***
Она выделялась из толпы. Молочная белизна безупречно гладкой кожи, будто Церцея или одна из легендарных дочерей Древней Греции с солнечной кровью стоит перед ним с царским достоинством жрицы. Нет, конечно, она не богиня и не жрица эта невысокая, совсем еще юная вампирша. Но откуда ее спокойная уверенность и отточенность движений, словно она в храме, а не на развратном новоорлеанском маскараде, устроенном в честь рождения королевских наследников? Наблюдая за восхитительным ярким уличным шествием с высоты своего балкона, Кэролайн, облаченная в длинное темно-синее облегающее платье в пол, задумчиво печальна. Ее взгляд устремлен в одну точку. Мысли где-то далеко отсюда. Наряженная в бальное кремового цвета платьице Хоуп счастливо прыгает рядом, махая людям внизу обеими ручками. Наивная душа очарована яркими карнавальными красками и искренне не понимает равнодушной отстраненности странных взрослых. Близнецы сопят в одной кроватке, сокрытые от излишних любопытных глаз тонкой прозрачной вуалью, что колышется даже при малейшем порыве ласкового ветра. За пару дней Никлаус смастерил для своих детей усовершенствованную модель спального места, чтобы отныне брат с сестрой больше никогда не разлучались друг с другом. Отдав строгое указание – семью и его самого не беспокоить, король Орлеана, облаченный в элегантный смокинг, уверенной поступью приближается к задумчивой королеве. Первородное сердце скачет в груди со скоростью пулеметной очереди. Это их первая встреча после того кровавого вечера, который так хотелось забыть и вычеркнуть из своей жизни как жуткий кошмар. Кэролайн впервые отказалась участвовать в организации праздника, заперевшись вместе с детьми в новой, выбранной для себя комнате. Никлаус не настаивал, предоставив нудную работу нанятым профессионалам. Он и сам избегал этой встречи с Кэролайн, сходя с ума у себя в мастерской. Последние дни он выглядел как наркоман, что долгое время провел без дозы. Содеянное им с супругой пожрало его душу. Безудержно хотелось крови. Войны. Но чертово перемирие со всеми фракциями не позволяло причинить и малейшего вреда кому-либо, кроме заезжих туристов, которыми Никлаус закусывал десятками. Заключенный им мир начинал казаться хитроумной манипуляцией, приструнившей его в плане кровавых бесчинств и убийств. Разве это свобода – не иметь возможности делать что хочешь? Никлаус Майклсон был раздавлен и повержен. Все его мысли насчет того, как ему исправить то, что он сотворил, разлетались вдребезги. Он отчаянно искал выход и не находил его. Тупик, тупик, тупик. Его ищейки в поисках, словно сквозь землю провалившегося, Коула рыскали по всему городу. Но безрезультатно. Отрицательные результаты на всех фронтах его жалкой никчемной жизни уже не гневали короля. Он опустил руки. Заперевшись у себя в мастерской, Никлаус что-то рисовал, мастерил, пил – делал что угодно, лишь бы не думать, не вспоминать... Хотелось забыться, исчезнуть... умереть. Но к празднику Ребекка молча повесила готовый костюм на девственно чистый, так и не тронутый им по прошествии дней холст, после чего, так же молча удалилась. Первородная сестренка искренне не понимала причин столь рьяного разобщения семейной четы, тогда как вся ситуация с Коулом была отчетливо ясно произнесена вслух и закрыта. Нелепая ситуация из разряда сального анекдота. Не более. Но отчего-то эта мелочь внесла мощнейший раскол в отношения между королем и королевой Орлеана... Никлаус останавливается подле никак не отреагировавшей на его присутствие девушки. Их плечи практически соприкасаются, тогда как души находятся на невероятно далеком расстоянии друг от друга. – Дивный вечер, – замечает гибрид, искоса поглядывая на чарующую в своей красоте королеву своего города. В ответ абсолютное молчание. Что и следовало ожидать. Клаус, кажется, несколько сконфужен... и раздражен. Он не знает как ему теперь себя вести с собственной женой, как все исправить, как сделать так, чтобы стало все как прежде. – Мне кажется, я знаю, как улучшить твое настроение... Театрально-манерным движением руки, словно играет на публику, гибрид добивается внимания грациозной девушки к собственной персоне. Засунув руку в карман своих брюк, мужчина держит паузу, создавая атмосферу загадочности и нетерпения. Только вот этот его жест с рукой в брюках воспринимается молчаливой собеседницей несколько иначе. Она вспыхивает от смущения, отворачиваясь обратно! Что интересно подумала эта девчонка – он намерен ей показать?! Извращенка! Отбрасывая напускное позерство, Никлаус молча выуживает из кармана брюк сделанный на заказ лучшими ювелирами мира бриллиантовый браслет. Самый дорогой за всю историю человечества. Ограненные редчайшие камни переливаются ирреальным ослепительным светом. Скромный подарок в честь рождения его детей, стоивший целое состояние! Вопросительно взглянув на снисходительно улыбнувшуюся ему жену, Никлаус, воспринимая это как дозволение, тянется к ее запястью, чтобы одеть браслет, но... Блондинка перехватывает из его рук украшение. Пару секунд держит произведение тончайшего искусства у себя перед глазами, словно бы оценивая – сколько в нем карат, а после... С абсолютнейшим равнодушием, не глядя, выкидывает браслет прямо вниз в маскарадную толпу. И вновь становится отрешенной и задумчивой. Ее ничто не радует. Особенно блестящие безделушки. – Как мне все исправить?! Кэролайн чувствует, как все это время закипающий от негодования древний не сводит с нее мрачного взгляда своих убийственно темно-синих глаз. Словно заживо на особенно медленном огне он поджаривает ее на вертеле. Вампирша передергивает в ответ плечами. Она не знает. Если только повернуть время вспять. Все так запуталось. Настигшая тьма одновременно и напугала, и покорила, в буквальном смысле подмяв ее под себя. Тогда, вперемешку с болью, Кэролайн ощущала, что Хочет этого. Хочет, чтобы Никлаус сделал с ней это. Жаждала быть в полном его подчинении, принадлежать только ему одному и никому больше. Желала этого больше всего на свете. Но что-то мешало ей быть только его. Но она хотела, хотела этого всем сердцем, больше всего на свете. А самым страшным было признание самой себе – ей понравилось то, что он с ней сделал. Понравилось оказаться в руках его деспотичной, жестокой власти. И это ее грязное, мерзкое желание устрашило ее. Она не хотела становиться такой же как это чудовище. Тьма завладела Кэролайн, окутала собой сознание, сердце, душу. Противиться очарованию тьмы казалось определенно невозможным. – Что с Элайджей? – глядя куда-то в пространство перед собой, ровно интересуется королева. – Где Коул? – сухо интересуется в ответ Никлаус, подхватывая с элегантного столика бокал с коллекционным шампанским. – Если я отвечу, ты убьешь его, – не глядя на приблизившегося к ней вплотную супруга, ровным холодным тоном отвечает ему жена. Кривая сексуальная усмешка окрашивает ярко-алые мужские губы. – Это настолько очевидно? Он находит это забавным?! Кэролайн окидывает собеседника взглядом полным осуждения. Сколько можно угрожать смертью собственным родственникам?! Ведь она все объяснила. Спрячь она тогда Коула или нет, реакция гибрида была бы одинаковой. И она ничуть не жалела о том, что хотя бы попыталась спасти тогда шаткий мир в этой сумасшедшей семье. – Провинись в чем-то, наших детей ожидает та же участь? Мгновение, и блондинка прижата мужским телом спиной к балконным перилам. Со стороны это выглядит крайне романтично и до очарования прекрасно. – Не смей!!! Не смей осуждать меня! – ядовито шипит на ухо оскорбленный женским непочтением к собственной персоне первородный. – Твое вероломство, предательство и измена словно поцелуй Иуды... Я лишь хочу восстановить справедливость. У девушки сдают нервы от необоснованных грязных обвинений в свой адрес. – Ты параноик! – пытаясь говорить чуть тише, дабы не привлечь внимание Хоуп, Кэролайн зло выпаливает оскорбление прямо в нависшее над ней остервенелым коршуном мужское лицо. – Я не намерена больше оправдываться перед тобой! Джазовая музыка несколько заглушает ссору. – Можно мне мороженое?! – подлетает к родителям очаровательное дитя. – Сколько угодно, милая, – не глядя, дает свое дозволение ребенку отец, тем самым намеренно показывая Кэролайн, какой он прекрасный и благодетельный родитель. Радостно наспех обняв маму с папой, девчушка испаряется на сверхскорости в поисках любимой сладости. – Ты спала с моим братом?! Лицо Никлауса искажается гримасой открыто сочащейся, словно гной, ненависти. Но он должен знать наверняка. Оскорбленная прозвучавшим вопросом девушка хочет резко отвернуться и уйти, но удерживающие ее у балконных перил мужские руки больно впиваются пальцами в нежную кожу ее оголенных плечей. – Нет! – не в состоянии отвести глаз от пронизывающего ее насквозь мужского взора, искренне выпаливает в ответ вампирша. – Я лучше умру от жажды, но больше не позволю ни одному из вас прикоснуться ко мне снова! – Коул касался тебя?.. Боже! Все ее слова искажаются ревнивым психопатом и интерпретируются им в абсолютно искореженном варианте! Кэролайн презрительно усмехается, смотрит на супруга как на неуравновешенного психбольного. Всем своим видом она демонстрирует, что не намерена даже хоть как-то комментировать заданный ей ревнивым безумцем вопрос. Но первородному этого недостаточно. Его лицо искажается судорогой злой ярости и... ядовитым подозрением. Зрачки резко сужаются и расширяются. Только не это. Снова. Вампирша порывается было сдвинуться с места, но не в силах сделать и шага, настолько крепко и уверенно ее удерживают на месте. – Ответь мне честно, Кэролайн, – внушает своей жене гибрид. – Я не трахалась с Коулом! Только с тобой! – словно выплевывает свое признание невероятно изящная девушка, из глаз которой непроизвольно начинают течь потоками злые, днями сдерживаемые слезы. – Но у меня есть чувства к нему! Он дорог мне... Он не ты!.. О, Боже... На мгновение ей кажется, что Никлаус сейчас ударит ее наотмашь. Но достается лишь бокалу с шампанским, после встречи со стеной разлетевшемуся хрустальными брызгами. Новорожденные крохи, пробудившись ото сна из-за шума, начинают недовольно кряхтеть в своей кроватке. Дикий, липкий ужас начинает обхватывать своими гнилыми щупальцами сознание девушки. Прикрыв лицо ладонями, она ошарашено взирает на брезгливо смотрящего на нее в упор супруга. Данное признание, вырванное из нее самым гадким и низменным способом, поразило ее саму в самое сердце. – Клаус, я не... Девушка замолкает, осознавая, что любые слова здесь будут излишни. У нее нет оправдания. Она огласила правду, которую скрывала сама от себя. Но как же так?... Значит, подозрения мужа были не столь уж и безосновательны? Не столь напрасны? Лучше бы гибрид вырвал ей сейчас сердце, нежели смотрел на нее вот так... с омерзением, гадливостью, отвращением во взгляде, а за ними пряталась исковерканная болью подозрения душа. – Клаус... Лицо мужчины застывает каменной маской. Видно как он сдерживает себя, чтобы не повторить уже однажды случившегося. – Ясно, – плотно сжав губы, кивает он и испаряется в неизвестном направлении.***
– Даже не поздоровался! – возмущается Ребекка, оглядываясь вслед хлопнувшему дверью Никлаусу, который скрывался в своей мастерской уже вторую неделю подряд. – Господи, я больше его не выдержу! – Ты знакома с ним больше тысячи лет, ты святая! – вымученно улыбается блондинке Кэролайн, заканчивая кормить грудью капризничавших малышей. Хоуп, что стоит совсем рядом, с откровенной завистью наблюдает за ужином братика и сестрички. И хотя вампирша прикрывает трогательное зрелище от детских любопытных глаз хлопковой тканью, таинство кормления все равно вызывает у старшей малышки массу интимных вопросов. А не больно ли Кэролайн, а вкусное ли молоко, а можно и ей попробовать? И так до бесконечности. Когда на эти и сотню других детских вопросов было с трудом, но все же отвечено, Хоуп притащила из детской своего плюшевого крокодила и теперь вовсю имитировала игру в дочки-матери, прикладывая своего любимца к несуществующей пока собственной груди! С этим надо было что-то делать! Одну Ребекку это все забавляло до невозможности и ни сколько не беспокоило. Двойняшки хныкали, требуя больше еды. Но видимо от недавних переживаний, с каждым днем молока становилось все меньше и меньше. От искусственного прикорма крохи наотрез отказывались, требуя не пойми чего. – Ай! Хлопковая ткань окрашивается крошечным кровавым пятнышком. Изумленная Кэролайн отстраняет дочь от занывшей груди и поправляет тесемку бюстгальтера. – Она что, укусила тебя?! – с озадаченно восторженным выражением лица интересуется Ребекка. Растерянно глядя на развопившуюся во весь голос Холли, Кэролайн ничего не понимает. Положение спасает вышедший на шум из своей мастерской Никлаус. Избегая смотреть супруге в глаза, он молча, с трепетной осторожностью забирает младшую дочь на руки, и та буквально через минуту у него успокаивается. Слышится жадное причмокивание и шумное сопение крохотного носика. В ужасе Кэролайн подскакивает с места и перемещается к гибриду, в запястье которого с таким отменным аппетитом впилась крошечными клычками обжора. Вот в чем был секрет быстрого успокаивания крохи на руках отца! Склонившись над ужинавшей дочерью, Кэролайн ощущает мощный прилив нежности и благодарности. Ее лицо впервые за много дней озаряется трогательной, счастливой улыбкой. – Спасибо, – благодарно шепчет вампирша, но тут же, впрочем, несколько смущается и прекращает улыбаться. Ее брак на грани распада. Нечему здесь радоваться. Только сейчас девушка вдруг осознает, насколько близко держится к гибриду. Резко она убирает свою руку с его плеча и отстраняется. Александр кормится привычным, более нормальным способом, предпочитая одно лишь молоко. Но в отличие от сестры, он умудряется уже при помощи телекинеза перемещать ближе к себе интересующие его объекты в виде игрушек, бутылочек и прочей ерунды. От крови матери и Ребекки Холли отказывается. Эти единственные на всей планете, первые в истории создания с каждым днем все больше и больше удивляют своих родителей. Их повадки, их силы, возможности, потребности толком еще не изучены. Но они уже получают то, что хотят без единого слова! Своего рода элита. Новый вид. За весь вечер супруги больше не произносят друг другу ни единого слова. Ребекка укачивает племянников, тогда как Кэролайн отправляется укладывать Хоуп, которая без ее сказок на ночь больше не засыпает. В доме становится тихо. Непривычно тихо... Не хватает шуршания страниц в библиотеке читающего допоздна Элайджи. Уныло и тоскливо стало без приглушенных ночных переругиваний Ребекки с Коулом. Коул... Что она чувствовала к этому парню? Как она вообще могла что-то чувствовать к нему?! Похабник, бабник, любитель драк, алкоголя и бит! Но... Он один из тех немногих людей, что мог рассмешить ее, заряжал извечным оптимизмом, провоцировал на безумные поступки, которые она бы в жизни одна не сделала, чего только стоило их катание на аттракционе с говорящим самим за себя названием "Камикадзе"...! В голову неожиданно приходит мысль, что она заслужила все то, что проделал с ней Никлаус той роковой ночью... Ее чувства к Коулу были непростительным предательством по отношению к собственному мужу. Но она ничего не могла с собой поделать. Какая-то невидимая связь опоясовала ее душу и сердце своими незримыми узами с младшим древним вампиром. Когда это между ними все зародилось, она была не в состоянии ответить даже самой себе. Ее семья рушилась, словно хрупкий карточный домик, и виновата во всем была только она одна. Ноги как-то сами приводят вампиршу к бывшей супружеской спальне. Нервно сглотнув, Кэролайн с замиранием сердца зачем-то нажимает на ручку двери. Шаг за шагом, с некоторой потаенной опаской она проходит внутрь. Яркий свет луны, словно незримый фонарь, освещает собой все помещение. Уныние и безнадежность поселились в некогда самой уютной комнате дома. Погром и разруха так и остались нетронутыми. Словно больше никто не хотел возвращаться к тем жутким событиям прошлого. Сиротливая спальня казалась безжизненной, пустой, с притаившимися по углам демонами. Память тут же, как назло, рисует прекрасные картины прошлого. Некогда, именно здесь Кэролайн познала истинную, божественную любовь к своему будущему супругу... Эта комната стала священна для влюбленной когда-то пары, ведь именно за этими закрытыми дверями происходило таинство их запретной яркой, как само солнце, любви. Здесь были зачаты уникальные, невероятные по своей природе дети, жизнь в которых вдохнула сама любовь... Тут вершилось чудо рождения, искупления... И здесь же все оборвалось. Сердце сжимает от невыносимой душевной боли. Как ОН мог? – напрашивается первый вопрос. И тут же ему вторит другой – Как могла ОНА? Как посмела чувствовать что-то к брату своего мужа? Сглатывая подступающий к горлу ком, Кэролайн рьяно хватается за тяжелые обломки того, что некогда было то ли кроватью, то ли шкафом, то ли предметом какой-то иной мебели. И начинает перетаскивать все в одну кучу. Поднятая ею пыль нисколько не смущает девчонку, что приняла решение во чтобы то ни стало разгрести здесь завал. Ей вдруг на ум приходит абсолютно бредовая мысль, что стоит только навести здесь порядок, как и в ее жизни все сразу как-то наладится, расставится по своим местам! Дурацкий плинтус никак не хочет до конца отдираться. Приложив к этому делу всю свою вампирскую силу, руки девушки неожиданно срываются, и коварное острие палки глубоко входит под кожу. – ЧЕРТ! – в сердцах не слишком цензурно выражается бывшая Мисс Мистик Фоллс. С неприятным чавкающим звуком Кэролайн выдергивает из руки кусок заостренного дерева. Начинающая медленно затягиваться рана усиленно кровоточит и ноет. Проткнувший ее случайно брусок плинтуса из дуба все же не самый безобидный на свете материал для вампира. – Проклятье! Груда хлама с шумом рассыпается, когда в него прилетает вырванный из стены с особым ожесточением кусок злосчастного плинтуса! Кэролайн даже с уборкой мусора не в состоянии справиться, что уж говорить о ее семье... Осознание этого как-то разом вышибает из девушки всю ее уверенность и оптимизм. Обреченно опуская руки вдоль тела, Кэролайн по-детски тоскливо озирается кругом, словно ищет в некогда любимых стенах ответ на свой немой вопрос. Казалось бы, такая незначительная мелочь, как отказывающийся выдираться из стены кусок плинтуса, неожиданно резко вызывает у вампирши злые слезы на глазах. Нос начинает нещадно щипать. Всхлип. Еще один. И еще... – Что ты делаешь? Появившийся в темном проеме ванной комнаты мужской силуэт заставляет находившуюся на грани истерики девушку вздрогнуть от неожиданности. Никлаус Майклсон весь в ожидании. Отворачиваясь от неожиданно объявившегося собеседника обратно к хламу, Кэролайн легким незаметным движением руки смахивает пару выступивших слезинок. Блондинка не доставит ему такой радости – видеть, как она плачет из-за него! – Хочу вынести это на помойку, – слегка приглушенным от слез голосом коротко поясняет она. Чертов хлам отказывается выстраиваться в гору и обрушивается обратно с немыслимым грохотом. – Если ты не оставишь это, я найду для тебя милое уютное подземелье! Это работа прислуги! Первородный явно не в духе от увиденного и прибегает к привычным для себя угрозам. Раненая, успевшая уже зажить, рука супруги не приводит мужчину в дикий восторг. – Но в доме никого, и кто-то должен все это разгребать! Ты не задумывался, что у кого-то просто нет выбора? Последняя фраза звучит двояко. У нее и правда нет выбора. Она чувствует лишь то, что чувствует и не в силах изменить всего этого. Кэролайн набирает целую охапку досок, с превеликим трудом волоча их к выходу. Порыв ветра, обдавший ее своим дуновением, веет терпким мужским потом, кровью и неизменным бурбоном. Исходящий от мужа без каких-либо одеколонных примесей аромат заставляет прийти в движение нервные окончания всех крайне чувствительных женских рецепторов. Молясь про себя, чтобы гибрид не заметил в ней этой странной реакции, вампирша намеренно избегает смотреть на него. Никлаус перегораживает супруге дорогу. Смотрит на нее пронзительным острым взглядом. Его, как всегда, выводит из себя ее непослушание и вечное с ним пререкание. Однажды она с этим уже доигралась, и он приструнил ее... Повторения не хотелось обоим. Во рту моментально пересыхает от нахлынувших воспоминаний. Липкое чувство страха начинает облеплять своими мерзкими лапами участившееся в груди женское сердце. Секунда и Никлаус делает резкое движение в ее сторону. Кэролайн успевает только зажмуриться и вновь открыть глаза. – Делаю это единственный раз в виде крайнего исключения. С этими словами рьяно вырвав всю тяжесть из женских рук, Никлаус с легкостью несет хлам к выходу.***
– Ты не должна была видеть этого. Я не закончил. Легкое смущение Никлаус завуалировал под маской напускного равнодушия и недовольства. Разочарование и досада. Весь сюрприз насмарку. – Я решил расширить нашу спальню за счет ванны, – с напускной скукой в голосе комментирует свою незавершенную работу гибрид. Но его глаза пылают потаенной настороженностью и вниманием. От его взора не ускользает ни малейшей реакции на увиденное девушкой. – Здесь на первое время поставим кроватки Алекса и Холли. Потом можно будет сделать отдельную игровую... Я рассмотрел пару проектов... Французский стиль... Кэролайн??? Гибрид прекращает говорить. Послушно крутившая по сторонам головой вампирша судорожно всхлипывает. Бывшая ванная комната, словно по взмаху волшебной палочки, превращена в крайне милую детскую спаленку, выполненную в нежно-персиковой теплой палитре. От той страшной комнаты, где произошло нечто жуткое и страшно, не осталось и следа. Все стерто словно страшный несуществующий сон. Но главная жемчужина представшего великолепия – это средних размеров портрет, что висит на стене, словно некий алтарь. На этом портрете запечатлена на сочной зеленой траве беременная Кэролайн, загадочно нежно улыбавшаяся малышке Хоуп. Она хорошо помнила тот день. За пару дней до отъезда в свадебное путешествие. Впервые только они втроем, одни. Они решили тогда пойти в городской парк на пикник. Солнечный день. Хоуп, выклянчившая у отца воздушный шар-крокодила. Их смех. Рука в руке. Зеленая лужайка. Щебет птиц. Шепот чарующей листвы. Никлаус тогда впервые услышал, как Кэролайн читает Хоуп сказки... Он все смотрел и смотрел на них, не в состоянии наглядеться. Словно запоминал каждую черточку мимики самых любимых существ на планете, словно пытался вобрать в себя каждую секунду времени, проведенного со своими девочками, словно старательно желал хотя бы на немного замедлить ход времени и продлить тот самый счастливый день своей жизни... Запечатленный на картине безоблачный ясный день настолько отчетливо передает ту безграничную силу любви, что создается впечатление, словно просматриваешь видеокадры своего самого удивительного сказочного яркого прошлого. Этот портрет словно напоминание о том, что несмотря ни на что, в этой семье всегда будет присутствовать самое мощное и редкое чувство на свете – любовь. И это чувство не исчезнет из этой семьи никогда, потому что, как гласила размашистая подпись внизу на портрете, любовь присутствовала в этих сердцах – "На веки вечные". Застывшие слезы в глазах выдают Кэролайн с головой. В нежелании демонстрировать свою слабость, свою боль, она прикладывает к губам ладонь, не в состоянии даже вздохнуть. Какое-то время одетый в темные потертые джинсы и заляпанную строительной краской футболку Никлаус непонимающе смотрит на расчувствовавшуюся блондинку, после чего... Появившийся не пойми откуда в его руках клинок папы Тундэ вдруг оказывается прямо у девушки перед глазами. Не успевает Кэролайн выдохнуть, как орудие неимоверных пыток уже вложено ей в руки, своим острием упираясь в бессмертное сердце. Внезапно первородный оседает прямо перед ней на колени. Но его вид от того не менее величественен. Он смотрит на девушку снизу вверх предельно сурово. И сразу становится ясно, чего он хочет. Кэролайн чувствует, как кровь отливает от ее лица. Она никогда не сделает этого. – Это твой шанс ,Кэролайн... – британский глухой акцент звучит в тишине устрашающе. Сжимая рукоять в руке, девушка учащенно, загнанно дышит. Слезы от невообразимой, когда-то нанесенной ее сердцу обиды, начинают нещадно душить. Он думает, что его страдания смогут искупить то, что он сделал с ней? Глупец! Первородный кретин! – Моя жизнь. Больше мне нечего подарить тебе. – Ты... Ты... Подступившие к горлу слезы душат с беспощадностью хладнокровного убийцы в темном переулке. Как же хочется вонзить этот клинок в его чертово звериное сердце! Оперевшись на мужское плечо свободной рукой, Кэролайн молча и пытливо вглядывается гибриду в лицо, пытаясь найти там нужный ей отклик. Никлаус чувствует, что Кэролайн ищет в нем что-то, но продолжает молча стоять перед ней на коленях, ожидая любого ее решения. Выгода его ожидает при любом раскладе. Та пытка – жизни без нее, была ничтожна по сравнению с теми физическими страданиями, что нес в себе клинок папы Тундэ. Без своей Кэролайн он жил словно без половины собственного сердца. Инвалид. Увечный. Лучше уж муки ада, нежели лишиться ее любви. – Давай напьемся, Майклсон. Ты угощаешь! Плевать на кормление. Плевать на все. Столь зашкаливающее эмоциональное перенапряжение просто требовало выплеска наружу. Пасмурный темно-синий взгляд полон неверия и изумления. Никлаус подскакивает на ноги, хватаясь за голову, словно какой-то сумасшедший. Все его движения непропорционально резкие и безумные. Не знаешь, чего можно ждать от него, когда он в таком состоянии. Вначале он резко перемещается к окну, подальше от Кэролайн. Но тут же порывисто оборачивается к ней. Его лицо искажено яростью. – Ты не вправе прощать меня! – кричит он. – Я заслуживаю иного! Нервы Кэролайн сдают. – Серьезно? – гневно восклицает она. – Пронзить тебя этой зубочисткой?!? Блондинка с брезгливой ненавистью отбрасывает от себя клинок папы Тундэ в сторону. – Слишком милосердно за то, что ты натворил! Теперь живи и мучайся! – Твоя вина не меньше моей! – подрывается предельно близко к разъяренной супруге взбешенный не меньше ее гибрид. Бессмысленный спор. Они оба виноваты в том, что послужило расколом в их отношениях. Молчат. Испепеляют друг друга взглядами. Еле уловимый молочно-ванильный аромат, что исходит от девушки, переплетается с мускусным запахом терпкого мужского пота. Кто же из них двоих нанесет следующий удар?! – Моя вина лишь в том, что несмотря ни на что я продолжаю любить тебя, кретин! Мужское лицо подергивается хищным оскалом. Первородный предельно напряжен, нависнув над голубоглазой нахалкой коршуном-падальщиком. – Докажи мне. Секундное молчание. Между этими двумя буквально проскакивают электрические разряды. Никлаус видит, как запылали щеки юной особы, складки ткани на ее высокой груди поднимаются от частого дыхания... Ей не нужно делать и шага. Он и так слишком близко стоит перед ней, кончиками пальцев касаясь невесомо-воздушных, словно морская пена, складок на платье. – Хорошо, – поднимает на мужа пронзительный взгляд светло-голубых, как небо, глаз Кэролайн. И целует его. Первая проникает своим язычком ему в рот. Ласково проходится нежными ладонями по колкой щетине, путается в коротких прядях волос на затылке. Как когда-то в лесу, Никлаус пойман ею врасплох, и от того поцелуй выходит несколько сбивчивым, неумелым, словно у невинных подростков. Машинально первородный окольцовывает стройный стан девушки своими крепкими, измазанными краской руками. Максимально плотно привлекает свою вторую половину к себе, не веря в собственное счастье. Оба теряются в волнах всеохватывающей их сердца сумасшедшей аморальной любви. То, что между ними творится – непостижимая мантра чувств. Ненормальные. Абсолютное сплочение двух противоположностей. Ин и янь. Черное и белое. Оба не в состоянии насытиться друг другом. Не могут надышаться. Оба до одичалой дикости истосковались друг по другу. И только когда кислород в легких находится на исходе, супружеская пара вынуждена прекратить свой неистовый поцелуй. Как когда-то, еще давным-давно, Никлаус непроизвольно улыбается ослепительно теплой улыбкой. Ямочки на его лице и лучики расходящихся в уголках глаз безумно сексуальных морщинок делают его похожим на самого счастливого в мире мальчишку. На такую улыбку невозможно не ответить. И Кэролайн в ответ расплывается не менее прекрасной улыбкой. В голове не единой мысли. Только зашкаливающие взрывные эмоции. Так не бывает! Такое не прощают! Но им все равно. Главное, что они снова вместе! Навсегда и навеки! Улыбаются друг другу как какие-то влюбленные идиоты. Чего только стоит Никлаусу не сорваться, чтобы не наброситься на сексапильную супругу прямо здесь. Снова... В ожидании Кэролайн с предельной нежностью ласкает ладонями мужскую шею, цепляясь кончиками пальцев за воротник пропитанной потом мужской футболки. Она знает, что пожалеет о своем решении. Знает, что еще одумается. Знает... Но ведь это будет потом. А сейчас... Вихрем срывается дверь с петель. – Не сейчас! – режет слух голос знакомый до боли. Резко оборачиваясь, у Кэролайн проявляется некоторое смятение на лице. Весь спектр эмоций от радости до страха. – Элайджа! – счастливо восклицает она. – Коул... – второе имя теряется у нее где-то в горле. Сердце пропускает несколько ударов. – Привет, детка. Соскучилась?! – подмигивает задиристый повеса, что в отличие от последней их встречи выглядит сейчас потрясающе. Короткая стрижка небрежно взъерошена, парень одет в классические черные брюки и темно-синюю рубашку, в вороте которой зацеплены за дужку солнцезащитные очки-авиаторы. Секс-символ. – Добрый вечер, – влетая следом за братом на сверхскорости, Элайджа остается неизменно вежлив. Старший представитель семейства словно бы между делом заслоняет собой от гибрида бесстрашного нахального парня. – Ты... В этом коротком выдохе слышится столько угрозы и непередаваемой ненависти, что атмосфера, что заполняет собой комнату, кажется, готова нагреться, расшириться и отбросить окружающих ударной волной как при взрыве. – Я, – подтверждает как ни в чем не бывало Коул, из глаз которого пропадает любой намек на небрежную смешливость. Статный, красивый, словно Бог, парень выглядит непривычно взрослым. Все напускное словно бы оставлено им за порогом. Абсолютно незнакомая, вызывающая почтительное уважение личность. Настоящий древний вампир, без напускной фальши и балагурства. – Хочешь умереть?! Британский бархатный акцент звучит ровно и пугающе спокойно. – Напротив. Хочу внести некоторую ясность в сложившийся между нами любовный треугольник... На слова младшего задиры Никлаус резко ощеривается клыкастой пастью. Звериный утробный рык заявляет окружающим свои права на то, что может принадлежать только ему одному и никому больше. От страха за жизнь фамильярного брюнета у Кэролайн замирает сердце. Дурак. Дурак! Она не переживет его гибели! Не сможет! Девушка стоит в стороне, чуть поодаль, находясь между двумя братьями словно меж огнями. – Что?!!! – невинно разводит руками по сторонам Коул, заметив, как осуждающе на него смотрит старший любимый брат. – Вы ищете правду, которую хотите знать? – Успокойся, Никлаус. Мы выяснили причину... вашего с Коулом недопонимания. Уравновешенный тон безупречного всегда и во всем вампира звучит обнадеживающе, вселяя уверенность в завтрашнем дне. Старший первородный тактичен как никогда. Чрезвычайно напряженная ситуация требует колоссальной выдержки и деликатности с его стороны. – Элайджа вернулся! – расплывается в приторно-радушной улыбке гибрид, выступая вперед и как бы ненавязчиво заслоняя собой супругу. Вожак не намерен делиться. – А с ним, как известно, все проблемы тут же улетучиваются как волшебная пыль! – иронизирует он, стараясь умерить бдительность своего противника таким притворно-благодушным настроем. Никлаус в жизни не поверит, что старший брат так просто спустит ему с рук очередное закалывание усыпляющим клинком. – Странно, что-то я не замечал никакой волшебной пыли в гробу, из которого я недавно выбрался... – Элайджа тонко намекает на то, что еще припомнит очередное предательство. Но позже. Ему сейчас не до словесных перепалок. – В Тайской больнице Коул напоил Твою Жену собственной кровью... – меняет тему разговора Элайджа, грациозно медленно проходясь вдоль частично восстановленной комнаты. Пальцем проводит по высохшей свежей краске персиковых стен. Ему нравится непривычно мягкий и нежный цвет. – Тебе напомнить, что было с Еленой Гилберт, когда она пила кровь Дэймона Сальваторе?.. – дает подсказку присутствующим первородный. Глаза Кэролайн округляются. Девушка выглядит до очаровательного изумленной. Хочет было отрицать абсурдность данного заявления, как, впрочем, тут же догадывается об очередном внушении по сальной ухмылочке напротив. – Она думала, что влюблена в него и неосознанно делала все, что он ей говорил! – обреченно комментирует вампирша. – Садись детка, пять! – иронизирует Коул, усмехаясь вечной всезнайке. – У нас с Кэролайн связь на уровне крови... Никакой химии. А жаль... – Это ничего не меняет, – глухо комментирует новость Никлаус, но пока передумывает выдергивать родственнику позвоночник через ноздри. Все начинает вставать на свои места. – Ты прав. Но изменить что угодно способны ведьмы, которые... – Подчиняются только мне, – заканчивает мысль старшего брата гибрид. – Бинго! – усмехается смазливый брюнет, которому лучше было бы молчать в тряпочку. – Надеюсь, инцидент исчерпан? – напоследок уточняет Элайджа. Угрюмое молчание обеих сторон его вполне устраивает. Кэролайн различает направленную на нее печальную усмешку, которую парень тут же старается закамуфлировать под равнодушную ко всему происходящему ухмылку. Вселенское сочувствие, что она сейчас испытывает к введенному в заблуждение древнему, накрывает ее бескрайним покровом сопереживания. На данный момент она, как никто другой, особенно остро чувствует, что именно происходит у вампира на сердце. Ведь с ней происходит абсолютно тоже самое. Эмоции кажутся такими... настоящими, неподдельными, реальными. Знание того, что это банальная фальшивка отчего-то заставляет вывернуться душу наизнанку. Клаус тут же дозванивается до одной из ведьм, что способна разорвать подобную связь. – Коул... – пытается подобрать утешающие слова девушка, но брюнет самым наглым образом перебивает ее. – Уверяю тебя, детка, больно не будет... Мы оплатим ведьмам наркоз! – пытается отшутиться Коул, но на лице девушки не мелькает даже и тени улыбки. – Наши чувства подделка! – как можно небрежнее усмехается младший древний. Он не потерпит к себе жалости. Ни сейчас. Никогда. Не при свидетелях. Пока он все еще влюблен в нее и не намерен открыто признавать свое поражение. – Когда мы избавимся от этого, первое, что я сделаю – наведаюсь в бордель! Девочки уже заждались меня! У них я, кстати, обслуживаюсь бесплатно! Как-нибудь расскажу вам о Китти! Что она вытворяет своим язычком...! Догадайтесь, чем она открывает бутылки пива!!! – У нас появилась другая проблема... – не желая выслушивать напускное хвастовство младшего родственника, Элайджа переходит к более интересующей его теме. – Что делает Стэфан в городе? Изумленная Кэролайн опасливо обращает свой взгляд на пытливо смотрящего в ее сторону супруга. – Стэфан? – переспрашивает зачем-то она, не зная, что ей толком ответить. Одни сплошные ухажеры, черт бы их побрал! Как же не вовремя! Не успевает разобраться с одним, как тут же наведывается другой! – Сальваторе, – поясняет Никлаус, складывая руки на груди. Смотрит на нее, словно строгий учитель на пойманную со шпаргалкой студентку. – К которому у тебя были какие-то чувства... Запомнил. Какой коварный и злопамятный! Меньше надо читать чужую переписку! – Путешествует? – невинно передергивает плечиками Кэролайн, предполагая первое, что приходит ей в голову. – Чтобы узнать где ты, он вытащил из моего сердца клинок, которым меня усыпил Никлаус... Затем попытался засунуть обратно... Крах. Наивное предположение девушки потерпело полное фиаско! Три пары мужских глаз пытливо уставились на хрупкую блондинку. – Серьезно?! – всплескивает руками в негодовании она, не в состоянии выдерживать на себе тройное мужское давление. – Я ничего не знаю! Мое дело стирка, глажка и готовка! Конечно, она иронизирует, но что ей остается еще делать? – Не знаю! Честно! Клянусь! Первым сдается Коул. – Такая хорошенькая! – треплет он в порыве нежности королеву Орлеана за щечки, корча из нее презабавную мордочку. – Разве такая милашка способна на обман?! Не успевает вампирша возмутиться столь непочтительной наглости, как Коул за шкирятник отбрасывается Никлаусом от нее в сторону. Младший успевает ответить Клаусу пинком. Не желая оставаться в долгу, гибрид пытается пробить оборону младшего задиры, чтобы вцепиться тому по закоренелой привычке в горло. – Ты не вмешаешься? – обеспокоенно следя за происходящим, интересуется девушка у подошедшего к ней Элайджи. – Вмешаюсь, замочу обоих, – с крайне серьезным выражением лица выдает свой полноценный ответ замученный вконец разрешением чужих проблем старший первородный. Кэролайн понятливо кивает, еще какое-то время наблюдая за шутливо сцепившимися братьями. – Смени футболку! Воняешь! – хрипит Коул, зажатый более сильным противником локтевым захватом. – Так пахнет мужчина, – комментируют ему в ответ, после чего оба, сцепившись не на жизнь, а на смерть, катаются, словно свора подзаборных собак, уже по полу. – Может быть кофе? – нацепляя на себя вежливую улыбку заботливой хозяйки, приподнимает свои аккуратные бровки Кэролайн. – Не откажусь, – не менее чопорно и вежливо принимает приглашение к столу Элайджа. И двое, бок о бок, покидают слишком шумную комнату.***
Гостиная. В тишине потрескивают и пышут жаром полыхающие в камине поленья. Но не от этого стало так тепло в этой комнате. Вдоволь налюбовавшись сопящими в своей расширенной кроватке двойняшками, Элайджа вынужден отойти. Нетерпеливый непоседа Коул тоже спешит посмотреть. Но когда он по инерции тянет к крошечным ножкам малюток свои ручищи, то тут же получает по ним от Ребекки. Одним только взглядом первородная блондинка отгоняет от спящих детей любопытного мужлана, который явно уже задумывает устроить сестренке какую-нибудь пакость! – Я пропустил празднество, – комментирует очевидный факт Элайджа, бросая весьма красноречивый взгляд в сторону вальяжно развалившегося в своем кресле гибрида. – Я не держу зла за это! – всем своим беспечным видом заявляя, что нисколько не сожалеет о содеянном, лениво откликается Никлаус. Семейная идиллия Майклсонов. – Отойди от нее, Коул! – с трудом сдерживаясь, чтобы не рявкнуть, предупреждает брата гибрид, зорко наблюдая за всем, что происходит в его доме. – Как ты выносишь этого Цербера?! – участливо интересуется у присматривающей за детьми Кэролайн младший древний, что неназойливо крутился возле тихой сегодня блондинки. Бросив короткий смешливый взгляд в сторону посуровевшего супруга, девушка, как бы не пыталась сопротивляться, все же улыбается на верно подмеченное замечание Коула. Впрочем, улыбаются все, даже Элайджа с Ребеккой. – Он пошутил, Клаус, – поясняет вслух вампирша, дабы усмирить негодование собственного мужа. – Когда мой брат шутит, милая... – комментирует всеобщее веселье гибрид – ...Мне в этот момент хочется оторвать себе любую конечность, чтобы только бросить в него чем-то! – Исключено! Или кровь отмывать будешь сам! Усмехнувшись, Никлаус открывает было рот, чтобы достойно парировать слова супруги, как его перебивают проснувшиеся двойняшки. Вокруг миловидных малышей тут же начинается толкотня, каждый так и норовит первым подержать малюток на руках. Первенство, казалось бы, достается Ребекке, что и так целыми днями проводила все свое свободное время с племянниками. Но нет, победителем становится Никлаус. Родственники разочарованно синхронно вздыхают и расступаются. С гордостью отец держит на руках гулящих крох, что вовсю хлопают своими широко-распахнутыми голубыми глазенками. Им явно нравится прибывать в центре внимания. – Привет, – с непривычной для окружающих нежностью, здоровается с сонями гибрид и медленной спокойной поступью направляется к Кэролайн. – Папа не позволит, чтобы вы достались этим кровопийцам... У малышей одновременно выпадают изо ртов соски. – Не пугай детей! – укоряет мужа блондинка, но при виде вертящих по сторонам светловолосых головок и их распахнутых глазенок не удерживается от смеха. Алекс тянет ручки к маме, узнавая ту по голосу. Примеру брата следует и все за ним повторяющая сестренка. Эти крохи все делают вместе, копируя друг друга будто бы зеркала. – Холли, это к папе. Ты кусаешься! – переживая, что не может удовлетворить потребность дочки, увещевает ее Кэролайн и передает на кормление отцу. – У Ника выросла грудь?! – слышится позади издевательский смешок Коула. – Кажется, я начинаю тебя понимать... – комментирует недавнее заявление супруга по поводу младшего брата вампирша. Сейчас бы она тоже не отказалась швырнуть в засранца чем-нибудь увесистым!***
Когда у Элайджи забирают с рук одного из малышей, он выглядит трогательно разочарованным. Но дети уснули. А им пора многое обсудить. Когда Кэролайн возвращается с Никлаусом из детской, они идут, взявшись за руки. Не в силах наблюдать за этой семейной идиллией Коул отправляется к барной стойке, чтобы отмерить себе порцию обжигающего виски. Завтра. Уже завтра ведьма будет готова, чтобы оборвать эту незримую, будь она неладной, связь. Все-таки любовь не его стихия. Слишком много неконтролируемых им эмоций. Слишком велико разочарование. Слишком много боли. – Наши голубки вернулись! – отвлекаясь от обсуждаемой темы, комментирует вошедшую пару Ребекка. – Завидуй молча, сестра, – беззлобно дерзит в ответ Никлаус, после чего галантно отодвигает Кэролайн стул, чтобы та могла присесть. Играет в благородство. Надолго ли?! Словно павлин, распускающий хвост перед своей самкой. Смотреть противно! Бекка недовольно фыркает в ответ. – Что вы обсуждаете? – меняет тему счастливая до невозможности Кэролайн, с лица которой не сходит улыбка в тысячу ватт. Клаус впервые в жизни признался ей в любви весьма оригинальным способом...***
Холли во сне по-кошачьи чихнула. В недовольстве засучила ножками и одна из пинеток все же с нее слетела, как и сдвинувшаяся на бок маленькая в цветочек шапочка. Крохотная розовая пяточка с еще более крохотными пальчиками не могла не вызывать умиления. Тепло улыбнувшись своей любимице, Никлаус с тщательной осторожностью и усердием, чтобы только не побеспокоить засыпающую малютку, водружает пинетку обратно на свое законное место. Это его мужское старание выглядит до уморительного забавным. На всякий случай, накинув на дочь лоскут шелкового одеяльца и поправив на прелестной головке шапочку, гибрид тихо отходит ко второй кроватке. Алекс давно уже спит, усыпленный, видимо, монотонным голосом дяди Элайджи, что не отпускал его со своих рук! Мальчишка не доставлял никаких проблем, в отличие от требовавшей к себе повышенного внимания сестренки. – Какие они красивые, – тихо комментирует Кэролайн, цепляясь руками за свои предплечья. Грудь немного ноет от накопившегося в ней молока. Но не будить же из-за этого детей! – Мы постарались, – добродушно усмехается Никлаус, впервые отказываясь спорить с собственной женой. Девушка вдруг замечает над колыбелькой новую хрустальную игрушку ручной работы. Изумленно протягивает к ней руку. – Колибри, – коротко поясняет Никлаус. – Когда-нибудь мы побываем в Андах. Ты с детьми будешь очарована этими созданиями. Кэролайн ничего не отвечает. Лишь грустно улыбается и утвердительно кивает головой в знак своего согласия. Ей неловко находиться с мужем наедине. Да, ситуация, казалось, разрешилась, но все было как-то сумбурно и неясно. И та ночь... Страшная ночь. Она была. Никуда не исчезла. Могла ли она быть уверена, что этого не повторится вновь? Посмотрев еще раз на детей и убедившись, что те крепко спят, словно ангелы, девушка собирается вернуться в гостиную и поворачивается к выходу, но оказывается остановлена схватившим ее за руку мужем. – Кэролайн...! Ей кажется или Великий и Ужасный нервничает? Она недоуменно взирает на мужскую руку, что крепко удерживает ее за ладонь. Под ее вопрошающим взглядом Никлаус, кажется, смущается. – Я ходил к Камилле пару недель назад... Молчание явно затягивается. – Как у нее дела? – чувствуя заскрежетавшее в глубине души недовольство, вежливо интересуется вампирша. Она и не знала, что барменша успела вернуться с Марселем из путешествия обратно в город. Странно, что не позвонила... – Не знаю, – честно отвечает Никлаус. – Ясно... Снова неловкая тишина. Грудь жутко ноет и болит. Кэролайн не до игр в молчанку, ей срочно нужно в душ, чтобы решить проблему с молоком. Она предпринимает попытку мягко избавиться от удерживающей ее руки, но та лишь усиливает свою железную хватку. – Я принимаю таблетки, – как на духу выпаливает вдруг гибрид. Что??? Девушка не сразу соображает, в чем ей только что признался муж. Пару раз недоуменно моргает. – Наркотики?! Спятил? Холли пьет твою кровь!!! – яростно шипит супруга, вырывая свою руку из ослабившего бдительность плена. Ее негодованию и шоку нет предела. Она ожидала чего угодно, но только не этого! Психованный убийца, да еще и под кайфом! Блеск! – Ты не поняла... – Никлаус успевает схватить вылетающую из дверей фурию за талию, разворачивая ее лицом к себе. – Я наблюдаюсь у Камил. Она мой психоаналитик. Кэролайн искренне не понимает, к чему клонит первородный. Видно с каким колоссальным трудом ему даются все эти нелепые пояснения. – Ненавижу таблетки! Это для слабых ничтожных людишек! – высокомерно заявляет гибрид. Он явно тянет время, ни в какую не желая открывать перед ней свою страшную тайну. Но он приперт к стенке. Выхода нет. – Неизвестно, могут ли они вообще помочь существам вроде меня! Но... – Никлаус бросает пытливый взгляд исподлобья на сурово взирающую на него жену. Словно хочет заранее удостовериться в ее последующей реакцией на его слова. Он слишком раним в этот момент, восприимчив. – После того случая... в ванной... – Никлаус отводит глаза, не в состоянии при упоминании того случая даже взглянуть на жену, – я начал принимать транквилизаторы. Все. И это страшная тайна? Кэролайн с неким осуждением и непониманием продолжает смотреть на растерянного как никогда Никлауса Майклсона. – Чтобы исправить прошлое, ради тебя, я решил измениться, – более доходчиво поясняет гибрид. – Это все... ради тебя одной, Кэролайн. И это меняет все. Самый могущественный на свете монстр принимает уменьшающие агрессию препараты? Ради нее? Никакие бриллианты и все золото мира не стоили того, что он совершил для нее этим, казалось бы, банальным поступком. Но для Кэролайн это было все. Ради нее первородный гибрид унял свою гордыню, амбициозность, высокомерие, спесь... Это много значило для нее. Закусив нижнюю губу до боли, девушка как может старается не расплакаться от трогательности осознания того, на что пошел ради нее психованный монстр. Но разве это способно перечеркнуть все то, что случилось с ними тогда? Она честно пыталась забыть, простить, отпустить ту жуткую ситуацию, но... не могла. Неужели он думает, что она бросится ему сейчас на шею? Пришел момент обсудить случившееся лицом к лицу. Не было больше сил держать всю эту вселенскую боль в себе. Пришло время выплеснуть все наружу, прямо на своего главного обидчика, того, кто пару недель назад изнасиловал ее на кровавом полу посреди разрухи и хаоса. – Слишком долго я держу всё это, всю чудовищность того события в себе, слишком долго это терзает меня. Мне нужно сказать тебе лишь одно… – Кэролайн чувствует, как начинает задыхаться от подступающих к горлу слез. – ...О том, какие мысли и чувства посещали меня во время того, что ты делал со мной! Я не думала и не чувствовала, что случившееся означает или должно означать конец... Я имею в виду конец наших отношений. То есть мне не хочется этого. Я очень много думала о том самом моменте, и сказанное мной тебе... Нам необходимо поговорить, по крайней мере, я должна сказать кое-что… а ты можешь воспользоваться привилегией молчания, в любом случае, я не в силах заставить тебя говорить, да и не хочу… возможно, я боюсь того, что ты можешь ответить. Мне не хотелось бы такого завершения… хотя я также осознаю и серьёзные сложности с твоей стороны… и даже, возможно, опасную зависимость от неподвластных мне вещей… Прости, я выражаюсь туманно. Надеюсь, позже ты осознаешь… что мы можем обсудить всё более основательно… либо предпочтёшь оставить всё как есть, иными словами не говорить об этом вовсе, или вообще больше не общаться, если это не имеет смысла… – Кэролайн, – мягкий обволакивающий слух британский акцент моментально останавливает сумбурную непонятную речь готовой расплакаться навзрыд девчонки. – Обними меня, – сдавленным голосом еле слышно произносит поникшая, сгорающая от стыда блондинка. И утопает в жарких, надежных, как самая несокрушимая гора, мужских объятиях. Соленые потоки слез пропитывают собой насквозь ткань свежей, пахнувшей кондиционером и ее мужчиной свежей футболки гибрида. – Если ты разлюбишь меня, я пойму... – зарывшись лицом в светловолосую макушку, выдает свое самое страшное признание Никлаус. Истерика постепенно стихает. Внутренние демоны уничтожены все до единого. Кэролайн поднимает свой хрустальный пропитанный очищающей влагой взгляд на супруга. Смотрит в самую глубину его темно-синих, бездонных, как надвигающийся шторм, глаз. – Может больше возненавижу, – полная уверенности в том, что говорит, произносит она. – Но не разлюблю.