Дружная семья

Наполненный двор кишит не пойми откуда взявшимися магами и ведьмами. Приближенные вампиры хищно скалятся и бросаются вперед, наталкиваясь на незримый барьер, выставленный древней магией. Схватки немного отпускают, и Кэролайн стоит на ногах, крепко держа мужа за руку. Она придерживает себя свободной рукой за живот, чуть морщась от ноющей боли внизу. Полыхающий взор гибрида оценивает обстановку. Поджарое тело предельно напряжено и готово порвать любого, кто сделает хотя бы шаг по направлению к его женщине. Хитроумный коварный мозг успевает продумать массу вариантов особо жестокого убийства для каждого в отдельности. – Любой. Кто осмелится пойти против меня. Умрет, – отчетливо ясно и хладнокровно выдает свое предупреждение Никлаус, обращаясь к непрошенным гостям. Машинально он прикрывает собой Кэролайн. Но они окружены тесным кругом. Воцаряется тяжелое гнетущее молчание. В воздухе улавливается начинающий распространяться страх, но никто из присутствующих визитеров не внемлет предупреждению короля Орлеана. Бунтари продолжают оставаться на своих местах. – Пошли все вон! – выскакивает из парадного входа Коул, захватывая по пути сумку с необходимыми вещами которые днями собирала Кэролайн, готовясь к родам за целых два месяца. Девушка была до крайности педантична и дотошна в организационных вопросах, и, как оказалось, не зря. – На сегодня веселье отменяется! И, на удивление, маги, неуверенно переглядываясь между собой, подчиняются сопляку и неуверенно отступают назад. Но покидать двор фамильного особняка люди не торопятся, видимо ожидая все-таки от своего предводителя некоторых объяснений. Находившиеся в стороне Элайджа с Ребеккой выглядят до крайности взволнованными и... подавленными. Хорошо малышка Хоуп находится с Ками и не видит всего этого. – Я что – говорю на китайском?! – недовольно кривится окровавленный Коул, проходя мимо супружеской пары как ни в чем не бывало. По пути парень сбрасывает с себя окровавленное тряпье и, зарываясь в сумку, в которой идеально сложена даже мужская одежда, цепляет на себя одну из чистых футболок с V-образным вырезом. Стиль мрачноватый конечно, в духе Никлауса, но тоже неплохо. Внешне парень создает вид полный беззаботности и дружелюбия. Всего лишь фальшивая напускная маска. Неужели он собирался организовать восстание против короля Орлеана?! Свержение?! Как он подчинил себе магический ковен? Когда? Чувствуя неминуемую беду, Кэролайн крепче сжимает руку супруга, чтобы тем самым хоть как-то усмирить его буйный нрав, но... Криво, нехорошо так усмехнувшись, Клаус выступает вперед, занимая место четко по центру внутреннего двора. – Что?! Злой ублюдок Клаус зашел слишком далеко?! – громко интересуется он, свирепо оглядывая толпу, посмевшую рискнуть вступить в заговор против своего короля. – Его надо наказать – решили вы! – иронизирует гибрид, скорчив наиграно строгое выражение лица. – И его же собственная семья... Как по библейски... – злой взгляд исподлобья в сторону застывших Элайджи и Ребекки. Слова ни к чему. Извечная паранойя с каждым произнесенным словом обретает новое дыхание и жизнь. – А ты Коул? Должно быть это твоя идея? Темноволосый парень резко оборачивается. Кровавые разводы на его руках во тьме ночи кажутся черными червоточинами, тусклое освещение зловеще окрашивает в момент изменившееся лицо. Не время и не место. Но... – Ты опасен для семьи! – рявкает Коул. – Кто-то должен был побеспокоиться о благополучии Кэр и ребенка. Лицо Никлауса застывает непроницаемой маской, через которую энергетически ощущается невероятная исходящая от него ярость. Удивительно, как он умудряется еще сдерживаться. – И должно быть роль великого спасителя ты предпочел присвоить себе! Находясь в неком пограничном состоянии, девушка порывается было вперед, чтобы встать между братьями, но неожиданно Никлаус делает два резких шага вперед. Все его движения крайне нервные, дерганые, хищные. – Думаешь, сможешь одолеть меня этим?! – вдруг орет он на весь двор во всю мощь своих легких. И один из магов истекает кровью, пришпиленный, не пойми откуда взметнувшимся в воздухе ножом, к кирпичной стене. – ВОТ ЭТИМ? – первородный с брезгливостью озирается по сторонам, стараясь запомнить каждого глупца, посмевшего пойти против него, в отдельности. – Нет, – скромно потупив глазки, соглашается с ором гибрида Коул. – Но вот этим... смогу. Усыпляющий клинок вовремя подобранный хитрюгой, ослепительно мерцает в тусклом фонарном свете. Вот, значит, в чем заключался план младшего братишки... Взбесить гибрида настолько, чтобы тот сам явил на свет единственное уцелевшее в этом мире оружие, способное усмирить первородного на века. Что ж... Задумка неплоха и удалась. Но пока Коул собирал армию из предателей, Никлаус так же не терял времени даром и избавился от магической связи, что препятствовала ему хотя бы пальцем тронуть недоноска! Насколько же должно быть глубоки чувства этого глупца, что он посмел рискнуть пойти против всемогущего бессмертного родного брата! Впервые за всю историю их существования на земле! По-видимому, Коул страстно, бесповоротно и до сумасшедшего отчаяния впервые влюблен... КАК ОН ПОСМЕЛ?! Нанес королю Орлеана неслыханное оскорбление, покусился на самое ценное, самое дорогое – на единственное, что являлось ценным для Никлауса Майклсона в этой жизни. Гибрид зло усмехается, принимая вызов. Пришло время разобраться во всем раз и навсегда. Побледневшая Кэролайн не позволяет Никлаусу сделать и шага, с силой толкая его руками в спину. – Серьезно?! – в отчаянии восклицает она. – Немедленно вези меня в больницу или мне в бронежилете здесь рожать?! Хищные глаза обращают вспыхнувший от ярости взор на взбешенную благоверную. – Ни слова! – переходит на крик Кэролайн. – Я сегодня истеричка! Быстро! Ключи! Это нелепейшая из всех ситуаций, которые случались в бесконечно долгой жизни первородных. Вокруг слышатся еле сдерживаемые смешки в толпе. Только веселая усмешка Коула держится не долго. – Убирайся! – бросает на него негодующий, наполненный злой тоской взгляд вампирша. – И не забудь своих прихвостней, если тебе дорога их жизнь. Вон из этого города! Серьезное заявление. Неужели Королева изгоняет его?!! Как смеет?!! Ведь он действовал в ее интересах! Все, на что он шел, было сделано лишь ради нее одной... – Не волнуйся, родная... – наиграно сладко растягивает губы в улыбке Никлаус, переводя взгляд полный самодовольства и превосходства на младшего родственника. – Я лично позабочусь... об этом неприятном инциденте. Ты больше никогда ни от кого не услышишь о дерзком глупце, посмевшем пойти против НАС... – Клаус... – укоризненно качает белокурыми локонами девушка, сглатывая подступающий ком к горлу. Она понимает, что проиграла. Король не ограничится изгнанием. – Смерть! – в крике лицо гибрида искажается небывалой яростью. – Всем вам! – обводит указательным пальцем толпу неверных он. – А ты... – лицо мужчины искажается в невыразимой муке от очередного предательства, – ты познаешь, что такое истинное страдание, брат! Приговариваю тебя к вечному заключению в Садах! – Никлаус! – пытается вмешаться Элайджа, но прибывающий в путах извечного параноидального сумасшествия брат словно не слышит его, полностью игнорируя. Коул довольно улыбается, делая маникюр острием магического клинка. – Бесполезно, Элайджа, – вальяжно заявляет он, призывая брата не вмешиваться и не заступаться за него. – Я же говорил, он неисправим. Теперь ты сам видишь – он опасен. – В тебе говорит обида! Ты заведомо источаешь ложь, Коул! – взрывается представитель семьи, чувствуя неимоверный накал разгорающихся страстей. – Ложь? – парирует в ответ темноволосый вампир, тыча острием клинка в сторону гибрида. – Он не управляет собой! Стоит сказать, сделать что-то не так, как того хочется ему и он становится угрозой! Я, ты, Бекка, в отличие от Кэролайн, мы бессмертны! Когда-нибудь Клаус забудет об этом и сорвется! Я лишь хочу предотвратить неизбежное! – Ты упрекаешь нашего брата в том, чего он пока не совершил?! – ровным тоном уточняет Элайджа, своим же вопросом указывая на абсурдность данного заявления. Он словно высококвалифицированный адвокат в зале суда, что вершит справедливое правосудие. Только вот стоит ли его стараний тот, кого он защищает? Ведь Элайджа как ни как является адвокатом самого дьявола... – Ключевое слово в твоей фразе – "пока"... Это всего лишь вопрос времени! – перечит Коул. Парень эмоционален как никогда прежде. – Ты видел, что произошло сегодня! Он бы убил ее! Я предупреждал тебя, но вы с Беккой не желали слушать меня! Твоя слепая вера в этого выродка чуть не лишила нас сегодня семьи! Кэролайн ошарашена данным заявлением не меньше всех остальных присутствующих. Коул пытался включить в заговор Элайджу, и тот не предупредил о готовящемся покушении? А Ребекка?.. Такая же сука и предательница как все! Все вокруг! Кэролайн видит, как хищные желтые глаза подергиваются пеленой лютой ненависти. У Никлауса словно что-то внутри обрывается и стремглав срывается вниз в непроглядную пропасть. Кто угодно. Но только не теряющий в него веру на протяжении бесчисленных столетий старший брат... – Ты знал... – мужскую грудь покидает судорожный выдох. Никлаус смотрит на старшего брата так, словно надеется на то, что Элайджа попытается отказаться от слов изменника, начнет доказывать свою неосведомленность о покушении... Но благородный древний вампир впервые теряет дар речи, не зная, что ответить. Он выглядит непривычно подавленным, растерянным, жалким... – Мы хотели лишь обезопасить твоего ребенка... – пытается говорить в своей излюбленной уверенной манере первородный, но выходит неубедительно и как-то фальшиво. – Ты неуправляем, Клаус! Эта твоя извечная вспыльчивость, неискоренимая агрессия, жестокость... Ты сам в курсе того к чему это все привело. Упоминание о погибшем ребенке проходится ядерным взрывом по и так исковерканной душе. Каждое слово старшего брата звучит как удары молотка, что забивает гвозди в гробовую доску. – Извини, ты не оставил выбора... – протягивает ладонь к ожесточенному Коулу Элайджа. Тот послушно передает ему из рук в руки клинок. – Нет... – одними губами шепчет Кэролайн. – Нет, нет, нет... – Единственное что ожидает тех, кто к Никлаусом – страдание и смерть, – сурово поясняет Коул. Ему нестерпимо видеть напуганную девчонку, – единственную из семьи кто не желает признать очевидного. – Коул, прошу... Элайджа... Разве этому ты учил меня? Семья превыше всего! На веки вечные! Пожалуйста... Скулы Элайджи предельно напряжены. Выражение мужского лица переполнено истинным страданием. Так выглядит святой, разуверившийся в собственной вере. Так выглядел Иуда, наблюдая за страданиями Христа на кресте... С немыслимой мольбой во взгляде Кэролайн взирает на застывшего в паре шагов от них Элайджу. Она видит, ее слова достигают уставшего от вечных распрей первородного сердца. Она чувствует, Элайджа не посмеет пойти против своих вековых принципов, против собственной морали. – Ты всегда будешь выбирать Его, не так ли? – зло щурится Коул, не сводя глаз с находившейся рука об руку супружеской четы. Внутри него все беснуется, все кипит. – Пока смерть не разлучит нас, – уверено глядя в карие глаза, честно признается вампирша, и кожей ощущает, как ее обжигает горячий пронзительный взор желтых гибридских глаз. Внутри черной проклятой души становится чуточку теплее. И постепенно это тепло перерастает в немыслимый жар. Невиданное прежде чувство. Осознание того, что любим, не смотря ни на что, осознание того, что в его жизни теперь присутствует та, что НИКОГДА не предаст, что ВСЕГДА будет рядом, на его стороне – это осознание заставляет затрепетать с колоссальной скоростью мужское некогда черствое, ожесточенное сердце. Ради этого стоило жить хоть целую вечность. Его личный белокурый ангел-хранитель. Кто бы мог подумать?! – Элайджа! – восклицает Ребекка, перемещаясь к суровым братьям. Сердце первородной обливается кровью. Никлаус никогда не простит им всем того, что здесь вскоре произойдет. Как они посмели даже помыслить о том, чтобы усыпить брата? Пойти против него? За долгие века происходило много чего, но никогда семья не отворачивалась от неисправимого психопата... Случались ссоры, дрязги, обиды, интриги, но чтобы предать Никлауса Майклсона? Никогда. Да, они отвергли идею Коула о свержении короля, но... не проконтролировали младшего родственника, намеренно предоставив ему выбор решить все самому. Пустили ситуацию на самотек, в глубине души прекрасно осознавая, чем это все закончится. – Милая, отойди, – глухо рычит Никлаус, по-звериному скалясь против своей семьи. – Я быстро... Ноль внимания. Вампирша стоит перед ним, загораживая собой от решившихся на предательство родственников. – Он мой муж, отец Хоуп, ваш король! Спятили?! – со слезами в глазах отчаянно кричит она, не сводя глаз с клинка, что мерцает напротив. Кэролайн отчаянно пытается обратиться к сверхъестественным силам, но те, сокрывшись где-то глубоко внутри, отдают весь свой резерв бунтующему в животе малышу. Видимо процесс родов сделал ее временно уязвимой. Она абсолютно беспомощна. Бессильна. Взирающие на нее лица печальны и уверены в собственной правоте. Трое против одного. Ребекка плачет, но на лице первородной застыла решимость. – Отвернись, – тихо произносит Элайджа, делая шаг вперед. Сегодня переписывалась история семьи Майклсон. Ребекка с Коулом начинают медленно, с грацией ягуара, окружать пару по сторонам. – Я думаю, пришло время проститься, – советует Элайджа. Подступивший к горлу ком мешает произнести ему более развернутую и глубокомысленную речь. Так много хочется сказать, но он не в состоянии произнести больше ни слова. Никогда не мог подумать, что все-таки придет тот день, когда он будет вынужден отречься от проблемного брата во благо семьи. – Нет... – отрицательно мотает головой Кэролайн. – Это разрушит семью! Предав свои принципы, что у тебя останется? Ты подумал над этим? Ты не сможешь жить с таким предательством! Но Элайджа продолжает наступать, не сводя пронзительных серых глаз с каменного выражения лица гибрида. – Остановись... Элайджа... Прошу... Я умоляю... Он же ничего не сделал! Я... Так сильно люблю его! – от всего сердца искренне признается девушка. Увлажнившийся голубой взор наполнен ужасом и скорбью. Элайджа останавливается. Клинок, что он крепко сжимает в ладони, опасно поблескивает в тусклом мареве лунного света. Искренность безвинной молодой вампирши, что умоляет за чудовище, откровенно поражает первородного. Прибывающая в шоковом состоянии Кэролайн вдруг ощущает тепло горячих ладоней, что ложатся на низ ее ноющего живота. Боль на время тут же отступает, не смея перечить настойчивости и беспрекословной силе. Девушка ощущает горячее дыхание, что опаляет собой мочку левого уха и затылок. Чувствует жаркое, особенно трепетное прикосновение губ к щеке... – Нет... – плаксиво выдыхает она и цепляется в руки, что лежат у нее на животе мертвой хваткой. Словно так она может удержать ненормального супруга от боя. – Не разбивай мне сердце, love... – легким поцелуем ловит соленую слезинку Никлаус. Он ненавидел, когда она плакала. Это всегда заставляло первородного особенно остро чувствовать... собственную слабость. Только редкие слезы именно этой девушки были способны укротить его буйный кровожадный нрав, соленые потоки словно бы ненадолго снимали с мужчины налет временного извечного параноидального помешательства и чудодейственным образом превращали обратно в нормального человека. Только вот быть нормальным в Его мире было опаснее всего. – Я бы никогда не причинил тебе вреда, – с болью прикрывая на мгновение глаза, Никлаус тихо произносит на женское ушко признание. Больше всего на свете он жаждет верить собственным же словам. – Я знаю, знаю... – Кэролайн оборачивается к супругу, ласково заключая суровое лицо в ладони. Светлая отросшая щетина болезненно колет нежную кожу рук, но девушка не замечает ничего кроме глубокой бездонной синевы некогда желтых звериных глаз. – Останови это, Клаус... Прояви им свое великодушие. Ты можешь! Ты король! Умоляет Простить предателей, – тех, что хотят отнять ее у него?! На чьей она стороне?! Звериные зрачки в мгновенно пожелтевших глазах резко сужаются, говоря о запредельном гневе своего обладателя. – Обещаю вырвать лживые сердца и преподнести тебе их в подарок к рождению ребенка, – цедит сквозь зубы обещание Никлаус. Приложив некоторое усилие, он отстраняется от своей королевы, что имеет такую немыслимую власть над ним. Черная душа извечного параноидального социопата требует отмщения и крови. Кэролайн успевает зажмуриться, когда крошки каменной стены ощутимо осыпаются на нее. Это Ребекка со свернутой шеей отброшена с силой в сторону. На первородную сестричку у гибрида кажется свои коварные планы. Слышится бесконечный хруст костей, лопающихся связок, разрываемых мышц... Поднятая во дворе при тусклом свете пыль стоит столбом... Вскрики боли, слова ненависти, звериное полное лютой ненависти рычание... Это не просто очередная ссора. Бой идет на смерть. Все происходит за считанные секунды, хотя кажется, что эта кровавая бойня не закончится никогда. Острый запах крови наполняет собой атмосферу. – Хватит!!! – женский крик не вписывается в воцарившуюся смертоносную симфонию. И от того кажется очень громким, заметным. Покрасневшие от ярости и натуги, сцепившиеся на полу братья норовят каждый ухватить клинок, что лежит от них неподалеку. – Или я убью себя! Три мужских взора хищно впиваются в застывшую рядом с ними хрупкую девушку, что успевает опередить их всех и, подхватив оружие, приставляет острие к собственному сердцу. Выражение ее лица полно запредельной, сумасшедшей решимости. По нежной коже успевают соскользнуть резвые ручейки слезинок. В глазах – неустрашимость и непоколебимая воля. – Убери кинжал! – убийственный взор Никлауса направлен на спятившую супругу. Тон, с которым он говорит, звучит крайне зловеще. Острие дергается в женской руке, надавливая на область сердца. – Нет! – решительно противится воле мужа отчаявшаяся девушка. Воцарившаяся тишина внушает ужас. Первородные замирают, не рискуя даже шевельнуться. – Кэролайн... – с легкой хрипотцой в голосе обращается к белокурому, дрожащему как лист на ветру, созданию Никлаус. В примиряющем жесте он выставляет вперед правую руку, словно тем самым пытаясь утихомирить непредсказуемый нрав дикого, загнанного в угол зверька. Медленно делает осторожный шаг вперед и замирает на месте, забывая как дышать. Клинок царапает своим острием нежнейшую кожу, вспарывая ткань одежды. – Не приближайся! – кричит Кэролайн, прекрасно осознавая – отними у нее клинок, исчезнет последний шанс на спасение этого сумасшедшего семейства. Гибрид, как впрочем, и все присутствующие в помещении вампиры, остро ощущает головокружительный аромат свежей крови. Чуткое звериное обоняние улавливает незнакомый, умопомрачительный букет, витающий в тяжелом воздухе помещения. Им невозможно надышаться. Вместо звериного голода это удивительное благоухание вызывает лишь наслаждение, неописуемое блаженство и упоение. Словно вдох свежего солнечного утра после дождя. – Не подходи! Или я убью себя! – вопит обезумевшая от страха за семью блондинка, пятясь куда-то назад. – И нашего ребенка? – мягко интересуется Никлаус, послушно замирая на месте. Зная свою супругу, он делает ставку на ее извечное сострадание к невинным. Кэролайн выглядит растеряно, словно она и позабыла о собственном положении. Женское запястье на мгновение ослабляет напор на рукоятку смертоносного клинка. Но не надолго. – Клянусь! – голубой взор, в глубине которого плещется безумие, обводит собой всех собравшихся первородных. – Если кто-нибудь из вас умрет сегодня, я сделаю это! Я лишу вас причины междоусобной войны! Больше вам нечего будет защищать! – Кэролайн, мы тебя поняли. Опусти кинжал... – увещевательным тоном вкрадчиво просит об одолжении Элайджа. Он кажется бледнее обычного. – Дайте слово! – громогласно требует Кэролайн. Она вся дрожит. Буря самых разнообразных, ранее неведомых ей эмоций взрываются в самой глубине чистой бесконечной души, загрязняя ее темными пятнами. – Милая... – подает голос Никлаус. – Делай, как говорит мой брат-предатель... Все хорошо... Все закончилось... – Обещай мне! Это принуждение, подчинение чужой воле выводит находившегося на пределе своих нервов гибрида из себя. – Если ты причинишь вред моему ребенку Кэролайн, клянусь... – зло орет Никлаус, готовясь сорваться с места чтобы проучить вышедшую из-под контроля девчонку. Но она не слушает его. Прекрасное лицо искажается гневом. – Если такова цена мира в этой семье, я готова заплатить ее! – Кэролайн замахивается, целясь себе в сердце. Выражение лица гибрида застывает сплошной маской кромешного ужаса. Эта несносная девчонка одержала своим шантажом верх над ним! Маленькая хитрая стерва! – Ты совершаешь ошибку. В будущем он уничтожит тебя. Нас. Детей... – подает голос Коул, не двигаясь с места. Парень переполнен болью. Этого разрывающего чувства настолько в нем много, что кажется, оно будто сочится из него насквозь. – Почему ты пытаешься сплотить семью, когда итак понятно, что одна ее часть сломана?! – восклицает вампир. И его душевная боль отображается в голубых, не по-детски мудрых глазах вампирши. – Может потому, что для меня слово "сломано" означает лишь то, что это можно еще починить... – уверено как никогда отвечает Кэролайн. – Я верю в доброту сердца своего мужа. Он способен на милосердие, справедливость, прощение... Я знаю, какой он на самом деле. Никто не знает... А я... знаю. Губы взвинченного Элайджи трогает еле заметная улыбка. Знакомые слова. Девушка напомнила ему самого себя пару сотен лет назад... С диким криком Коул бьет по стене, впечатывая в каменную кладку кулак. Слова Кэролайн ранят его без ножа, заставляют желать поверить ей, напоминают о прошлом, об истине, дарят предательскую надежду. Застывший немым изваянием Никлаус смотрит на безумную девчонку словно на привидение. Ее слепая вера в него, в несуществующую доброту его проклятого сердца – наивна. Ее непоколебимая вера в него, неистовая сумасшедшая абсолютная любовь – это все что-то переворачивают в неизведанной глубине темной души. В этой разодранной в клочья субстанции, что называется душа, впервые за многие столетия начинает мерцать еле заметный огонек... И с каждым произнесенным словом он разгорается отчетливо больше, все сильнее. Горит все ярче. Освещает, словно праздничный фейерверк, каждый затемненный потаенный уголок проклятой сущности. Неожиданно Кэролайн сгибается пополам. Резкая болезненная схватка разом вышибает весь дух из слабенького организма героини. Вампирша чуть было случайно не протыкает собственное сердце. Отброшенный в сторону с лютой ненавистью клинок с оглушающим звоном падает на каменное покрытие. Мужские пальцы переплетаются с тонкими женскими. Стиснув зубы, Никлаус крепко, как только может, обнимает чокнутую девчонку. – Никогда... Не смей... – отчетливо яростно шипит он ей на ухо. Ему тяжело говорить что-либо. Липкий ужас за ее жизнь начинает медленно отступать, оставляя после себя ненавистный осадок. – Твоя жизнь принадлежит мне. И только я один вправе распоряжаться ей! Глаза в глаза. Безбрежный океан синевы переплетается с черным омутом бескрайней ночи. – Хорошо, – после секундной паузы выдает свое коронное дерзкая вампирша и расплывается в задорной, немного болезненной, но до умопомрачения счастливой улыбке. Они сидят на каменном полу, начиная смеяться как последние идиоты, без какой бы на то причины. – Кретины, – выдает общее умозаключение Коул. Эти двое неделимы. Словно одно целое. Только теперь он отчетливо ясно вдруг видит это. Осознание данности яркой вспышкой проходится по сознанию младшего древнего. Защита девушки от ярких вспышек гнева гибрида? Нет. Коул хотел защитить себя от вселенской боли, что разъедала его душу алой как рана, ревностью. Нечто прекрасное. Вот что он видел перед собой, когда смотрел на этого белокурого ангела... Нечто удивительное, единственное в своем роде, уникальное... Чистое, непорочное... Только сейчас он увидел, насколько эта невинность была неотделима от черной порочности гибрида. Разорви эту связь, и он бы уничтожил свой объект обожания. Переместившись к клинку, Элайджа с суровым выражением лица отдает его в руки серьезной как никогда Давины. – Уничтожь, – сухо произносит старший первородный. Металл начинает медленно тлеть в ночи под звуки магического заклинания, исчезая из мира навсегда. Пришедшая в себя Ребекка стоит подле молчаливого Коула и задумчивого Элайджи. Никлаус смотрит на провинившихся родственников взглядом полным разочарования, пренебрежения... и с колоссальным трудом сдерживаемой им ярости. Это раскол. Если бы не Кэролайн... сегодня пришел бы конец истории семьи Майклсон. И они все прекрасно осознают это. Не произнеся ни слова, Никлаус поднимает девушку на руки и исчезает с ней в их спальне наверху. Ехать в больницу слишком поздно.

***

Роды проходили тяжело. Но надо признать, поначалу Кэролайн держалась крайне мужественно, ни разу не крикнув. Даже пыталась правильно дышать, как ее тому учили на курсах! В коротких перерывах между схватками умудрялась обмениваться короткими шуточками с суетившейся подле нее Ребеккой и умоляла испариться из комнаты Никлауса. Но гибрид, не обращал ни на ее ругань, ни на мольбы, ни на откровенный шантаж никакого внимания. С отсутствием клинка, никакие манипуляции на него больше не действовали. Он продолжал сидеть у изголовья кровати, поглаживая длинные, чуть влажные от испарины золотистые волосы. Во время болезненных, немыслимых по своей силе схваток первородный держал супругу за руку. От усердия она периодически ломала ему кости, настолько сильно она старалась, но он не обращал на такие мелочи никакого внимания. Он словно рожал вместе с ней. Ни единого слова поддержки, никакой завуалированной ласки. Лишь до крайности сосредоточенное лицо с еле заметным признаком беспомощного ужаса в глубине синих, как море, глаз. – Давай! – утробно рычит Никлаус, отчетливо ощущая как кости его руки вновь начинают нещадно сжиматься и трещать. Но до перелома дело не доходит, роженица сдается, отказываясь больше тужиться. Откидываясь спиной на подушки, девушка мечется в постели, крича что-то о том, что больше никогда не будет заниматься сексом, и требует, чтобы ей вспороли живот или она сделает это сама! Пусть только попробует! За то, что она сегодня сотворила, она заслужила все эти страдания! – Еще! Давай! – взопревший Клаус продолжает отдавать команды, занимая место позади измученной вампирши. Чтобы та начала его слушаться, приходится прибегнуть к угрозам, пообещав в ином случае переубивать все население Мистик Фоллс! На какое-то время это срабатывает. И девчонка, с удвоенным усилием проклиная деспотичного супруга-тирана на чем свет стоит, вновь рвется в бой! Простыни сочились кровью. Их заменяли уже в третий раз. Это было невыносимо, видеть страдания любимой женщины и быть не в силах ей помочь. Вызванные повитухи-ведьмы, подавляя добродушные улыбки, заверяли до умилительного взволнованного короля Орлеана в том, что так задумано матушкой природой и все идет как надо, но это лишь бесило первородного. В неистовстве он перевернул таз с окровавленной водой и тряпками, начав нервными шагами мерить комнату. – Я вытащу его оттуда, милая... – выдает Никлаус гениальное решение проблемы, устремляясь к тужившейся изо всех сил девушке. Прибывающего в нервном мандраже родственника останавливает Ребекка. – Серьезно?! – восклицает взволнованная первородная и тут же морщится, не понимая, когда умудрилась перенять у так ее раздражавшей блондиночки дурацкую привычку. – Тебе здесь не место, Ник! Лучше исчезни ненадолго, приди в себя! Резкий шаг вперед, сокращающий интимное расстояние между собеседниками. – Может исчезнуть тебе, Бекка?! Учитывая то, что именно я даровал всем вам сегодня прощение... Закончить угрозы гибриду не удается, так как раздавшийся впервые за последний час женский крик оглушает собой всю спальню. Бледный как никогда Никлаус перемещается к вцепившейся в простыни и согнувшейся пополам девушке. Он хватает Кэролайн за руку, чувствуя, как каждая клеточка женского организма до предела напряжена и изнывает от ярчайшей боли. – Еще немного! Ну же, девочка! – подбадривает опытная в таких делах ведьма. – Он уже показался! Казалось бы, невозможно, но крик усиливается в разы. Первородный всемогущий гибрид впервые выглядит таким растерянным и... бессильным. Вот где проявляется во всю свою силу его слабость. Он сходит с ума от того, что не может помочь любимой, не в силах облегчить ее боль хотя бы немного. Никлаус пытается, как умеет успокаивающе гладить страдающую супругу по спине, волосам, но он не в силах что-либо произнести. Только рот то открывает, то закрывает, скользя безумным взглядом от ведьмы к сестре, словно ища там поддержки и участия. У него шок. Даже на появившихся в помещении братьев гибрид никак не реагирует, весь концентрируясь на рожающей девушке. Алые губы слабо шевелятся, не выдавая, впрочем, ни звука. Они завороженно шепчут одно лишь слово – love, love, love... Первородные выглядят растерянными и напуганными как никогда. Никакой фальши, никакого притворства. Ситуация впервые заставляет их всех сплотиться воедино. И тут все стихает. Золотистые влажные локоны рассыпаются по подушкам. Девушка обессилено откидывается назад. Из ее груди вырывается невероятный стон облегчения и наслаждения. Боль исчезла. Из-под окровавленной простыни извлекается крошечный розовый комочек. Все происходит словно во сне. Пуповина профессионально перерезается повитухой. Слегка попискивающее существо моментально заворачивают в стерильную ткань, передавая на руки плачущей от умиления и невероятного счастья матери. – Поздравляю. У вас очень красивый мальчик, – доброжелательно улыбается ведьма, любуясь невероятной красотой королевы Орлеана, доброта и самоотверженность которой покорили многие сердца народа. – Спасибо... – еле слышно благодарит от всего сердца белокурая вампирша, не в состоянии насмотреться на чудо природы, которое совсем недавно находилось внутри нее и причиняло столько страданий. – Привет, малыш... – нежно шепчет она и коротко смеется, когда очаровательная кроха что-то кряхтит ей в ответ. Ребекка вовсю ревет от умиления на плече загадочно улыбающегося Элайджи. Даже находившийся в стороне Коул не в состоянии сдержать скупых мужских слез, которые он мгновенно смаргивает. Никлаус, что сидит подле Кэролайн выглядит заоблачно счастливым... Непривычно другим... Масса всевозможных эмоций мелькают на лице новоиспеченного отца, от шока до зашкаливающего восторга. – Поздоровайся с папой... – нежно произносит Кэролайн, с трепетом касаясь пухленьких щечек, носика-пуговки, крохотных пальчиков своего малыша. – Привет, сорванец, – с бархатными нотками в голосе приветствует сына гибрид. Он не в состоянии насмотреться на собственное творение. С Хоуп он был лишен всего этого волшебства. Сдерживая слезы умиления, Никлаус жадно вглядывается в каждую черточку крошечного личика, которое он любил всем сердцем еще до его рождения, до появления на свет. Он смотрит и не может насмотреться на кроху, с которым тихо разговаривал по ночам, когда молодая мама крепко спала на его груди. Неужели это ему он по секрету рассказывал об обольстительных красавицах семнадцатого века, неужели это ему тихо напевал ночами джазовые композиции талантливых музыкантов, неужели вот этому малышу тайно хвастал тем, с каким трудом завоевывал в свое время расположение его матери, неужели именно ему обещал, что научит тому, как надо обращаться с девчонками, неужели ему обещал подарить в услужение весь мир? Не размыкая глаз, словно слепой котенок, малютка выдает отцу, словно бы в ответ на все его вопросы, хмыкающий, утвердительный звук. Клаус не в силах сдержать понятливой добродушной усмешки. Невероятно мощное чувство зарождается в самой глубине черного сердца к этому крошечному кряхтящему кулечку, что так уютно расположился в руках счастливой, до невероятности красивой блондинки. Любовь... Такая непозволительная роскошь... Столь невероятная редкость в жизни такого как он... Появляется острое желание прикоснуться к невероятному чуду, чтобы физически удостовериться в реальности всего здесь происходящего, чтобы убедиться, что все это не сладкий мифический эфемерный сон. На ощупь продолжавшее лежать в позе эмбриона чудо оказывается довольно горячим и до невозможности нежным, кажется таким беспомощным, что хочется спрятать это уязвимое существо глубоко внутрь себя ото всего мира, чтобы даже слабое дуновение ветра не было способно побеспокоить этого ангела. Малыш рефлекторно сжимает палец отца в своей крошечной теплой ладошке и... расплывается в знакомой улыбке. Две очаровательные ямочки особенно отчетливо прорезываются на миловидном невинном личике. Копия Клауса. Глаза крохи еще закрыты, но Кэролайн кажется, она знает какого они будут цвета... Безбрежно глубокого синего, как буйный неукротимый Океан... Резкий приступ боли заставляет Кэролайн шумно выдохнуть и вздрогнуть. Никто не успевает понять, в чем дело. Девушка лишь успевает передать ребенка на руки отцу и судорожно цепляется пальцами в окровавленную простынь, сминая несчастную ткань в горсти. Собиравшаяся уже было покинуть помещение ведьма опасливо оборачивается, расталкивая древних по сторонам. Застывший с ребенком на руках Никлаус растеряно замирает, не понимая, что ему предпринять, и что вообще происходит. Дичайший ужас сдавливает первородное сердце. Что-то не так. Мозг просчитывает любые варианты того, что могло пойти не так. Яд, черная магия, физическая травма, происки врагов? – Воду! Быстрее! Второй! – радостно кричит ведьма. Ребекка послушно выполняет все указания, ни разу не возмутившись тем, что ей указывает какая-то там повитуха! – Постарайся, деточка! Надо помочь малютке. Кэролайн некогда удивляться, как и всем остальным свидетелям вершившегося прямо у них на глазах невероятного чуда. – Невозможно, – шепчет Коул, который своими глазами лицезрел несколько месяцев назад непроизвольный выкидыш. Все это время он не мог спать, день за днем как на яву наблюдая одну и ту же картину. Смерть одного из Майклсонов, которому даже не довелось увидеть лучика солнечного света... Все это время Коул, как и Клаус, не мог смириться с трагичной потерей невинного дитя, и переживал все случившееся глубоко внутри себя, взращивая злобу на весь мир и судьбу. Еще раз такое он просто не переживет. Лучше клинок в сердце. Никлаус выглядит ничем не лучше своего младшего брата. Он бледен и... дико напуган. Вторые роды происходят мгновенно. – Девочка! – восклицает повитуха, но тут же ее лицо омрачается. Она начинает шептать какое-то заклинание, пока ее не отшвыривает в сторону Никлаус. С новорожденным племянником на руках, Элайджа выглядит абсолютно растерянным. Посиневшее дитя не подает признаков жизни. Намного меньше своего старшего братика, такая беззащитная, ранимая, крошечная... Словно котеночек, что скрутился в позе эмбриона. Такая хрупкая. – Я не слышу ее сердца, – нарастающая внутри вампирши паника находится пока в стадии материнского страха и обеспокоенности. Но... Как он будет смотреть ей в глаза если... – Клаус... От безысходности, гибрид остервенело прокусывает себе запястье и с глубочайшей заботой и трепетом подносит к синим губам крохи пару капель... К этой малютке даже прикоснуться страшно, настолько она маленькая и беззащитная. Дикий, невозможно громкий рев оглушает родительскую спальню. Раскрываемые легкие нещадно жгутся, и малютка всему миру заявляет о том, насколько это неприятно и больно. Опытным, уверенным движением, словно делал это ежедневно, а не впервые, Никлаус самолично перерезает пуповину. Кожный синий покров мгновенно, прямо у него на глазах приобретает нежно-розовый здоровый оттенок. Маленькие ручки и ножки хаотично начинают дергаться, пока надежные слегка дрожащие руки отца не согревают своим теплом требующее любви и заботы создание. Никлаус держит на руках свое божественное искупление, опасаясь даже дышать. Неужели Бог все-таки существует? Дочь... Живая и невредимая... Маленькая хитрюга! Первородный чувствует слабость в ногах. Его руки слегка дрожат от какофонии всевозможных разнообразных чувств, что беснуются внутри некогда изорванной в клочья души. Эти чувства, словно тонкие нити, сшивают воедино некогда разорванное на лоскуты. Кэролайн присаживается в кровати, глубоко и часто дыша. Ее взгляд неотрывно следит за приближающимся к ней супругом, на руках которого вовсю гугукает, видимо, делится впечатлениями о более уютном пребывании в утробе матери, малышка. Детский нежный лепет звучит дико и невероятно прекрасно в резиденции дома Майклсонов. Гибрид не в состоянии отвлечься от созерцания дочери, которую он считал все это время погибшей. И про себя Никлаус принимает решение, что именно для этой дочери он станет ненормальным отцом! Будет день и ночь охранять ото всего на свете эту очаровательную интриганку, что посмела самым невероятным образом спрятаться от собственных же родителей! Эта дочь стала, сама того не ведая, его искуплением, его верой, его прощением. Он создаст все необходимые условия, чтобы это его невероятное дитя больше никогда не познало ни страха, ни горестей. Больше ничто и никогда не сподвигнет кроху к тому, чтобы замедлить ритм собственного сердца, уж он-то об этом позаботится. – Спасибо... Спасибо... – непонятно кого благодарит Никлаус. Мужское суровое лицо влажно от слез. Но он этого не замечает. Никлаус не может наглядеться на рожденное прямо на его глазах чудо. Впервые за тысячу лет он молился. Про себя, но Он Молился за спасение жизни этого удивительного невинного создания. Да, в вечности невозможно не стать атеистом, но он пренебрег жизненными устоями, с легкостью отрекшись от них, и его ребенку была дарована жизнь. Кэролайн коротко смеется сквозь слезы, когда голенькая кроха, лежа у нее на животе, пытается неуклюже ползти к женской груди. – Геката... – с благоговейным почтением шепчет ведьма. Женщина не в состоянии оторвать глаз от ожившей от отцовой крови малышки. Но перегородившая вид зареванная Ребекка настроена решительно все выяснить, дабы предотвратить в дальнейшем такие эмоциональные моменты, какие она пережила здесь всего каких-то пару минут назад. – Я думала это легенда. Глупое несбыточное предсказание... – поясняет женщина. – Богиня, владыка мертвых, мудрости и магии... Ее рождение должно было произойти на крови отца... Ее брат... – ведьма переводит пораженный взгляд в сторону Элайджи, на руках которого тихонько посапывает ангелоподобный новорожденный мальчик. – Эфир – божество неба... Дар природы... – Эти имена – отстой! – находит в себе силы возмутиться Кэролайн. Капризная настыра начинает пищать, требуя доступа к материнской груди. Но этот ее звонкий писк звучит словно бальзам на душу. А ведь его могло и не быть... С особой ласковостью Кэролайн качает главную возмутительницу спокойствия на руках. С мягкой улыбкой на губах она отмечает про себя, что даже малютка и по характеру, и по внешности – практически абсолютнейшая копия своего отца. Только вот нежные, редкие волосики на голове заметно светлее на тон. Хоть что-то досталось от нее! Двойняшки – небо и земля по характеру. – С них начнется эра благоденствия и процветания в мире сверхъестественного, – заканчивает делиться познаниями ведьма. Никлаус резко приближается к повитухе, нарушая ее личностное пространство. Кажется, у старушки случится сейчас сердечный приступ. – С этого дня ваша фракция под абсолютной моей защитой. Слово короля Орлеана. Ведьма согласно кивает, нервно сглатывая. У присутствующих родственников, кажется, отвисают челюсти. Гибрид отступает, перемещаясь к супруге. Пока владыка города не передумал, обрадованная ведьма спешит удалиться. Никлаус полностью поглощен своим новоиспеченным семейством. Весь его внешний вид переполнен гордостью, словно это он самолично родил двойню. – Никлаус... – непривычно робко обращается к брату Элайджа. – Тебе не надоело напоминать мне как я разочаровал тебя, Элайджа? – не глядя, перебивает родственника гибрид, не забыв, как всего каких-то два часа назад его посмели обвинить в убийстве собственного ребенка. Никлаус осторожно забирает сына из рук старшего брата. Мрачный Коул молча наблюдает за белоснежным посапывающим ворохом, не рискуя подойти ближе к новорожденному племяннику. И правильно делает. Коснись он ребенка, оторванная рука отрастала бы наверняка пару минут... – Есть кое-что важное, что мы не обсудили... – собрав всю волю в кулак, спокойно произносит представитель семейства Майклсонов, обращаясь от лица всех присутствующих. – Я обвинил тебя в грязных помыслах относительно Кэролайн... – полный серьезности взгляд на сутулую спину родственника, что удаляется к собственной супруге. – Я был не прав. И прошу простить нас. Второй раз в жизни великий Элайджа извинялся перед несносным братцем. Крайне вопиющая редкость. Пара секунд тяжелой тишины в ответ. – Представляю, как тебе было трудно произнести это... – комментирует Никлаус, держа спящего малыша на руках. Он говорит тихо и спокойно, чтобы не потревожить сна малютки, своего старшего сына, своей гордости. – Тебя нелегко любить, брат, – искренне признается Элайджа. Не желая влиять на решение короля, Кэролайн учтиво молчит и лишь уголки ее губ хранят тень ободряющей, полной ожидания улыбки. Отказывающаяся спать дочь вовсю гулит и сучит по воздуху ручками, исследуя новый мир, которого она так боялась. – А ты настойчив в своих намерениях, – уходит от прямого ответа Никлаус, и нежно улыбается, глядя на то, как дочурка инстинктивно тянется ручонками по направлению к нему, реагируя на отцовский голос. Губы, линия аккуратного носика, светлые мягкие волосы, что через пару лет будут виться ниже талии в спиральки-локоны... Одним словом – копия Кэролайн! Только улыбка его, да надбровные дуги, что забавно хмурятся когда что-то не по ее... Определенно, эта крошечная любительница играть в прятки – станет любимицей Никлауса Майклсона! Держа сына на одной руке, первородный машинально протягивает руку по направлению к дочери, которая задорно и весело взвизгивает, почувствовав наконец прикосновение отца. Эта инстинктивная связь ребенка с собственным родителем не может не поражать. С трудом сглатывая ком в горле, Никлаус придвигается чуть ближе к супруге, с благоговейным трепетом, полным нечеловеческой благодарности, касаясь поцелуем нежных девичьих губ. Инстинктивно Кэролайн отвечает. Поцелуй выходит крайне мягким и нежным. В какой-то мере даже томным. Родители словно забывают обо всем на свете, растворяясь лишь друг в друге. Глаза в глаза. Улыбка к усмешке. Слегка смущенно Кэролайн трется носом о нос супруга. Невероятно теплая аура распространяется сияющим ореолом вокруг новоиспеченной семьи. Теперь малютке становится абсолютно комфортно. Братик, мама и папа рядом. Словно она снова оказывается в самом безопасном месте на земле, в материнском животике. Но девчушка видимо успевает просечь, что как только она начинает хныкать, ей тут же достается больше внимания чем брату, и от того самая маленькая на свете манипуляторша категорично отказывается засыпать, требуя к себе повышенного проявления заботы. Характер – сто процентов отцовский. На какое-то время отвлекаясь от супруга, Кэролайн старается успокоить требовательную ревнивую плаксу и отдает всю свою чуткую сосредоточенность хитрюге. Новоиспеченным родителям до безумия интересно наблюдать любое проявление в характерах двух человечков, появившихся всего пару минут назад. Но дела ждут своего часа. Родственники ожидают окончательного решения. Война или прощение. Новоявленный отец осторожно, лишь бы не разбудить детей, в пол-оборота поворачивает голову по направлению к застывшим в ожидании родственникам. – Когда надумаете... Если захотите... – пытаясь скрыть неловкость за небрежностью тона, с которым говорит, Никлаус с благоговейным трепетом передает свою затихшую мини-копию на руки супруге и забирает у нее хныкающую, так всех сегодня перепугавшую капризулю. – ...Можете присоединиться к нам с Кэролайн на праздновании рождения моих детей. – Мы непременно будем, – благодарно улыбается Элайджа и, хватая Коула за шкирку, утягивает его за собой от греха подальше. Догадливая Ребекка увязывается следом, дабы не маячить лишний раз перед гибридом, который в любой момент может переменить свое решение. Голубой взор полон восторга и гордости за своего мужчину. Но Никлаус делает вид, что ему до этого нет никакого дела. Не хватало ему еще подорвать свой авторитет, прослыв на весь мир сентиментальным добрячком. – Ее надо покормить... – неловко перехватывая крошечную хныку на одну руку, с видом знатока заявляет гибрид. Свободной рукой он настойчиво тянет за завязки, что находятся на платье Кэролайн. – Полегче, Майклсон! – отшучивается девушка и немного стыдливо сама справляется с поставленной задачей. Дочь в секунду успокаивается, получив, что хотела. Чуть было не погибшая сегодня малышка старательно сосет грудь, премило сопя своим крохотным носиком. Маленькое сердечко бьется как у человека пробежавшего олимпийский марафон. Кормление для малютки – непосильная задача, сравнимая с работой грузчиков на стройке. Требуется немало сил, чтобы насытиться. Но девочка – борец по натуре, и сегодня она доказала это всему окружающему миру. Никлаус мягко улыбается, любуясь домашней уютной идиллией. Сын, которого он держит на руках, не доставляет вообще никаких проблем. Видимо эту миссию взяла на себя талантливая проныра-обжора! С непривычной теплотой во взгляде Никлаус любуется спящим старшим сыном, насасывающим во сне большой пальчик. Оба родителя молчат. К чему слова, когда они способны общаться между собой сердцами? Причмокивание младшей прекращается, слышится сонное сопение. Вот и она сдалась. Двойня... Единственные в своем роде на всей планете засыпают. Взгляды родителей пересекаются. И оба расплываются в понимающих улыбках, наполненных искренней добротой и... любовью. Синие с влажным блеском глаза полны благодарности за бесценный подарок. Голубой взор отвечает ничем не прикрытым обожанием. Алые губы томительно медленно приближаются. Взгляды не отрываются друг от друга. Оба словно тонут в бездонном омуте собственных отражений. Расстояние между супругами сокращается. Их словно влечет друг к другу магнитами. Никлаус практически невесомо касается легким поцелуем нижней губы девушки. Он чувствует, как она еле заметно вздрагивает от данной нежности, с упоением вслушивается в стук ее участившегося сердцебиения... Гибрид крайне медленно проводит языком по слегка сухой на ощупь губе девушки и, замечая, как она от наслаждения прикрывает глаза, делает тоже самое, полностью растворяясь в трепетном благодарном, желанном поцелуе. Кэролайн ласково проходится по колкой мужской щетине ладонью, заставляя своего супруга отвлечься от ее губ и заглянуть ей в глаза. – Ты манипулировал, наслаждался силой и властью, контролировал и карал, – уверенно перечисляет она. – Но ты был одинок. И ты ненавидел это... Она с самой их первой встречи, знала его как облупленного. Видела его настоящего через призму своего чистого ничем не помутненного взора. Мужчина вздрагивает, намериваясь отвернуться. Лишь бы не выдать своего смятения, своей слабости, своих мыслей. Но рука девушки, что мягко покоится на колкой щеке супруга, не позволяет ему отвести взгляда. – Это Твоя жизнь Клаус! Твоя семья. Ты никогда не будешь таким, каким был твой отец... Сегодня... Ты поступил правильно. И... – Кэролайн на секунду замолкает. – Я горжусь тем, что ты сделал. Особенно редкое выражение сочувствия и откровенности поразительно сочетается с таинственной глубиной всезнающего взора. – Я знаю тебя настоящего... И верю, что ты примешь только верное решение относительно своих братьев и сестры. Я чувствую это. Почему ты улыбаешься? – Непривычно слышать от тебя такое. – Что ж... Привыкай! – напуская на себя важный вид, пожимает плечами блондинка. – Тогда как насчет тройняшек, love? – пытается уйти от темы и поймать врасплох супругу Никлаус. – Спасибо, я не забуду твоего предложения. Не забудь и ты. Действие и Слово едины, как говорят мудрецы... Непроизвольно, довольный ответом гибрид расплывается в блаженной улыбке. Он честно не ожидал такого. Но ему приятна мысль о том, что жена не против продолжить в будущем пополнять его род. Непредсказуемая словно стихия. В этом была вся Кэролайн Форбс. Королева Нового Орлеана.