоположные дороги: если он вышел и лицом, и аурой, и относительно безгрешной родословной — по жребию отдавался на воспитание в любой пантеон, если же нет… Боги имели пленников, которых не хотели сторожить, и много работы, которую брезговали выполнять. Так и образовался низший класс — бастарды-тюремщики с бастардами-прислугой, и если вторым нужно было владеть минимумом, позволяющим работать, не беспокоя богов, то первым и этого не требовалось — стены тюрьмы, обезопасившие их, надёжно поглощали магию. Однако низшим не так уж и плохо жилось: многого не требуют, а дежурство можно проводить за чтением и разговорами. Как и произошло в тот памятный летний, хотя за стенами не видно было солнца, день. — А в Ирии-то опять беспорядок! — сварливо пробубнил тюремщик, коротая долгое дежурство. Другой, невысокий, с одутловатым лицом, пестрящим родимыми пятнами, презрительно пожевал губу: — А ты что хотел? Табити, чай, надоело править, а сынки, пожалуй, слишком этого хотят. — Побесятся и успокоятся, — внезапно подала голос невзрачная перекошенная женщина с кривыми зубами — начальник караула. — Думаете, каждое восстание заканчивается переворотом? .. Женщина почти договорила, как её подчинённые начали сползать по стене, и она, в свою очередь, погрузилась во внезапный сон. Ирка, стоящая за дверью, прижав пальцы к вискам, выдохнула сквозь зубы: в этих стенах любая магия давалась нелегко, пусть даже элементарный сонный заговор. «Поймают — плетьми не отделаюсь, » — невесело подумала она, переступая через развалившегося пёстрого. Камеры среднего уровня представляли собой огромное безстенное помещение, где провинившиеся наказывались больше морально: всё заточение они проводили на виду у стражи и сокамерников, без возможности укрыться, без личного пространства. По правде говоря, ни туалета, ни ванной, ни даже горшка предусмотрено не было. Однако, попытайся кто-нибудь сбежать, его тут же вернул бы к реальности парализующий удар током, а при и последующих попытках — лишение одного пальца. Без труда найдя взглядом скрюченную фигуру в центре зала, Хортица отключила квадрат, на котором та находилась: механика, всё для не владеющих волшебством тюремщиков. Ну, а помочь беглецам в сердце столицы Прави никто отродясь не пробовал. Шаги тонули в тишине зала, а движения давались, словно в воде, нелегко, словно сам воздух противился её планам. И только здесь, когда до цели оставалось несколько вечных, но вместе с тем коротких, шагов, Ирка позволила себе подумать о том, что собиралась сделать. Она не была уверенна, оценят ли это дома, да и узнают ли, но сердце кричало, срывая голос: это решение — единственное верное, да и другого не было. Вот только поставив точку в существовании прямой угрозы нескольким мирам, не сделает ли она это с собственной жизнью? В былые времена и мысли бы такой не возникало, но сейчас появилось одно «но». Ответственность и долг. Только теперь стало понятно, почему ведьма-хозяйка считается полноценной, лишь испугавшись за собственное дитя. Тогда, у дома Танькиных родителей, Хортица забыла о войне и долге ради Ангелины, пусть даже на несколько минут… А теперь придётся сделать то же самое, только наоборот. — Я обещала Айту сувенир, — усмехнулась девушка, подходя к Храмоги, обнажив кинжал, взятый у спящей тюремщицы. Молчит. Не давая себе усомниться, Ирка рубанула, вложив в удар всю силу, рожденную болью. Ведьмы Яковленко. Федька. Борд, лучший друг Ле Ксе. Добрая чертовка. Четырнадцать богатырей и сорок змиев Айта. Елизавета Григорьевна. Кинжал вспорол горло, из которого медленно и тягуче потекла тёмная кровь, но, умирая окончательно, Храмоги совершила последнюю в своём существовании подлость: — Теперь… мы равны… Хортица-убийца. Не глядя, Ирка с яростью ударила. Кинжал вошёл в пол, безнадёжно сломавшись, а руки стали липкими от брызг. Вот и всё. Только в душе перекати-поле. — Всегда надо доводить дело до конца, — пальцы чуть задрожали, когда голова с перерубленной шеи отправилась в мешок, прихваченный со склада. Подавляя мандраж, отринув все чувства, Ирка вышла в коридор, намереваясь добраться до обитаемых уровней, где уже можно было открыть нормальный портал, и, когда она только начала произносить сложную первую часть его открытия, сверху, набирая обороты, заверещала сирена. — Дерьмо, — ругнулась ведьма и стремительно забубнила форму изгнания. Вряд ли после этого она приземлится живой, но на большее времени не оставалось. Вот и всё.***
— Рад, что ты таки соблаговолил посетить родину, — проворчал Грейл Глаурунг, поправляя воротник огромного тулупа без единого украшения. Айт, только что вышедший из портала, вмиг позавидовал ему: в змиевых палатах гулял холодный ветер, пробирающий до самых костей. Ему стоило больших усилий не разразиться кашлем на виду у своих сородичей, всю жизнь проживших на юге, в тепле и покое. Однако, как видно, всё однажды меняется. — У меня были дела, — с достоинством стучащего зубами произнёс он. — Догадаться-то можно, — земляной отозвал слугу, заискивающе ошивающегося в портальной. — Слухи ходят разные. Будто твоя ведьма бросила детей, перед тем зверски разорвав нескольких огненных, будто она вступила в сговор с дьяволом, тем самым освободив наши миры от Храмоги… Чушь. — Чушь, — эхом повторил Айт, сдерживая злобу и раздражение. Он явился домой, надеясь хоть здесь не слышать об Ирке! — Причём несвоевременная. Совет собран? — Да. И это – мы. Старик сгорбился, опёршись на извилистый деревянный посох. Парень удивлённо обвёл глазами комнату, тихо потряс головой: вдруг при температуре и бронхите возможны галлюцинации? — А как же Паллель, другие представители гильдий… — Или мертвы, или боятся. — А… — Неужели ты думал, что Сайрус и Иниз явят нам своё почтение? — Но мать-Табити… — В дальнем остроге, защищённом мысленно и немыслимо. А с ней Фелизльта и прочий ближний круг. Больше вопросов Великий водный не задавал, и Грейл Глаурунг обратился к карте Ирия, перечёркнутой красной тушью: огненные горы, составляющие треть территории, были отделены от прочей территории к югу от Палат. Иниз и Сайрус, собрав свои войска, окопались там, заявив о своей автономности, тем самым совершив измену. — Ирий расколот надвое. Надо начинать ответные действия. — А зачем? — Айт пожал плечами. — Эти горы сухие и безжизненные, там есть только несколько деревень и одна дохлая речонка. За это просто смешно сражаться. Великий земляной, кажется, впервые за свою жизнь по-настоящему опешил: — А честь? Мать-Табити будет недовольна. — Грейл, ей наверняка плевать на нас. — Ты говоришь, как Явец, — старый змий покачал головой. — Тогда уж возвращайся туда, но если противостояние вступит в активную фазу… И уж точно впервые за свою жизнь Великий земляной прислушался к товарищу и изменил своё мнение. — Я не буду отсиживаться в безопасности, — кивнул Айт, прикидывая, сколько бойцов у него осталось в Яви. По всему выходило, что эти слова имели внушительный вес, пусть даже Грейл не знал, сколько из змиев отказалось вернуться на родину.***
Ирке ещё никогда не доводилось пользоваться таким опасным и болезненным порталом: последние слова формулы вышвырнули её из тюремного отсека и оставили на растерзание перегрузкам и рвущему ветру, а тянущая боль в висках не давала потерять сознание, стремясь раздавить черепную коробку. В какой-то момент Ирка поняла, что плывёт, вернее, барахтается в воде, но понять, куда плыть, было невозможно… Волна подняла и с размаху бросила её на камень, теперь безвольно кувыркаться было нельзя. Отплёвывая солёную воду и песок, ведьма кое-как встала на ноги и заковыляла прочь: наверняка Правь послала погоню, и чем дальше она уйдёт, тем больше шансов выжить. Постепенно во время ходьбы возвращался контроль над собственным телом. Хортица снова почувствовала боль в висках, остатки кожи на содранных ладонях, подвёрнутую ногу и пару выбитых зубов, но это всё были мелочи, ведь впервые за этот год она свободна. Ведьма рассмеялась и, поудобнее перехватив мешок, уже более уверенно направилась в сторону пляжа. Через час она уже выглядела, как человек: удалось украсть джинсы на полдюжины размеров больше, мешковатую блузку и пляжные сланцы, а мешок переместился в новый рюкзак. Место прибытия тоже выяснилось очень скоро: пляж где-то в Черногории. Однако вопрос о попадании домой остался нерешённым: вряд ли ей удастся несколько часов кряду отводить глаза в самолёте, да и голова скоро начнёт подванивать. И всё равно Ирка продолжила идти. Жуя украденный из бара сэндвич, поминутно вздрагивая, наскоро перебинтовывая ладони, но она шла, ведь жизнь была дороже. А когда сзади раздался вой, который нельзя было перепутать ни с чем, ведьма побежала, впрочем, понимая, от Ярчуков не скроешься. — Значит, она здесь? И как ей помочь? И вообще, что это за хибара? — безумолку тараторила Марина, скептически оглядывая заброшенное здание на краю города. Агнесс не слушала, молча завершая свои приготовления. Если всё получится… Должно получиться! В письме её уведомили о точной дате, а час назад она получила ещё одно, с единственным словом «пора». И в этот раз желания Навьской ведьмы совпадали с желаниями того, кто платил. По велению ведьмы девушка встала в заклинательный круг, набрав полные руки разрыв-травы и изготовившись к бою. Жаль разочаровывать её. Впрочем, если подумать, не очень. — Прости меня, девочка, — мёртвая ведьма плюнула на круг, и так ничего и не понявшая Марина исчезла. А мигом позже на пол почти свалилась другая девушка, в которой, ободранной и измученной, Агнесс с облегчением узнала ведьму-хозяйку.***
Жуя таблетку от кашля и размышляя над словами Грейл Глаурунга, Айт уже заходил домой, когда его буквально снёс с ног вихрь вязаной одежды и цветочных духов, в котором без труда узнавалась Танька. — Серьёзно? — неловко спросил он, отступая на шаг назад. Такое её поведение за последнее время стало в новинку: блондинка надевала на себя роль жестокой и отчасти деспотичной ведьмы-хозяйки, но забывала её снимать в кругу друзей. Девочка Таня исчезла окончательно, растворившись в Татьяне Николаевне, Временно исполняющей обязанности надднепрянской ведьмы-хозяйки. — Это… Это! — ведьма шмыгнула носом, что тоже было по меньшей мере весьма странно. — Ты даже не представляешь, дружище! — вышедший из коридора Богдан широко улыбнулся, на его лице отпечаталось то же самое непонятно-радостное выражение, что и у Таньки. Да что, во имя матери-Табити, да будет бесконечен её хвост, здесь творится?! — Может быть, вы уже соблаговолите объяснить мне, что происходит? — холодно спросил Айт, не любящий не понимать происходящего. Иррационально-счастливая атмосфера заглотила дом целиком, причина чему была совсем не ясна. Чувствовалось, ответ лежит на поверхности, надо только понять… Но сделать это, несмотря на все попытки, больному бронхитом дракону не удавалось, хотя и в сознании плавали оттиски эмоций, добрых, тех самых, что ему теперь постоянно не хватало. Вот только с чего бы это вдруг? Из детской рвано и цветасто раздавалась музыка из какого-то мультфильма: дети любили эти аляпистые картинки. Стоило Таньке торжественно открыть дверь, глаза Айта на чистом инстинкте остановились на чужом здесь. Грязные следы босых ног вели к креслу, в котором нелепым поношенным пятном развалился человек. Правая штанина мешковатых джинс был разорвана в клочья, кожа под ними покрылась багровой коркой, кофта, измятая, залитая грязью настолько, что с трудом определялся цвет, пыльный колтун коротких встрёпанных волос… Из-за следов когтей на челюсти нельзя было сразу узнать знакомое лицо, но Айт понял всё довольно быстро, даром что по голове будто мешком огрели. — Ты?! — скорее шокировано, чем с возмущением. — Хорошенький приём, — ведьма выпрямила спину и смело обернулась к нему. С чёлки прямо на лицо осыпался песок. — Кстати, в морозилке отнюдь не пельмени… Под конец затихающей фразы Ирка истерически усмехнулась, а потом, когда последние остатки маски бастарда Симарглова слетели, спрятала лицо в ладони и разрыдалась. И именно в этот момент война действительно завершилась.