Затянувшееся "сегодня"

      Шея затекла, позвоночник ломило, а в ладонь упорно утыкалось что-то маленькое и мокрое. Нос задело что-то мягкое, пушистое и щекотное. Я с трудом открыла глаза и уставилась на маленького котёнка британской породы. Мы рассматривали друг друга внимательно и долго, и лично я – стараясь вспомнить, как он оказался в моём доме. Животное протяжно мяукнуло и активно заморгало своими зелёными глазками-бусинками. Я потёрла лицо ладонями, номинально приводя свой мозг в рабочее состояние.       Вчера после ухода Лесли мне удалось элапсировать: ничего, что стоило бы внимания – полтора часа бесполезного созерцания вечернего Лондона с крыши дома в обнимку с самой собой. Я не пожалела, что взяла с собой мамин палантин, кутаясь в него и зарываясь носом в мягкую ткань цвета закатного неба. Я глядела на звёзды, надеясь, что мне повезёт: какая-то из них упадёт и позволит мне загадать одно-единственное желание. Пускай всё скорее закончится. Но этого, разумеется, не случилось. Мне просто не может повезти, пока есть человек, контролирующий мою судьбу. Джек – как паук, поймавший в искусно сплетённую сеть жертву – меня. Глубоко вздохнув, я отошла от края крыши и встала на её середину, а в следующую секунду оказалась в гнетущем настоящем, объятая рубиновым свечением, как коконом. Панорама города была изучена вдоль и поперёк, и я сдержалась, чтобы не ударить себя по лбу – можно было провести время с гораздо большей пользой. Посетить дедушку Лукаса, к примеру. В своё время он тоже был магистром, поэтому знал о чудесной функции хронографа, но почему-то решил оставить её в секрете от меня. Это укрепило в мысли, что так было нужно, а Джек всё-таки ошибается.       Когда я вернулась в свою комнату, мама уже дожидалась меня внутри. Она ещё не переоделась, поэтому была в своём чёрном платье-футляре, выгодно подчёркивающем её прекрасную фигуру. Я жутко не любила, когда она носила мешковатую одежду или что-нибудь излишне пёстрое. Грейс держала в руках небольшую картонную коробку из-под чайного сервиза и с умилением заглядывала внутрь. — Как свидание? – я вскинула подбородок, пытаясь заглянуть в чей-то временный домик, стоя у двери. – Что это? — Всё было замечательно, спасибо. А это тебе! – она вручила коробку мне, и в ту же секунду из неё высунулся дымчатый котёнок. Он игриво мяукнул, лизнул мой палец и уставился своими пронзительно-зелёными глазами. – Такой замечательный. — И зачем ты принесла его? – недоумённо поинтересовалась я, вспоминая, как Ксемериус просил подарить ему кошечку, котёночка, львёнка, тигрёнка – кого угодно из семейства кошачьих. – Ты работаешь, а меня полдня не бывает дома. Опять всё ляжет на плечи бедного мистера Бернхарда. Я почесала животное за ушком, с трудом отрывая от него взгляд. — Вообще-то я нашла его на пороге дома. С запиской, - и мама кивнула на коробку. Я выудила оттуда прямоугольный листок, испещренный аккуратными буквами-шрамами. – Думаю, это от Гидеона. Милый мальчик, он начинает нравиться мне всё больше. Никаких вызывающих подарков, всего лишь кот, - она пожала плечами. «Сегодня ты не выходила из дома. Должно быть, это скучно. Обзаведись новым другом».       Разумеется, это был не де Виллер: его почерк и характерный наклон влево я узнаю из тысячи тысяч записок. Оставался всего один вариант. Человек, озабоченный моей жизнью даже больше, чем своей собственной. Грейс хлопнула меня по плечу и отправилась к выходу из комнаты, лишь на секунду остановившись на пороге и повернувшись в мою сторону, она поинтересовалась, как я назову своего нового подопечного. Сейчас, глядя на маленького котёнка, я решила: пускай корят за отсутствие фантазии, но он будет Гидеоном – очаровательный серый комочек, так напоминающий своими пронзительными глазами моего молодого человека. Я встала со стула, на котором просыпалась уже который день подряд, достала из холодильника упаковку молока, а из посудного шкафа – блюдце, и обеспечила британца едой. Он с усердием уничтожал свой завтрак – я гладила его мягкую шерстку. — Что ж, мистер Гидеон, думаю, сегодня я буду готова смириться со своим положением и дать Джеку окончательный ответ. Ты ведь не против? Кот мяукнул, подтверждая своё согласие.       Я старалась приблизить свой сегодняшний вторник к самому первому настолько, насколько это было возможно. Некоторые мелочи уже выветрились из памяти, потому что за довольно короткий срок я успела узнать столько нового, сколько не узнала и за два года регулярных прыжков во времени, а это стоило дорогого.       Солнечные лучи путались в волосах, отказываясь прятаться за густыми сахарными облаками, плывущими друг за другом, словно громадные фрегаты. Они бороздили небо, как разочарования бороздили мою жизнь в последнее время. Джек по ту сторону дороги смотрел внимательно и без малейшего намёка на улыбку. Наверное, он подсознательно чувствовал мою готовность сказать «нет», оттягивая время ответа. Если Луис не смел спросить, я была в состоянии ответить без подбадриваний со стороны. С этой проблемой мне пришлось столкнуться в одиночку, совсем не как два года назад – когда я узнала о гене путешественника.       Я решительно ступила на дорогу после того, как проверила отсутствие движения машин. Парень удивлённо вскинул брови, а я лишь поправила ремешок своей сумки на плече. Расстояние между нами стремительно сокращалось. В горле застрял ком, колени подгибались от страха, и мои ноги, наверное, решили жить собственной жизнью. Я уже всерьёз подумывала о том, чтобы развернуться и припустить к университету со всей дури, но – нет, нельзя. Сколько можно тянуть? — Здравствуй. — Ну, привет, Гвендолин, - голос парня был хриплым, как после сна, но всё равно приятным. Он сунул руки в карманы джинсов, и его серый пиджак задрался, демонстрируя металлическую пряжку ремня. – Какие-то проблемы? Я нахмурилась. Мы не виделись всего день, и за это время его лицо успело побледнеть на пару тонов? Впрочем, разглядывание с параллельной стороны улицы не способствовало детальному изучению и запоминанию. — Нет. В прошлый наш разговор ты сказал, что сам меня найдёшь, и находил регулярно, молчаливый наблюдатель. – Ох, у меня хватало смелости сыпать сарказмом. Хороший знак! – Мне надоело думать, потому что моя голова должна быть забита докладом, а не очередным вторником. И, правда, Джек, мне наплевать, на сколько ещё вторников ты меня обрёк. Есть люди, способные развеять мою скуку. — Умно. И что ты хочешь этим сказать мне, милочка? – он хмыкнул и принялся покачиваться на пятках. Может, стремясь показаться беззаботным. – Думаю, я сглупил. Нужно было работать не над тобой, а над твоим парнем. — Я хочу сказать тебе «нет, я остаюсь в Ложе, несмотря ни на что». Гидеон отказал бы тебе куда скорее меня, уж поверь на слово. Фальк – его дядя, а Ложа – его дом. Он провёл там всё своё детство, а моральные устои не так-то просто искоренить. Даже повторяющимся днём. Желаю не умереть от тоски.       Несколько секунд я смотрела на него тяжелым взглядом - точнее, я надеялась, что он таков, - но на Джека это не подействовало. Он тоже глядел, не моргая и сканируя, будто пытался запомнить каждую черточку моего лица. Я практически чувствовала, как его глаза присматриваются к каждой моей реснице, трогают уголки моих губ и кончик носа. Значило ли это, что мы больше никогда не увидимся? Кто знает… В ту секунду, когда я развернулась, чтобы уйти, сильная рука легла на плечо и слегка стиснула его. — Как тебе мой подарок? — Это было мило. Он не даст соскучиться, спасибо за такое проявление жалости. – Послышался громкий выдох. – Я не назову его в твою честь.       И, сбросив его ладонь, я сделала шаг вперёд. Потом ещё и ещё. Не оборачиваясь. Джек не окликнул, потому что не было нужды. Я смирилась с надобностью жить в одном дне без напоминаний о нём, как с местью, но даже предположить не могла, что это – самое невинное из того, что этот человек мог сделать.       Всю дорогу до университета я упрямо смотрела себе под ноги, стараясь не думать о встрече со своим мучителем. Лесли встретила меня с широкой улыбкой на лице и сразу же обняла, заставляя уткнуться носом в плечо и протяжно шмыгнуть носом. Она на пару секунд отстранилась и взглянула на моё расстроенное выражение лица с почти осязаемым сочувствием. Я всегда хорошо чувствовала эмоции Хей, потому что она и не старалась их скрыть – гиперактивный человек. Девушка спросила, что со мной успело произойти, а я ответила, что вчера мы слегка повздорили с Гидеоном, и настроение не задалось с самого утра. Мы сверились с часами и отправились в аудиторию, где нас уже ждал мистер Мартин для объяснения нового материала по истории искусств. Я откровенно клевала носом, даже не пытаясь слушать преподавателя, а он в ответ особенно не старался объясняться понятно. Какая уж отдача от десяти присутствующих человек из девяноста?       Я буквально не могла надышаться воздухом, когда мы оказались на улице. Лесли стояла рядом, блаженно улыбаясь и щурясь. Она не поднимала тему нашей ссоры с парнем, и один Бог знает, насколько я благодарна. К тому же, уверена, подруга до сих пор со скрипом вспоминает нашу с де Виллером ссору двухгодовалой давности: тогда я не стыдилась звонить ей и в два часа ночи, чтобы в очередной раз пожаловаться, насколько несчастной меня сделал очаровательный зеленоглазый юноша. — Кажется, вчера ты говорила, что идёшь с Рафаэлем на свидание? – осторожно спросила я. — Я так сказала? – она вскинула бровь. – Да, правда он держит в секрете место свидания, так что новой информации у меня нет. — Но ты ведь расскажешь мне об этом вечером? – у меня буквально чесались все мозговые извилины от желания узнать то, что скрывается уже добрую неделю. Лесли усмехнулась: — Ну, конечно, Гвен! Куда я денусь? Туда же, куда девалась предыдущие несколько дней.       У ворот университета притормозила знакомая чёрная машина, а водитель опустил стекло, впуская в салон свежий осенний ветерок. Я чмокнула Хей и вприпрыжку направилась к выходу со двора.       В машине еле ощутимо пахло морем, и я присмотрелась к зеркалу, на котором мерно болтался пакетик с концентрированным гелем. Из динамика лилась тихая и ненавязчивая музыка, под колесами изредка шуршали мелкие камешки, принесённые с обочин, мимо пролетали низкие магазины с цветными навесными крышами. Мы ехали не так уж быстро, чтобы успеть рассмотреть вывески с витиеватыми буквами, складывающимися в определённые названия.       Впервые за весь день я улыбнулась по-настоящему, когда увидела Гидеона, прислонившегося плечом к колоне у входа в здание Темпла. Он быстро сбежал по лестнице и, опережая мистера Джорджа, открыл двери и подал мне левую руку, помогая выбраться. Я буквально повисла на его шея, вдыхая аромат парфюма, который подарила ему на прошлое Рождество. Нельзя было не отметить, что за те полтора дня, что мы не виделись, я успела по нему соскучиться. Ссадины на лбу не оказалось, когда я отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза. — Как дела? – первым поинтересовался де Виллер и повёл меня в здание. Здесь было гораздо прохладнее, а мраморные стены отражали голос, создавая слабое не то эхо, не то гудение. — Хорошо, а твои? — Тоже, - он прижал меня к себе, буквально волоча с собой, как боксёрскую грушу или – прозаичнее – мешок с картошкой. – Что ты будешь делать после элапсации? Я вскинула на него глаза, обнимая поперёк талии. — Вообще-то ничего, а есть идеи? – Гидеон хмыкнул, задумываясь. – Сегодня у мамы свидание с Фальком. Приходи, если хочешь. — Обязательно. Даже думать не над чем.       Оставшееся время мы провели в полнейшем молчании. Казалось, что слова будут лишними, а я не хотела расшатать и без того хрупко установленное душевное равновесие. Сейчас со мной был человек, который готов подать руку, если я оступлюсь. Хотя бы ради этого стоило держаться. Первое время, конечно, будет трудно, а через пару лет я привыкну к рутине, перестану обращать внимание на время, одинаковое число и день недели на календаре. Буду изо дня в день слушать одинаковую лекцию, приезжать в одно и то же место, говорить с людьми об одном и том же. Я никогда не выйду замуж, никогда не рожу ребёнка и не познаю семейного счастья. Совсем не то, чего желает подросток-мечтатель.       Де Виллер заметил моё подавленное настроение и улыбнулся, подбадривая. Томас стандартно поинтересовался, куда бы мы хотели отправиться, глядя из-за своих очков с толстыми линзами. Кажется, я даже поздороваться с ним забыла. Это было достаточно неловко. — На ваше усмотрение. — Как на счёт тысяча девятсот…, - но я его перебила: — …семьдесят третий.       Может быть, чуть позже я научусь изменять своим традициям. Стабильность – это прекрасно, но не в моём случае, а к постоянству следовало привыкнуть. Гидеон взирал на меня, молча, будто бы раздумывая над чем-то, потом пропустил к хронографу и встал позади, прикрывая спину ото всех невзгод, как телохранитель. С печальным вздохом почувствовалось привычное головокружение. В моей жизни не будет ничего нового, всё в ней теперь «привычно». Рубиновое свечение выпустило меня из своих объятий, толкая в другие – теплые, надёжные и крепкие. В них бы я провела не только несколько часов, но и всю жизнь. Видимо, это мне и светит. Трудно жаловаться, ещё труднее рассказывать о том, что происходило остаток дня, потому что видимых изменений не было. После элапсации мы отправились домой пешком. Наверное, это – лучшее, что случилось за последние несколько дней. Сегодня у де Виллера не было поводов для насмешек, а у меня – для обид. По дороге я рассказывала о котёнке, которого мне подбросили, не оговариваясь о подарке. Он рассмеялся, узнав, что моей фантазии хватило только на кличку «Гидеон». И я готова была глупить сколько угодно, чтобы слышать этот замечательный смех, пусть раньше и думала, что такие улыбки нужно запретить. Сколько можно сводить женщин с ума, а потом подшучивать над нашей логикой? — Что ты делал днём? – спросила я, когда мы устроились на кровати. Он заложил одну руку за голову, а второй ненавязчиво гладил мои распущенные волосы. Я устроилась на его груди, слушая гулкое и ровное биение сердца. Оно звучало, словно музыка. Заставляло закрыть глаза и расслабиться, настойчиво убаюкивало. — Не поверишь, но посетил университет. Всё-таки это – последний год, мне многое нужно нагнать. Да и некоторые преподаватели определённо скоро забудут моё имя. — Действительно, не поверю, - я повернула голову и упёрлась подбородком в его плечо, чтобы иметь возможность взглянуть в его глаза, но вместо этого потерлась носом об его гладкий подбородок, пахнущий лосьоном после бритья. – Твоё имя и запомнить-то сложно, не то, чтобы пару лет держать в голове, пока ты соизволишь явиться. — Очень смешно, маленький пудинг. — Эй, - я улеглась обратно, - почему ты это вспомнил? — Просто ты смотришь так, словно я – последний кусок шоколадного торта. Словно не можешь… отвести глаз. Не стану говорить, как это льстит. — А я не стану говорить, что это - правда, а то башня твоего самолюбия пронзит шпилем небеса, а в Лондоне и так слишком много осадков. И это я ещё упускаю из вида, как ты распускаешь хвост, когда мадам Россини хвалит чувство стиля. — И одновременно называет меня нахалом или невозможным мальчишкой, - фыркнул парень. – Я давно не ребёнок. — Ты находишься в Ложе с двенадцати лет, и все эти годы она знает тебя. Ты рос на её глазах, поэтому навсегда останешься ребёнком для этой милой женщины. Мы не можем не признать её вкус и мастерство, а аутентичности костюмов позавидовал бы кто угодно, - вступилась я за свою любимицу. Оставалось надеяться, что парадигма мира когда-нибудь разрушится, а время вернёт её с недели моды в Париже раньше обычного, позволив мне увидеть щепетильную француженку в какой-нибудь из вторников. – Поэтому, дорогой, ты действительно невозможный мальчишка в лимонных чулках. — Ух ты! Впервые за два года ты назвала меня дорогим. Эти обращения напоминают мне о семейных парах их фильмов. Я тяжело вздохнула, понимая, что ни один из нас не вырос в полноценной семье с двумя родителями. Послышались тихие щелчки, словно кто-то бил пальцами о клавиатуру ноутбука. В следующую секунду край покрывала оттянулся, и по нему вскарабкался котёнок. Он несмело потоптался сначала по мне, а потом прыгнул на живот Гидеона. — Вот вы и познакомились, мои любимые мужчины, - с усмешкой сказала я. – Взгляни в эти глаза: точь-в-точь твои. — Ничего похожего, кроме цвета, - серьёзно ответил де Виллер, но я слышала в его словах улыбку. – Я бы заменил тебе тысячу таких котят. — О, поверь, ты не такой милый. — Какой ужас! – Он показательно схватился за сердце. – И как же я могу это исправить? — Поцелуем, например, - я игриво вскинула бровь, пусть Гидеон и не мог этого видеть.       Остаток вечера я провела за самым приятным делом всей моей жизни, вновь забыв о свидании мамы и Лесли, о разговорах Шарлотты со своим парнем, об отсутствующих Кэролайн и Нике, о нежных звуках скрипки из музыкальной комнаты бабушки Мэдди, о докладе на следующий день, о Джеке и Кристалл. О несуществующем «завтра» и затянувшемся «сегодня».       Тем необычнее для меня было проснуться на следующее утро не в кухне, устроившись лицом на сгибе локтя, а в своей комнате и в объятиях Гидеона. Дисплей экрана загорелся, демонстрируя полную зарядку и сегодняшнюю дату: двадцать четвёртое сентября две тысячи четырнадцатого года, среда, половина восьмого утра.