***
Клуб. Захолустье для мерзких отбросов общества. Дрянная выпивка. Дорогие шлюхи. Притон для "золотой молодежи". Клаус сально ухмылялся, взирая на извивающихся около шеста девиц. Опытным взглядом танцовщицы тут же выделили из толпы платежеспособного клиента, и теперь старались выделиться вовсю, оттесняя одна другую. Одна с золотыми, явно крашеными, волосами и веснушчатой грудью. Подделка. Другая была начисто выбритая. Кэролайн тоже была гладкой там, но лишь оттого что ее инициация пришлась на день эпиляции! Когда-то гибриду нравилось дразнить этой щекотливой темой застенчивую вампиршу. Вариант два можно было бы рассмотреть, если она не была бы брюнеткой. Третья – голубоглазая, но застенчивая как мышка. Кэролайн была дерзкой, с чувством внутреннего достоинства. Благородной. Эта же девчонка вызывала не похоть, а голод. Четвертая с молочно-белой кожей с золотыми кольцами в сосках и нижних губах. Такое Майклсону приелось еще несколько столетий назад. Все вместе они составляли жалкое подобие Кэролайн, и все как одна хотели его. Он это чувствовал. По их призывным порочным взглядам, по выделяющим телами феромонам что так и отравляли собой затхлый воздух. Каждая из представленных опытных шлюх мечтала заполучить себе такого властного покровителя как Никлаус Майклсон, но... они первородному были не нужны. Никто не был способен дать гибриду то, что тому довелось испытать когда-то. К чему были свечки, когда ему светило однажды само Солнце?! По недовольному взгляду лучшего клиента, сутенер спешит убрать с глаз долой предоставленных шлюх. Отвратительный виски оставляет после себя мерзкое послевкусие. Ах да, это вербена. Звучит композиция Coldplay "The scientist". Неужели миру мало и он решил окончательно добить его?! Помимо воли первородный вслушивается в текст песни. "Я пришел, чтобы увидеть тебя, попросить прощения, Ты прекрасна, просто сама этого не понимаешь. Я должен был найти тебя, сказать, что ты нужна мне, Сказать, что я возвращаюсь. Доверь мне свои секреты, пытай своими вопросами, Давай начнем все сначала – Ходить кругами, заморачиваться мелочами, Ломать головы над этой наукой. Никто не говорил, что будет легко, Нам просто грех расставаться. Никто не говорил, что будет легко, Но никто и не говорил, что будет так тяжело… Давай начнем все сначала." Он должен был быть рядом с ней тогда. Должен был сказать... Сказать что? Что любит ее? Это слово всю осмысленную жизнь было ненавистно Никлаусу Майклсону, сейчас же он испытывал к нему равнодушие. Он перегрыз бы глотки им всем, любому – кто хотя бы осмелился со злым умыслом посмотреть в сторону его женщины. Но он не успел. Опоздал. Было слишком поздно. "Я просто размышлял над числами, знаками, Пытался решать головоломки, Но все эти мысли не смогли меня отвлечь – Мое сердце их просто заглушало. Так скажи мне, что любишь, вернись и не отпускай меня, И я мигом начну все сначала – Ходить кругами, гоняться за мелочами, И мы будем самими собой. Никто не говорил, что будет легко, Нам просто грех расставаться. Никто не говорил, что будет легко, Но никто и не говорил, что будет так тяжело… Я начну все заново." Начал бы он все с чистого листа, вернись к нему ОНА? Исправился бы? Изменился бы ради НЕЕ? Но разве с НЕЙ он не становился другим? Лучше, чем был на самом деле? Разве он не менялся? Видимо этого было недостаточно. Проклятая судьба. Проклятая жизнь. Проклятая вечность.***
Никлауса Майклсона избивали какие-то качки-малолетки. Компания находилась на заднем дворе какого-то притона. Пьяный в стельку гибрид, окровавленный, без какого-либо сопротивления, позволял наносить себе удары шпане и... хохотал как безумный. Смеялся он нервно, надрывно, страшно. Жестоких подростков, к которым прицепился в клубе первородный, это только еще больше раззадоривало. Послышался хруст пары сломанных ребер. Отлично. То, что нужно. Поддаваясь инстинкту, Никлаус скорчился, лежа на мокрой, провонявшей отходами, земле. Но удары многочисленных ног, вопреки всему, умудрялись находить уязвимые места, причиняя значительный вред своей жертве. Лопнула селезенка, разорвалась печень, практически отбиты почки. Отлично. Хоть немного, но становилось лучше. – Бабло, бабло! – возбужденно кричит кто-то из смельчаков. – Пошарь по карманам! Никлауса Майклсона грабили малолетки. Разве не забавно?! Гибрид попытался подняться, но получает увесистый удар грязным ботинком в лицо. Очередной перелом. Как же хорошо. – Да он богатенький! "Шестерка" компании обнаружил в кармане брюк первородного пару сотенных купюр, и теперь махал ими у себя перед носом так, словно эти деньги принадлежали ему и были честно им заработанные. Лежа в сточной грязи, Клаус умудряется небрежно швырнуть парням под ноги свои золотые банковские карты. – Ни в чем себе не отказывайте, детки... Очередной удар ногой под дых служит щедрому гибриду благодарностью. Массовый издевательский смех, словно у стаи гиен резко смолкает, когда в свете одинокого уличного фонаря появляется статная безупречная фигура. Замерев на месте, Элайджа обводит представшую перед ним картину изучающим взглядом, от которого так и веет разочарованием и брезгливостью. – Долго еще собираешься здесь отдыхать? – ровным, ничего не выражающим тоном интересуется Элайджа. В его голосе различимы усталость и что-то похуже, напоминающее жалость. – Не твое дело, – подавляя болезненный вдох, хрипит в ответ Никлаус. – Убирайся. Молча наблюдая за тщетными попытками родственника подняться с провонявшей земли, Элайджа делает верное заключение, что брат явно перебрал с выпивкой, увлекшись ее смешением с лошадиной дозой вербены. – Только если с тобой, – делает шаг по направлению к компании Элайджа. – Помнишь Хоуп? Это твоя дочь. Она приготовила букет на завтра... Не забыл, какой завтра день? – Убирайся! – уже более громко, зло цедит сквозь зубы гибрид. – Ты что, оглох?! – выкрикивает "шестерка", беря на себя смелость дерзить странному элегантному типу. – Пошел вон! Эта наша территория! Главный крикун в секунду засунут головой вниз в ближайший мусорный контейнер и бессильно барахтает по воздуху ногами. Никто не успевает ничего понять. От шпаны начинает разить чувством страха. Они буквально смердят им. Хуже, чем бачки с отходами, что стоят в ряд неподалеку. – Завтра годовщина смерти Кэролайн. – Не обращая больше никакого внимания на подростков, Элайджа продолжает приближаться. – Значит, ты все-таки помнишь... – Не смей говорить о ней! – вскакивая как ни в чем ни бывало на ноги, угрожающе уставившись исподлобья на брата, зло предупреждает гибрид. Всем своим видом он так и излучает угрозу. Никлаус со смаком сплевывает сгусток собственной крови на землю. Нанесенные травмы уже успевают затянуться. Вербена – слабая попытка для суицида. Вернее было напороться на клинок папы Тунде, но оружие спрятано Ребеккой в надежном месте, но даже оно не способно умертвить Древнего. Смерть – непозволительная роскошь для злодея. Внутреннему волку такого объяснения недостаточно. Сердце зверя. Сердце однолюба. Буквально требует воссоединиться с утраченной навсегда своей светлой стороной. Ничего не понимающая шпана невольно переглядывается между собой. Изъятый товарищ из мусорного бака уже не издает ни звука, пытаясь своим надменным видом хоть как-то сохранить авторитет. Их удивляет одно. Вроде человек истекал кровью, а теперь стоит перед ними как новенький. Запекшаяся на лице багровая кровь в свете тусклого фонаря создает ужасающе-мрачное впечатление. – Почему это имя под запретом? – останавливаясь на месте, иронично интересуется старший первородный. – Ведь ты выжег Кэролайн из своего сердца, как и собственную дочь. Кстати... Ты в курсе, что Хоуп не произнесла ни слова после того дня? Самопожертвование твоей Королевы нанесло значительные душевные травмы моей племяннице... Кажется секунда, и Никлаус вцепится нахальному брату в глотку, но он лишь зло ухмыляется, наигранно критично осматривая свой внешний вид. Показушно отряхивается. – Мне все равно, – безразличным тоном отвечает он. – Поэтому ты предпочитаешь физическую боль душевной? Злорадная усмешка растягивается еще шире. – Боль? Мне неведомы чувства, забыл? А это... – Клаус взмахом руки указывает на застывшую поодаль толпу негодяев. – ...Просто забава. Нагуливаю аппетит. – Поужинаешь дома. Ты пойдешь со мной, – решает закончить весь этот фарс Элайджа. Ему уже порядком надоело присматривать за бомбой замедленного действия под названием – младший брат. С малышкой Хоуп проблемы казались куда поважнее. Год назад девочка потеряла не только мать, но и отрекшегося от нее отца. Вспоминать о том, как Хоуп пережила то время, не было ни сил, ни желания. – Решил указывать самому королю? – Я вижу лишь упрямого идиота. – Выражение лица Элайджи делается каменным. – Хоуп нуждается в тебе, Никлаус. Может, хватит уже жалеть себя, и пора начинать двигаться вперед? Что сказала бы Кэролайн, увидев тебя... таким? "Ничего не сказала бы, – подумал гибрид. – Просто посмотрела бы так, как умела делать это только она, и от этого ее взгляда он вырвал бы себе сам сердце". – Не Смей Произносить Ее Имя! – Клаус цедит каждое слово сквозь зубы. – Не то что? – продвигается вперед Элайджа. – "Ничего. Мы оба прокляты своим бессмертием," – мысленно отвечает сам себе гибрид. – Ты выслушаешь меня, хочешь того или нет. Никлаус насмешливо улыбается, разводит руками, как бы тем самым говоря – я весь во внимании. – Кэролайн мертва. Челюсть гибрида заметно напрягается. Злость? Ярость? Было бы неплохо. Хоть какая-то эмоция кроме равнодушия и апатии. – Ты должен перестать винить себя... и начать жить дальше. Без нее. На скулах Никлауса начинают ходить желваки, но он продолжает молча стоять, выслушивая старшего брата. – Найди в себе то, что Кэролайн когда-то увидела в тебе... Сделай так, чтобы ее жертва не была напрасной... – Заткнись! – не выдерживая, перебивает родственника гибрид. – Ее нет, и я прекрасно живу! – Избиваемый своим ужином? Страхом начинает смердеть еще больше. Малолетки явно нервничают, интуитивно ощущая опасность. – Это поправимо брат. – Обращает свой взор на подростков, нехорошо ухмыляясь избитый, извалявшийся в грязи гибрид. – И запомни, мне ВСЕ РАВНО! Клаус разворачивается в сторону ничего не понимающего "ужина", как застывший неподалеку Элайджа останавливает его. – Значит, тебе все равно, если я приказал избавиться от всех вещей Кэролайн? Решил заняться ремонтом, в доме мрачноватая атмосфера для ребенка, ты не находишь?.. Секундное напряженное молчание в ответ. – Что. Ты. Сделал? – не веря услышанному, отчетливо, чуть ли не по слогам, одними губами, интересуется первородный. Привлекательные мужские черты лица остаются неизменными. Только лицо застывает бескровной маской, и пропадает дыхание. – Тебе же все равно, – равнодушно замечает Элайджа, окидывая насмешливым взглядом удирающую со всех ног шпану. – Хорошее фото... – старший первородный поднимает с земли выпавший в процессе избиения родственника, снимок. – Только рога я пририсовал бы бараньи... Договорить Элайдже не удается. Налетевший на него словно порыв стихийного смерча, Никлаус, сбивает брата с ног, швыряя его словно муху о ближайшую бетонную стену. – Верни, – словно робот, абсолютно безэмоциональным голосом произносит гибрид, но от этого его тона способна застыть кровь в жилах. – Это мое. – Включи чувства, – поднимаясь на ноги, и поправляя сбившийся галстук, предлагает сделку Элайджа. Старший первородный ожидал последующего нападения, в этом младший брат как всегда оказался предсказуем. Поэтому ловко уйдя от удара, Элайджа молча, в полсилы, отшвыривает нападающего в сторону мусорных бачков. – Я понял. Ты против, – делает вывод первородный, придирчиво осматривая лацканы своего помятого пиджака. – Тогда... – он наглядно демонстрирует фото родственнику, надрывая край бумаги четко посередине. – НЕТ! Раздавшийся крик звучит душераздирающе. В нем заключено столько боли и откровенного отчаяния, что это буквально бьет по нервам, жилам, чувствительным рецепторам так и застывшего на месте древнего вампира. Вот так просто? Из-за какого-то единственного фотоснимка? – Брат?.. Ты вернулся? – в голосе Элайджи сквозит недоверие. – Я... – Клаус выглядит растерянным, и до нелепого уязвимым. – Мне все равно, – в страхе произносит он, начиная пятиться куда-то назад. Но его слова заведомо полны лжи. В них сквозит ужас. – Все хорошо. Ты переживешь это. Элайджа молниеносно перемещается к оцепеневшему родственнику, которому предстоит пройти через самый настоящий ад. И он поддержит его на этом жестоком пути, как и Коул, и Ребекка. Семья. – Это твое, – вкрадчиво произносит первородный и молча передает измятую фотографию законному владельцу бесценной реликвии. Шокированный начинающими накатывать на него, словно цунами, эмоциями, Никлаус послушно принимает свою драгоценную недавнюю находку. – Все, что у меня осталось... от нее... – дрожащим голосом комментирует гибрид, пытаясь выдавить из себя насмешливую ухмылку, но у него плохо это выходит. – Ты пройдешь через это. Держись, брат. Глаза гибрида постепенно начинают заполняться тьмой. Никлаус начинает отрицательно мотать головой из стороны в сторону. – Должен быть способ вернуть ее... – Она мертва, Клаус... – Ты виноват в этом! – стряхивая руку брата со своего плеча, в сердцах кричит Никлаус. – Ты! Все вы! Он похож на безумца. Очень несчастного безумца. – Ты был обязан защищать ее! Грызть глотки, сжирать сердца! Она была под твоей защитой в тот день! – Их были сотни. – Хоть тысячи! Ааааааааа! – Никлаус кричит на всю улицу от раздирающей его на части невыносимой, накатывающей боли, кричит от осознания потери, кричит от безысходности. Он прекрасно понимает, что Элайджа прав. Кэролайн была заведомо обречена. Ведуньи говорили об искуплении. Но цена, что они запросили, была непомерно высока. – Завтра мы почтим ее память. Все мы. И ты отпустишь ее. Никлаус стоит, замерев в переулке каменной статуей. Растрепанный, небрежный, извалявшийся в грязи, окровавленный. Фотография, которую он сжимает в руке, изрядно помята, но он вцепился в несчастный клочок бумаги словно в спасательный круг. – Нет, – отрицательно качает головой гибрид. – НЕТ! – выкрикивает он. Бесполезно спорить. Сверхчувствительный однолюб дуралей! Не в силах больше это терпеть, Элайджа молча привлекает брата к себе, чувствуя как тело того сотрясают болезненные судорожные рыдания, ощущает как гибрида корежит и ломает... Но старший первородный на то и старший. Он должен быть сильнее всего этого, и лишь крепче обнимает брата, не позволяя гордому упрямцу вырваться из захвата. Он делит с ним скорбь на двоих.***
Бледнее чем обычно, Никлаус с красными то ли от недосыпания, то ли от слез, глазами, безвольно стоял перед застывшим во времени пепельным монументом, глядя как будто сквозь него. По правую руку от него находились, словно немые тени, Элайджа, Ребекка и Коул. По левую – угрюмо насупившаяся Хоуп рядом с Хейли. – Соболезную, – тихо шепчет Ребекка, впервые за прошедший год обращаясь к брату. Ее рука нежно ложится на поникшее мужское плечо, ободряюще его сдавливая. Никакой реакции. Ни ярости, ни агрессии. Одна лишь скорбь в застывших стеклянных глазах. Гибрид буквально варится заживо в своей боли, он поглощен животной тоской, что сменилась сегодня утром на пасмурное уныние. И семья понимает насколько это колоссальное достижение. Да, Никлаус молчит, но это означает одно – неимоверным усилием воли он, наконец, взял себя в руки. И держится как только может. – Она была лучшая, – Коул ободряюще похлопывает скорбящего по плечу, и так же не получив в ответ никакой реакции, кладет под ноги прекрасному изваянию, алеющую розу. Но даже красота цветка не в состоянии затмить великолепия миниатюрной статной, выжженной солнцем фигуры. Прикрыв глаза, Коул мысленно прощается с членом семьи, с той, которая, так и не успев примкнуть к Древним, все равно стала их неотъемлемой частью. Их историей. – Брат, – Элайджа словно бы удостоверяется в том, что все в порядке, и, отдав должные почести, отходит назад. Подходит черед прощаться Никлаусу. Но он продолжает стоять на месте, собираясь с духом признать неоспоримое. Признать смерть своей второй половины. Своего второго я. Судорожный выдох вырывается из его груди, когда гибрид ощущает осторожное трепетное прикосновение к кончикам своих пальцев. Это Хоуп вкладывает в его безвольно опущенную руку свою крошечную ладошку. Четырехлетняя малышка поддерживает отца, не смотря ни на что. Всего четыре года. А такая сильная. Сильнее собственного, абсолютно убитого горем, отца. Девочка наотрез отказалась одевать траурный черный, предпочтя мрачному цвету нежно-голубой. Любимый цвет Кэролайн. Цвет ясного чистого неба. Цвет бездонных любимых глаз. Непроизвольно Никлаус сжимает крошечную ладошку в своей руке. Глаза нещадно щиплет. Наверно это от чадящих свечей. Синхронно вместе с дочерью, Никлаус решается сделать шаг к печально взирающему на них изваянию. Хоуп с особым трепетом и почтением кладет перед постаментом свой букетик, который с таким усердием сама собирала в парке вместе с Ребеккой и Коулом. Ей все утро не терпелось подарить его Кэролайн. Малышка даже конфеты, что накопила за целый год, хотела приволочь с собой, но ее вовремя отговорила от этой затеи Хейли. Хоуп целую неделю готовили ко встрече с Кэролайн, рассказывая ребенку про то, что та улетела на небеса к ангелам, и что пора проводить ее в последний путь... Безрадостное дитя несколько приободрилось от этой новости, решив, что когда Кэролайн спустится с небес, чтобы проститься, то она крепко-крепко ее обнимет и обязательно уговорит остаться с папой и с ней. Хоуп даже готова была есть овощи, и тайно принесла с собой свою главную драгоценность. Крошечную деревянную лошадку с всадником, подаренную ей на рождение отцом. Она подарит свое главное сокровище Кэролайн, пообещает быть самой хорошей девочкой на свете и все станет хорошо, как прежде. Папа, мама и Хоуп снова будут вместе! Будут играть, читать сказки, пойдут впервые в кино, – они обещали когда-то давным-давно взять ее с собой, потом пойдут гулять по городу слушая интересные рассказы отца, посидят в мороженице наслаждаясь солнечным днем, а после папа дорисует их портрет и... Столько всего надо успеть еще сделать!!! Только вот что-то Кэролайн не спешит спускаться с неба. Взрослые почему-то молча стоят в стороне, подарив цветы какой-то статуе, так похожей на Кэролайн. Хоуп нравится эта статуя. Красивая. Может это ее талантливый папа сделал, чтобы подарить Кэролайн? Ну где же она? Хоуп не терпелось посмотреть на широкие белые ангельские крылья! Клаус, с еле слышным, тяжелым вздохом, опускается на колени, рядом с дочерью. Каждое движение ему дается с трудом. Словно он прилагает неимоверные усилия, чтобы хоть немного двинуться с места. Первородный кладет у ног изваяния алеющий цветок. Его рука продолжает лежать на стебле, не решаясь оставить его. Впервые он дарит цветы своей женщине. Без ругани, без скандала. При жизни у него плохо выходило с подарками, со смертью же – он подносил свой дар стоя на коленях. В чем смысл? – Клаус, пора. Тихий голос Элайджи отвлекает от размышлений. Хоуп недоуменно оборачивается. Она не понимает, куда все собрались? Неужели уходят? Почему? Ведь Кэролайн должна прилететь к ним с небес! Оставив цветок у ног своей королевы, Клаус было поднимается, но остановлен вцепившейся в его плечо крохотной ладошкой. Миловидное личико крайне обеспокоено и застыло немой мольбой. Хоуп отрицательно мотает из стороны в сторону белокурой головкой, тем самым уговаривая отца подождать еще немного. – Милая, нам пора... – подходит Хейли, выходя из тени. Последний год, после всего произошедшего, волчица вела скрытный образ жизни, не доставляя никому никаких проблем, как это бывало раньше. Словно она чего-то постоянно опасалась... Хоуп с надеждой взирает на отца, ища у него прежней поддержки. – Мы еще немного побудем... с Кэролайн, – хриплым, словно бы надтреснувшим голосом, наконец выдает свое решение Никлаус и чувствует, как внутри него становится чуть теплее, когда дочь одаривает его благодарной улыбкой. Ребекка улыбается грустной, светлой улыбкой и остается стоять на прежнем месте, как и братья. Тихо удаляется одна Хейли, которой невыносимо находиться рядом с той, которую убили из-за ее глупой ревности и эгоистичной прихоти. Хоуп держит отца крепко за руку. Во второй ладошке надежно зажата любимая игрушка, которую она обязательно подарит сегодня своей любимице. Отец как-то странно смотрит на пепельно-серую статую, словно мысленно разговаривает с ней... Прощается... На веки вечные. Взрослые такие глупые. Смотреть надо на небо. Хоуп стоит, задрав голову к небесному своду. И ждет. Ну когда же, когда – прилетит Кэролайн? Она никогда не опаздывает! Проходит минута, другая... – Нам пора, my sweetheart, – Клаус обращается к дочери, в точности как и она, подняв взор к небу. Только первородный делает это не в ожидании чуда, а для того, чтобы не дать воли подступившим слезам. Не пристало мужчине плакать. Сегодня последний раз, когда он посетил этот склеп. Пора прекращать весь этот фарс, эти ночные разговоры. В течение всего года Никлаус каждую ночь тайком спускался вниз, чтобы рассказать застывшей Кэролайн про то, как прошел его день, бывало, он спрашивал у нее совета на счет того, как ему теперь жить без нее дальше, что делать... Временами гибрид даже ругался с ней, кричал, а после умолял на коленях о прощении. Под утро он вновь отключал эмоции и покидал безмолвную прекрасную девушку. Пришло время прекращать вопить, шептать, угрожать, умолять ЕЕ проснуться. Пришла пора отпустить и остановить безумие. Хоуп отчаянно мотает головой, намериваясь остаться. Детская душа переполнена светлой надеждой на лучшее, и ни в какую не намерена сдаваться, как делают это угрюмые взрослые. Добро всегда побеждает зло! Этому ее учила Кэролайн. А она никогда ей не врала, в отличие от всех остальных! Поэтому Хоуп останется и будет ждать, когда прилетит на своих волшебных ангельских крыльях МАМА. – Хоуп... – кажется, Клаус начинает понимать в чем дело. Он изначально был против дурацкого объяснения ребенку сегодняшнего здесь собрания, но за неимением сил для споров, предпочел промолчать. Зря. Присев, чтобы оказаться на уровне малышки, гибрид заглядывает глубоко в глаза напротив, так схожие с его собственными. – Попрощайся с... Кэролайн, – произнесенное вслух имя отдается острой зверской болью в размороженном сердце. Это временно, это все временно – твердит про себя древний. Хоуп отрицательно мотает головой. Упрямая. Вся в отца. Кажется еще немного, и у Никлауса лопнет сердце, как взорвавшийся красочной россыпью фейерверк. Девочка беснуется в руках отца, царапая и себя и его в кровь. Пара капель перемешанной алой жидкости попадают на Кэролайн. Статуя словно оживает красками. Пепел окрашивается кровавыми слезами. Шокированное выражение мужского лица сменяется на суровое. Подхватывая на руки Хоуп, и больше не обернувшись ни разу, Клаус первым стремительно покидает склеп. – Мамочкаааааа! Мамочкааа! Детский надрывный истерический визг рвет собой души присутствующим, разбиваясь о жестокую беспощадную действительность реальной жизни. Перевешиваясь через плечо отца, девочка отчаянно пытается вырваться, протягивая к печальному женскому безжизненному изваянию свои крохотные ручки, словно прося защиты, умоляя заступиться, пожалеть, обнять... Но прекрасная статуя остается безучастной к детским страданиям, и исчезает в вечном мраке вместе с захлопнувшейся где-то вдали дверью, и замурованным кирпичом небесным сводом.***
– Привет... Живая и невредимая Кэролайн стоит прямо перед Никлаусом, находясь от него на почтительном расстоянии. Она словно только что проснулась. Стоит, как ни в чем не бывало во внутреннем дворе дома, с недоумением озираясь вокруг. В голове туман. Очнувшись в мрачном склепе, первой ее мыслью были – Клаус. Хоуп. И больше ничего. Вот она здесь. Неимоверная слабость, граничащая с полуобморочным состоянием. Места до боли знакомые, но переделанная кое-где архитектура вначале сбила с толку. Появившийся перед девушкой словно из ниоткуда Никлаус, действует на нее несколько отрезвляюще. Он другой. Не тот, что прежде. И так смотрит на нее... Исходящий от мужчины холод проникает словно бы под кожу, устремляясь своими жестокими щупальцами к самому сердцу.***
Она пошла на эту сделку ради первородных. Ради своей семьи. Год Кэролайн провела в забытье, позволяя черпать из себя силы треклятой ведьме. Эстер. Девушка позволила добровольно иссушить себя на время, пожертвовав собой ради жизней первородных. Кэролайн не знала, что была особенной. Она являлась неизменной, неотделимой составляющей Никлауса Майклсона. "Каждой твари по паре," – так кажется, выразилась Эстер, объясняя особенность заключенной в новообращенной юной вампирше, неиссякаемого источника невероятной силы. Даже для такого как Никлаус, природа, впервые за тысячелетие, создала для волчьей натуры не просто спутницу, а маятник, – ту, которая являлась его нейтрализатором, его возвращением от тьмы к свету. Гибрид своей нескончаемой чередой зверских убийств, пересек некую незримую черту, и природой, в ответ на это, было воссоздано равновесие, призвавшее утихомирить жестокую натуру. Особенная. Единственная в своем роде за всю историю человечества, подстать уникальному творению природы в виде самого опасного хищника на планете. Гибриду самой судьбой была предопределена созданная именно для него самка. Природа нацелена на гармонию и равновесие во всем. Великий баланс. Тьма и свет. Кэролайн добровольно позволила черпать из себя силы, в обмен на обещание не возвращать к жизни Майкла и не вредить первородным. Она была загнана в ловушку. И выбрала жизнь для древних, взамен на свою собственную. Эстер подтвердила свое обещание кровью. Нарушив слово, ведьма отправилась бы обратно в преисподнюю. К тому же, у матери первородных за время пребывания на Той Стороне, сложилось несколько иное мнение насчет своей семьи. Было время над чем поразмыслить. Уничтожить, как настаивал все столетия одержимый муж-психопат, все семейство, ей уже не казалось столь заманчивой и гениальной идеей. На Той Стороне ведьма видела, что зло существует на земле и помимо вампиров. Она наблюдала за тем, что и кровопийцы бывают чисты душой, а живые люди – грязны как сажа. Исчезни вампиры, зла от этого не стало бы меньше. Природа все равно сохраняла неизменный баланс. Смысла в убийстве собственных детей Эстер больше не видела. Слишком уныло и холодно было ей на Той Стороне. Слишком многое она переосмыслила. Слишком многое хотела исправить. Целый год ведьма черпала силы из неиссякаемого запаса, предварительно обезопасив себя от отсечения себя от источника. Узнай ее неуправляемый сын о материнской проделке, тут же придумал бы как забрать свое назад. Звериная природа подсказала бы ему как это сделать. Именно по этой причине Эстер пришлось воссоздать ложную смерть девушки, чтобы ту даже не пытались разбудить. Мертвые не нуждаются в спасении. Не учла Эстер одного. Неуправляемые природные узы все-таки нашли лазейку, и вопреки всему – нарушили все ее планы. Кровь от крови. Всего какая-то жалкая, ничтожная капля алой жидкости первородного, каким-то неведомым образом попавшая на иссушенный организм, и весь гениальный план полетел к чертям, рассыпавшись как карточный домик. Кэролайн являлась вампиром, умудрившись взять линию своего происхождения от самого гибрида. Природа была не глупа. И родная кровь вернула к жизни родственную душу. Эти двое были повязаны между собой на веки вечные. Капля первородной крови, что попала на застывшую девушку, распространилась постепенно по всему ее организму, даруя новую жизнь. Пепел известковой крошкой осыпался на пол темницы, освобождая свою прекрасную пленницу. Кэролайн очнулась с ржавым привкусом во рту и колотящимся сердцем. Она медленно раскрыла горящие голубой бирюзой ярко-фиалковые глаза, сбрасывая остатки сна. Горести. Она заблудилась в горестях. Слабая. Напуганная. Но ведомая неким чутьем, ожившая девушка одной силой мысли сорвала с петель замурованную дверь, направившись к своей цели. Она возродилась, восстав, словно феникс из пепла. Обращение было завершено. Мир еще не знал такого создания.***
– Ты молчишь... Замеревшая прекрасной фарфоровой куклой, Кэролайн с обожанием и толикой тихой грусти взирает на своего собеседника. Но Клаус продолжает стоять посреди двора, абсолютно пораженный внезапным вторжением в свою смиренную жизнь вихрем разнообразных эмоций. – Очередные происки врагов? – была первой мысль. – Галлюцинация? Сон? Но предательское сердце, вопреки голосу разума, при одном лишь звуке босых знакомых шагов где-то вдали, успело пуститься в галоп, грозя не остановиться вовсе. Сидя в освещенном луной кресле и сторожа покой дочери, Никлаус не поверил самому себе, но находился уже во внутреннем дворе особняка. В центре стояла ОНА. Продрогшая. Худенькая. Потерянная. Светлая. До удивительного прекрасная. Луна серебрила спутанные медовые волосы Кэролайн, сделав ее лицо до крайности бледным и оттого трогательно-невинным. Шок. Галлюцинация. Сон. Гибрид застыл, желая никогда более не просыпаться. – Клаус... – еле слышно, одними губами произносит его имя девушка, делая шаг навстречу к нему. Ее голос звучит в ночной тиши, словно хрустальный перезвон рождественских колокольчиков. Первородный шарахается назад, снося собой столик и пару стульев. Босая девушка тут же отступает назад, словно отстраняясь от дикого зверя. Хрустально-голубые глаза полны вины и мольбы о прощении. – Ты умерла! – орет гибрид. И крик, который он издает, рвет душу. – Тебя нет! Не в силах перечить, блондинка отрицательно мотает головой, словно маленький ребенок. Надо быть очень, очень осторожной сейчас. Дикий зверь не поддается контролю. – Эстер... Сделка... Это я... – сбивчиво пускается в объяснения ожившее создание, желая как никогда в жизни, с разбега оказаться в объятиях этого Дьявола. Но она медлит, инстинктивно осознавая, что такой порыв может оказаться губительным для нее. – Сделка?.. – Горло гибрида словно перехватывает некий спазм. Ему трудно говорить. – Ты не ОНА! – сквозь сжатые зубы отказывается верить своим глазам он. Он отказывается верить в реальность происходящего. Слишком много воспоминаний, слишком много вновь накатившей боли. Разочарования он не вынесет. Не переживет. Сойдет с ума. Хрупкая блондинка, что стоит перед ним, другая. Она изменилась. В груди этой странной девушки бьется живое человеческое сердце. Наивная глупышка ответит за свое дерзновение шутить над королем. – На веки вечные... – еле слышно, не спуская ярко-синих во тьме глаз с первородного, шепчет хрупкая, чуть ли не шатаемая на ветру блондинка. Ее полуразодранное платье висит на ней лоскутами. Оборотни были беспощадны, волоча в тот Черный день королеву вампиров на казнь. Босые ноги перепачканы пылью и грязью. Заметно похудевшая, изможденная фигура покрыта пепельно-серым налетом, но от этого всего девушка не менее прекрасна и притягательна. Это она. Вне всяких сомнений. ОНА. Грудную мужскую клетку покидает судорожный выдох. Поверил. Девушка неуверенно, шаг за шагом, словно плывет по воздуху, приближается к первородному. Останавливается напротив него. Дрожащей от озноба рукой, робко касается его лица, чувствуя под нежной кожей колкую неизменную щетину. Ласкает, нежит, как только умеет это делать она одна. – Убирайся, – открыв зажмуренные было глаза, Клаус взирает на блондинку как на безродную собаку, которой вздумалось потереться о его ногу. На безупречное неземное лицо девушки ложится тень страха. Ее глаза полны мольбы о прощении, но взгляд напротив холоден как сам айсберг. – Ты умерла для меня, – поясняет Никлаус, перехватывая тонкое женское запястье. – Ник! Кэр! Так это правда?! – громкое, с трудом сдерживаемое восклицание Ребекки звучит громом среди ясного неба. Нервный полный запредельного счастья смешок, и... Кэролайн сдавлена невероятной силищей второй блондинки, чувствуя как трещат от перенапряжения ее ребра. Появившийся заспанный полуголый Коул, не в силах выдавить из себя и слова. Кривая усмешка плохого мальчика подавляет подступающий ком к горлу. Секунда, и Ребекка силой отцеплена младшим братиком от худенькой слабой фигурки. – Спасибо... – выдает вежливую благодарность Кэролайн за спасение от любвеобильной непонятно с чего первородной сестрички, как тут же бывшая мисс Мистик Фоллс, забывает, как надо дышать, сдавленная в объятиях грубой мужской силищей. Да что с ними всеми такое?! – Коул...– появившийся в проходе Элайджа, заставляет младшего поганца одним только взглядом, ослабить свою медвежью хватку.– С возвращением, Кэролайн. Девушка приветственно неловко кивает в ответ. Ей кажется, или серые глаза старшего первородного так и сияют непривычной радостью? Удивлением, граничащим с шоком? Приблизившись чуть ли не вплотную к девушке, Никлаус смотрит убийственным, полным ненависти взглядом ей прямо в глаза. – Эта самозванка держит вас всех за идиотов! Ярый сердечный ритм служит музыкальной какофонией для чувствительного вампирского слуха. Несомненно, это ОНА. Только запах стал ярче. Насыщеннее. Еще ароматнее. В сотни. Нет. В тысячи раз! ЖИВА. Обвела вокруг пальца. А после заявилась, как ни в чем не бывало. Сука! – Приговариваю к заточению! – шипит, словно выплевывает Никлаус. В таком настроении ему никто не осмеливается перечить. Даже напрягшийся неподалеку Элайджа. Первородный удаляется, по пути пнув ногой стул с такой силой, что тот, отлетая в ближайшую стену, разлетается в щепки. – Серьезно?! Гневное восклицание осмелевшей девчонки заставляет гибрида остановиться и нехорошо так усмехнуться. Внутренне он весь дрожит. Гнев. Радость. Ярость. Немыслимый восторг. Неверие. Шок. Буйство. Злоба. Клубок противоположных, несостыкующихся между собой эмоций, буквально заставляют кипеть кровь. Секунда. И взбалмошная девчонка прижата на сверхскорости гибридом к стене, задыхаясь от нехватки кислорода. Выбор сделан. Ненависть! Ненависть! Ненависть! Больше он никогда не позволит собой помыкать! Никому! Больше никогда не даст слабину. Вампирам не свойственна любовь. Гибриду и подавно! Немыслимая роскошь. Слишком невыносима пытка для сверхсущества, когда теряешь это редкое чувство. Как ОНА посмела предать его? Действовала за его спиной! Подлая сука! Так просто обрекла его на страдания! Хоуп, семью... И думала, что ей так просто все сойдет с рук?! Предательница! Обманщица! Безжалостная стерва! – Тебе уготована честь стать моим ужином, милая, – горячо шепчет на ухо задыхающейся ослабленной за год девчонке, гибрид. Его голос пропитан ядом злобы и умопомрачительной ярости. – Будь любезна, дорогуша, подготовить себя для меня ровно через час. С этими словами Никлаус резко расцепляет стальной капкан из пальцев, в который заключил тонкую изящную шейку, и зыркнув исподлобья на ринувшихся было на спасение несчастной, родственников, испаряется, громко хлопнув на прощание дверью.***
– Он отойдет... Дай ему время... – неловко пытается объяснить странную реакцию брата на возвращение с того света той, без которой не мыслил жизни, Ребекка. Первородная плохо обладала умением утешать кого-то. Даже малышка Хоуп редко нуждалась в этом. После пережитого шока своей первой в жизни серьезной потери, девочка замкнулась в себе. Стала до ненормальности тихой. Неразговорчивой. Удобной... Ни криков, ни шума, ни слез. Она то раскрашивала днями свои любимые раскраски, то усердно занималась с нанятыми для нее лучшими репетиторами, но чаще всего любила находиться в шкафу... Девочке нравилось тайком посещать бывшую спальню отца, превратившуюся в некий алтарь – пыльный, запущенный и казалось всеми позабытый. Но это было не так. Просто здесь запрещено было прикасаться к чему бы то ни было. Как в музее. Поэтому ребенок, с присущим ему любопытством, часами разглядывал покрытые пылью женские многочисленные безделушки, усердно вчитывался в заумные старые конспекты, но чаще всего Хоуп любила залазить в шкаф с многочисленными непривычно яркими и красочными платьями, кофточками и юбочками, и, вдыхая родной наивкуснейший аромат, успокаивалась и тихонечко засыпала в самом темном и отдаленном уголке гардеробной. Только белокурой кудряшке сходило с рук нарушение строгого запрета отца на посещение данной из комнат. Потому что только четырехлетняя кроха разделяла ту же ненормальную привязанность к трагически погибшей владелице пыльных сокровищ. Сапфировое магическое свечение успело покинуть блондинку, и теперь она казалась крайне уязвимой и предельно ослабленной. – Что это? – подлетает к находящейся на грани истерики девушке Ребекка. – Синяки? Первородная недоуменно прислушивается, округляя глаза. – Ты человек! – восклицает она чуть ли не на полдома. Прекращая дрожать, Кэролайн машинально касается собственной шеи, подбегая к зеркалу. По пути она спотыкается, не рассчитав скорости. Вампирские привычки до сих пор остаются все еще при ней, только прежние сверхсилы отсутствуют. Девушка с изумлением и испугом разглядывает собственное отражение. Багровые отпечатки мужских пальцев, что отпечатались у нее на шее, постепенно переходили в фиолетово-синие. Кэролайн выглядит шокировано. Она не знает плакать ей или смеяться? Человек. Мама будет в восторге! – Это невозможно... – пораженно шепчет она. Сочувствующий взгляд Ребекки раздражает. – Немедленно прекрати на меня так пялиться! – резко оборачивается к первородной стерве Кэролайн. – Я не инвалид! Выражение личика первородной сестрички тут же становится брезгливо-надменным. Она швыряет на постель небольшой ворох одежды. Явно что-то из своего сексуально-пошлого гардероба. Кэролайн за каких-то пару секунд все забраковывает, отбрасывая на дальний край постели. – Тебя что, Клаус закинул в клетку к тиграм?! – похудевшая блондиночка недовольно демонстрирует рваные джинсы их законной обладательнице. Если она не будет обсуждать моду, то непременно тут же разревется, как какая-то слабачка. Заторможенная шоковая реакция от всего произошедшего засела где-то глубоко внутри нее. И, кажется, Ребекка это понимает. Деланно ей подыгрывает, возмущаясь в ответ, и переводит стрелки на невзрачный подраный гардероб самой Кэролайн, тогда как в фиалковых глазах первородной так и плещется... сочувствие? – Как – год?!!! – новость о прошедшем времени вводит блондинку в ступор. Ей казалось, что прошло всего каких-то пару часов с момента вторгшихся в дом восставших оборотней. – Серьезно? – тихим шепотом выдает свое привычное Кэролайн. Ноги подкашиваются, и она безвольно оседает на край постели, комкая в руках забракованные джинсы. – Все наладится... – неумело пытается подобрать слова утешения первородная. Отчего-то циничной вампирше не безразлично состояние воскресшей настырной, так ее всегда раздражающей, конкурентки. – Меня как-то Ник на 50 лет усыпил... Подумаешь – год! Выспалась?! Шутка не срабатывает. – Выходит, я пропустила собственное совершеннолетие? На самом деле Кэролайн плевать на это, но осознание того, чему именно она подвергла за прошедшие месяцы Хоуп, Клауса, свою семью – начинает постепенно доходить до нее. Все это время они считали ее погибшей. Эстер говорила о паре часов... Как она могла довериться этой ведьме? Кэролайн нервно обнимает себя за плечи. Но разве у нее был тогда выбор? На кону стояла жизнь первородных. На тот момент торговаться было не в ее интересах. Долг уплачен, но какой ценой. – Как Хоуп? Подросла? – сквозь подступающий ком к горлу, выдает из себя Кэролайн. Худые тонкие изящные пальчики мертвой хваткой вцепляются в рваную джинсовую ткань. Она не знает, куда ей девать руки. Что же пережил Клаус за все это время? Все они? Через что им пришлось пройти? Что бы чувствовала она, окажись вдруг на месте гибрида? Заполнившие глаза слезы, проливаются резвыми ручейками по коже лица, оставляя после себя светлые полосы. Мертвенный пепел, в который она была заключена, тонким слоем продолжает все еще присутствовать на ней. Кэролайн нестерпимо стыдно. Как жалко она наверно сейчас выглядит. – Значит, те модные платья, что я заказала для Хоуп, уже не подойдут ей по размеру... – пытаясь хоть как-то оправдать проявление собственной уязвимости, срывающимся от подступающих к горлу рыданий голосом, поясняет чумазая блондинка. – Она носила каждое, – тихо присаживается рядом с девушкой Ребекка. – То, элегантное кремово-розовое, это Шанель? – Versace, – всхлипывает бывшая вампирша, от всей души благодарная Ребекке за то, что та не унижает ее своей жалостью. – Я так и думала, – согласно кивает первородная, словно бы не обращая никакого внимания на всхлипывающую собеседницу. – А помнишь, изящное голубое? Хоуп из него не вылезала неделю! Я заказала себе один в один точно такое же... Как ты только такие находишь? Это шик! – Просто у меня есть вкус! – коротко сквозь душащие слезы, пытается улыбнуться Кэролайн. – За исключением мужчин! – не остается в долгу Ребекка. – Кто бы говорил... – парирует начинающая быть похожей саму на себя девчонка.***
Горячий душ смыл опостылевшую сажу с тела. Ребекка с любезностью предоставила свою ванну, прекрасно понимая, что восставшей из мертвых не стоит пока разгуливать по дому в таком виде. Вся одежда оказалась Кэролайн велика. Тинейджерские, абсолютно не в ее стиле джинсы, держались на ней при помощи только кожаного ремня. В черной футболке Никлауса с V-образным вырезом, которую тайком умыкнула первородная сестричка, девушка практически утонула, но за неимением чего-то более достойного, Кэролайн следовала след в след по длинному коридору за Ребеккой. И замерла у одной из двери. Словно ее приковали к месту намертво. Обернувшись, первородная хмурится. – Всего на минутку... – в голосе Кэролайн столько мольбы, что отказать ей просто невозможно. – Только быстро, – сдается Бекс, и проходит в детскую вместе с оцепеневшей блондинкой. Тьма ночи рассеивается ночником, вырисовывающим по стенам сказочные узоры. Феи, единороги, русалки, принцы, звезды, галактики... Кэролайн несколько дней искала это чудо, чтобы подарить малютке. Приятно было осознавать, что подарком до сих пор пользуются. Свернувшись крошечным комочком, Хоуп тихонько сопела в своей кроватке, зажав в ладошке деревянную лошадку. Зеленый крокодил Крош грелся где-то под боком девочки. Хоть что-то осталось неизменным. Кэролайн сглатывает подступающий к горлу ком, подавляя в себе внутренний порыв жаждущий обнять дитя и прижать к себе крепко-крепко к сердцу. Это ЕЕ ребенок! ЕЕ! Кровь от ее крови! Она чувствовала это настолько ярко теперь как никогда прежде. Бывшая вампирша обменивается лучистым понимающим взглядом с Ребеккой, у которой у самой глаза на мокром месте. Первородная в последние годы стала излишне сентиментальной. Выглядывающий из-под подушки Хоуп край цветной фотокарточки кажется сомнительно знакомым. Осторожно, лишь бы не разбудить ребенка, Кэролайн берет в руки фото. До очарования нежная, милая улыбка очерчивает собой бледные губы. Скорее почувствовав угрозу, нежели услышав ее, Кэролайн машинально оборачивается, сталкиваясь взглядом с серыми глазами вошедшего в спальню гибрида. Четко прорисованные черты лица заострены. В каждом хищном движение ощущаются сила и власть. От мгновенно переместившегося к ней гибрида, девушку обдает коротким порывом холода. Не пророня ни звука, первородный молча изымает фотографию, якобы спокойно кладя ее на прикроватный детский столик, и сжав оцепеневшую под его пасмурным взглядом девушку за запястье, Клаус скрывается вместе с ней прочь из спальни. Не рассчитав силы, смертоносный убийца отпускает девчонку так резко, что та избегает падения лишь благодаря стене, о которую больно ударяется плечом. Кэролайн морщится, потирая ушибленное место, и как ей кажется, успевает заметить в холодных глазах напротив проблеск сожаления и вины. – Кажется, я четко озвучил свое желание, – пытаясь говорить тише, чтобы не разбудить Хоуп, цедит сквозь зубы первородный. – Будь любезна следовать моим правилам в этом доме. Еще секунда и он бросится на нее. – Да. Я поняла, – затравленно глядя на озверевшего хищника, послушно кивает ему блондинка, стараясь не поднимать глаз от пола. Обеспокоенная происходящим Ребекка, чуть ли не мечется от волнения, находясь рядом. Ей совсем не улыбается навлечь на себя гнев брата, но и оставить в беде воскресшую мисс Идеальность она отчего-то тоже не может. Кэролайн сама на себя не похожа. Сама покорность. Она потеряла свое право голоса, решив принести себя в жертву не посоветовавшись при этом ни с кем. Именно тогда она потеряла какое-либо доверие. Она заслуживала такое отношение к себе, и принимала это с должным повиновением.***
Поздний ужин проходил в загробном молчании. Клаус не притронулся ни к одному блюду, отчего и у остальных пропал аппетит. Фамильярно развалившись на стуле, чем-то напоминающий трон, гибрид нисколько не стесняясь, в открытую пялился на не пойми как одетую воскресшую половину, чем смущал ту до невозможности. Это ее учащенное сердцебиение, зашкаливающий пульс, адреналин – приятно ласкали слух. Загипнотизированная Минди принесла очередное блюдо, поставив его на середину стола. Жареное сочное мясо под индийскими пряностями. Аромат жаркого заставил наполниться рот слюной. Данный вид голода непривычно ощущать, но зато его легче было контролировать. Сидя с прямой осанкой, словно она одета не в тряпки, а самое дорогое роскошное платье, Кэролайн чинно, с чувством полного достоинства и благородства, степенно отрезает крошечный кусочек пышущего жаром мяса, и кладет его себе в рот, медленно и тщательно пережевывая. Зрелище крайне сексуальное и завораживающее. – Нет нужды следовать этикету, милая, – усмехается Клаус, продолжая прожигать своим убийственным взглядом девушку напротив. И отпивая вино из бокала, небрежно добавляет. – К черту формальности! Это срабатывает неким детонатором. Слышится звон брошенных на стол столовых приборов. Оголодавшая за последнее время Кэролайн, голыми руками хватает с тарелки ароматное мясо, впиваясь в него своими белоснежными зубками со всем своим изголодавшимся остервенением. У мужской половины присутствующих за столом на миг перехватывает дыхание от столь вопиющей необузданной сексуальности, что творится прямо у всех на виду. Словно обезумев, Кэролайн запихивает в рот все сразу – мясо, хлеб, гарнир. Не успевая пережевывать, она, торопясь, словно у нее все отнимут, моментально все проглатывает, и со стоном наслаждения вновь набивает полный рот еды. Божественное зрелище. У Ребекки, кажется, отвисает челюсть. У мужской половины зрителей явно становится немного тесновато в штанах. – Предлагаю тост за возрождение! – поднимает бокал Элайджа, первым находя выход из неловкого положения. Нежная кожа лица виновницы торжества покрывается смущенным румянцем. Насытив желудок, звериный инстинкт покидает ее, сменившись цивилизованными правилами общепринятых приличий. – Благодарю, – еле слышно лепечет в ответ Кэролайн, делая вид, что все в порядке. И манерно промакивает перепачканное едой лицо и руки салфеткой. Вино на удивление потрясающее. Странный привкус... – Минди, прошу, подойди ко мне милая. – Вряд ли Кэролайн одобрит такое застолье... – пытается предпринять слабую попытку образумить брата, Элайджа. – Тем больше причин праздновать! – парирует Клаус, взбудораженный всем происходящим. – Глядя на нашу гостью, у меня тоже разгорелся аппетит. Вы не против? И не дожидаясь ответа, гибрид в мгновение ока меняет облик, впиваясь острыми, как бритва клыками в услужливо ему предоставленное женское запястье. Алая кровь стекает у него по подбородку, капая на белоснежную скатерть, одежду. При этом Никлаус не спускает своих черных хищных глаз с замеревшей от ужаса Кэролайн. За ее жестокий проступок расплачивалась ни в чем не повинная прислуга прямо у нее на глазах. От такой несправедливости Кэролайн захотелось выковырить первородному глаза вилкой! Вот он отстраняется от запястья девушки, но чтобы только привлечь ее к себе на колени и со всей своей яростью впивается в белоснежную шею. Еще немного и откусит кусок. – Ты убьешь ее! – вскакивает со своего места Ребекка. – Ты отвратителен! – возмущению Кэролайн нет предела. – С чего вдруг, милая? Ты пьешь практически тоже самое... Мерзавец подлил ей в бокал с вином собственной крови! Вот от чего у нее улучшилось самочувствие и прекратилась боль. Следом за Ребеккой вскочила и Кэролайн, прикрывая рот ладонями. Еще немного и ее вырвет. Она еле-еле успевает домчаться до ванной, благо ей хорошо известен дом первородных и расположение комнат. Тошнит ее нещадно. Ужин пропал даром. Гад! Минди ни в чем не виновата.***
Дни пошли своим чередом. Хоуп не отлипала от Кэролайн ни на минуту, проводя с ней все свое свободное время. Ребенок стал единственной отрадой в том аду, что создал для нее бывший возлюбленный. Невинные жертвы стали неотъемлемой атрибутикой каждого ужина, на котором присутствие Кэролайн было обязательным, хотела она того или нет. Никлаус не убивал несчастных, оставляя им толику крови для того, чтобы на следующий день лишь вновь поглумиться над ними. Никакие доводы больше не действовали на первородного. Любые раздражающие его разговоры чреваты были последствиями. Однажды, разъярившийся гибрид, чуть было не подверг саму Кэролайн внушению, и если бы не появившаяся в этот момент Хоуп, страшно было подумать на что пошел бы жестокий тиран. Бывшая вампирша вела себя тише воды, ниже травы, покорно принимая любое наказание, если оно было направлено именно на нее. Она понимала, что заслужила это. Прощение – это было недоступной роскошью для Никлауса Майклсона. И она принимала его натуру. Целиком и полностью. Без остатка. Понимала его озлобленность как никто другой. В ночь кровавого ужина, после того как несчастная девчонка полчаса чистила зубы в ванной, утомленная, похудевшая как казалось еще больше, она вышла в спальню, обнаружив там поджидающего ее сурового гибрида. Он стоял в темноте комнаты, возле окна – разглядывая краски улиц Нового Орлеана. От статной, чуть сутулой, подтянутой фигуры исходила невиданная сила и мощь. – Успокоился? – глядя осуждающим взглядом на негодяя, глухо интересуется Кэролайн. Разворачиваясь к ней от окна в пол-оборота, лицо гибрида озаряется сексуальными ямочками. Он еще смеет усмехаться над тем, что сотворил. Не успевает утомленная девушка должным образом возмутиться данной наглости, как оказывается повалена всесильным первородным на постель. Глубокий, горячий, сумасшедший поцелуй сносит обоим головы. Они похожи на пылких подростков, впервые дорвавшихся до чего-то запретного. Но жестокий напор распаленного гибрида быстро охлаждает весь пыл. Отчаянная борьба, что завязывается между ними, не приводит ни к чему хорошему. Никлаус с легкостью срывает с девчонки джинсовый ремень. Слышен был только свист поддерживающего нижнюю часть гардероба, кусочка ткани. Вырваться из-под превосходящего в разы веса не представляется никакой возможности. Проделать остальное проще простого. Несчастная джинса была в секунду сорвана с сопротивляющейся девушки. – Клаус, пожалуйста... Нет... – крик пропадает где-то в горле, превратившись в срывающийся шепот. Она понимает, что это не занятие любовью, а очередное наказание. Все что угодно, но только не это. Только не так. С силой раздвинув стройные женские бедра и оказавшись между ними, Никлаус не позаботившись о том, чтобы сорвать с перепуганной под ним девчонки безразмерную футболку, жадно припадает к ее груди, кусая за соски сквозь бюстгальтер, сквозь черную хлопковую ткань. Он обезумел. Он сошел с ума. Рука проникает к самому сокровенному. Кэролайн бьется под ним, как пойманная в силки птичка. – Нет, нет, нет... – в ужасе шепчет она. Ее бедра елозят по простыням под болезненной настойчивой лаской. Предательское тело подчинялось собиравшемуся взять ее озверевшему от похоти самцу. Тугая спираль лихо закручивалась все туже и крепче. Опытные горячие пальцы жестко брали ее там внизу, помимо боли причиняя умопомрачительное наслаждение. Сквозь затуманенность разума, не оставляющая попытки прекратить все это, Кэролайн почувствовала на своих губах самодовольную усмешку гибрида. Его пальцы заскользили в ней чаще, с большей легкостью проникая внутрь. Тело предавало ее. И Кэролайн сдалась. Обхватив колкое мужское лицо ладонями, она заставляет беснующегося гибрида заглянуть ей в глаза, прежде чем тот совершит непоправимое. Дикарь. Ноздри раздуваются от ярости. Он жарко затравленно дышит. Глаза полны желания. Он жаждет обладать ею, чтобы наконец-то поверить. Поверить в то, что ОНА жива. Снова Рядом С Ним. Дома. Что Она Его. Не прерывая зрительного контакта, Кэролайн лежа под своим мужчиной, слабо шевелится, принимая более удобное для себя положение. Гибрид останавливает свои действия, заинтересованный странной женской реакцией. В хищном взгляде замерла настороженность и предупреждение. Только конец света может помешать первородному завершить начатое. Какое же он животное. Ее дикий ручной зверь. Чуть приподнимаясь, насколько ей это только позволительно, девушка нежно соприкасается с мужчиной лбами. Глаза в глаза. Они тонут в том космосе, что создается вокруг них. Кэролайн осторожно проводит кончиком своего языка по влажным губам распаленного над ней не на шутку мужчины. – Ты никогда не получишь моего прощения, – рычит с чуть заметной в голосе хрипотцой первородный. Вот упрямец. – Хорошо, – послушно шепчет ему в ответ Кэролайн, и первой приникает к его губам глубоким нежным поцелуем. Не хочет найти в себе силы, чтобы простить ее, пусть будет так, но эта ночь пройдет по ее сценарию. Оба чувствуют острую необходимость в физическом единении, тогда как духовное уже давно предопределено самими небесами. Прерывая поцелуй, оба замирают. Отстраняются. Жаркое дыхание в ночной тиши звучит слишком шумно и интимно. Пускай. Лицо девушки озаряется солнечной, родной до боли улыбкой. Так она ему улыбалась лишь однажды. В момент откровения. В лесу, когда случился их первый раз. Его девочка. Негодница. Как же он ненавидит ее! Как сильно обожает! Неужели такое возможно? Голубые глаза, словно две призмы озаряются во мраке ночи фиалковым свечением. До жути умопомрачительное прекрасное зрелище. И эта ее улыбка... Что она теперь такое? Ангел? Или Демон? К черту все! Секунда и оба срываются с места чуть ли не наперегонки. Клаус избавляется в мгновение ока от брюк с рубашкой, пуговицы от которой россыпью стучат по полу, Кэролайн рывком выныривает из влажной от слюны гибрида безразмерной футболки. Щелкает застежка бюстгальтера. Клаус не в состоянии больше терпеть и торопит события. Прикосновение кожи к коже уже кажется пускай слабым, но маленьким оргазмом. – Я скучал... – прежде чем заполнить собой ждущую его девушку, еле слышно шепчет ей на ухо гибрид. – Знаю... – вторит ему Кэролайн и с болезненным стоном прогибается в талии упругой дугой, ощущая непривычную острую болезненность где-то глубоко внутри себя. ...Он лизал, кусал ей соски, терзал бедра, пока крик не стал бессловесным. Весь мир сузился до величины ее лона. Забылось все – предательства, извечная вражда, убийства, коварство, месть, распри... Остались только сильные жилистые руки Клауса, его горячий жадный рот, его пульсирующая плоть внутри. Он довел ее сперва до стонов, потом до срывающегося с губ крика, а после до всхлипов, и лишь тогда излил в нее свое семя. Кровь, что была нещадно размазана по белоснежным худеньким бедрам, Клаус слизал ее всю, без какого-либо остатка. Девственная. Чистая. Невинная. Ничего вкуснее он не пробовал за все свое прожитое тысячелетие. Ужин удался.***
Первородный, наконец-то, угомонился, и, подмяв свою драгоценную половину под себя, заснул чутким беспокойным сном. На небосклоне взошла луна и Кэролайн, пригретая жаром, исходящим от своего мужчины, наконец-то, тоже забылась. Ей снилось, что она гуляет по осеннему лесу, позабыв про все свои беды и душевную боль. Она кружилась среди желто-алого листопада и смеялась вместе с Хоуп и Клаусом, а далекие мерцающие звезды нашептывали ей тайное. "Пройти через тьму, чтобы достигнуть света, возродить любовь из пепла и заслужить покой... Дитя света и тьмы да воссоздадут гармонию..."***
Ночь ничего не изменила. Лишь кровавые публичные ужины исчезли. Прохладное отношение осталось прежним. Кэролайн послушно принимала данный вид наказания, но больше к себе гибрида не подпускала. Тело до сих пор ныло после страстной ночи. Так опрометчиво лишиться заново девственности! Каждый раз, когда девушка оставалась наедине со своим соблазнителем, она начинала чувствовать себя в его присутствии крайне неловко. Но гибрид, словно бы не замечая этого, занимался своими делами, намеренно не обращая никакого внимания на присутствующую скромницу. Надо было сказать, после страстной ночи, он несколько изменился. Стал относительно спокойнее. Уравновешеннее. И казалось, что управление Французским Кварталом стало ему даже нравиться. Положительные результаты в виде крепкого перемирия между кланами были тому доказательством. Кэролайн заняла тактику послушной девочки. Не перечила. Не грубила. Не пререкалась. Ее нынешней стратегией стало одержать победу над злом добром. Но давалось ей это с трудом...***
– Серьезно?!!! – слышится приглушенный злобный шепот. – Быстро поднимись, не позорь меня! – Нет, моя королева. – Кланяется безупречный темнокожий вампир и встает перед девушкой на колено. Вокруг них начинает собираться небольшая толпа из ближайших приближенных. Многим любопытно поглазеть на старомодное невиданное чудо. – Идиот! – шипит раздраженная блондинка, не зная, куда ей деваться от стыда. – Не стоит одаривать меня столь приятными словами. Я так ждал нашей встречи госпожа. – ??? – у Кэролайн нет слов. Впервые за долгое время. – С этого момента я буду охранять вас днем и ночью. Меня зовут Сэмюэль Экспозито. Вокруг слышится восхищенный ропот зевак. Кэролайн улавливает что-то о безупречном пятисотлетнем воине. Где его только отрыли?! – Оберегать говоришь... Тебе это Клаус внушил? – Я вам не нужен? – Именно. – Тогда... – брюнет протягивает девушке кол. – Избавьтесь от меня. – Чего???!!! – Я живу на этом свете только ради вас. Раз я не нужен госпоже, то мое существование бессмысленно. – Больной идиот! – бесится вампирша. Кол с ненавистью отбрасывается ею куда-то в сторону. – Нужно дорожить собственной жизнью! – Вы сама доброта. Прошу, позвольте мне быть вашим хранителем... нет... вашим псом. Что тут скажешь? Сэм, как его стала звать Кэролайн, а за ней и все окружающие, стал ее личным телохранителем. Чистое, благородное сердце вампира, лучшего в своем роде воина, всецело принадлежало теперь только ей одной. Клаус перешел черту. Подвергнув Сэма внушению, и навязав ему беспрекословное подчинение себе и только потом Кэролайн, он хитроумно обезопасил себя от любой выходки взбалмошной девчонки, покорность которой его только настораживала. Так нельзя поступать с людьми! Заставлять их делать то, что они не хотят! Но для Короля не существовало никаких запретов. А перечить и вообще попадаться ему на глаза Кэролайн теперь не хотела, хотя нервы ее были уже на пределе. По ходу дела за прошедшую неделю, гибрид задался целью довести ее. Однозначно! Сладко потянувшись в кровати ото сна, Кэролайн наспех приняла душ, запахнулась в безразмерный халатик и решила направиться к Хоуп. Ей нравилось видеть смешливую, с очаровательными ямочками на щечках улыбку малышки по утрам, когда та просыпалась. Кэролайн открывает дверь и чуть было не врезается в Сэма. – Сегодня вы столь же прекрасны как и всегда. Вы излучаете красоту, которая под стать вашему имени... Как же она от этого устала. Девушка недовольно закатывает глаза. – Давно ты тут?! – Я не знал, во сколько вы просыпаетесь, поэтому не уходил от двери с момента нашего расставания. – Спятил?! – Меня согревала мысль о том, что дверь вот-вот откроется, и появитесь вы. – Ты что – собака? Хватит. Если есть дело, просто разбуди меня. – Вы такая добрая. – Хм. Просто не хочу, чтобы ты умер у меня на пороге. – Слушаюсь. Но я даже умереть готов, моя госпожа, лишь бы вы обратили на меня свое внима... – Ты что, собака? Немедленно прекрати! И так начиналось практически каждое утро. Окружающих это только забавляло, за исключением только ревнующего Кларка, нога которого уже давно с успехом срослась. Чтобы избавиться от раба, необходимо было обратиться лично к Клаусу, но при таких условиях – участь госпожи для девушки была более привлекательна! – Кэр! – расплывается в приветственной лучезарной улыбке Марсель. Покинувший его тело Тайлер исчез в неизвестном направлении, как только чары Эстер утратили свою силу. – У Клауса отменное чувство юмора! Девушка останавливает весельчака выразительным взглядом, словно бы говоря ему – даже не начинай! – Такой юмор называется черным! – комментирует она и, не обращая внимания на присутствующего Сэма, моментально меняет тему. – Давина просила вмешаться. Она сумбурно говорила по телефону что-то насчет... – Клаус хочет возобновить войну, изгнав всех ведьм из квартала. Кэролайн похожа на мамочку, которой выговаривают в школе насчет ее хулиганистого сына. Все сводилось к одному. Требовалось ее прямое вмешательство. Разговор с Никлаусом был неизбежен. Она бы гораздо охотнее провела день у бассейна с Хоуп, ела бы с малюткой замороженные фрукты с серебряных блюд, нежилась в прохладной воде и читала бы малышке очередную главу сказки, которую они все никак не могли с ней осилить. Но королева принадлежит не себе, а своим подданным. – Я поговорю с ним, – вздыхает блондинка. Сочувствующий взгляд Марселя служит ей небольшой поддержкой.***
Кэролайн нашла первородного по навигации. Дома он часто отсутствовал. Пришлось прибегнуть к технологии. Гостиница. Пять звезд. Кто бы сомневался. Номер люкс. Сэм следовал за ней по пятам, но ей было все равно. Как-то она уже привыкла к этому парню, превратившемуся в ее вторую тень. – Мое сердце обливается кровью, госпожа, когда я вижу вас такой, – бубнит телохранитель. – Мое тоже, Сэм, – тихо отвечает ему девушка, и, собравшись с духом, стучит в дверь. Кэролайн выглядит шикарно. С подачи Ребекки она обналичила безлимитную карту, и, взяв с собой Хоуп, девочки оторвались в магазинах по полной. Черное элегантное платье в стиле Коко Шанель достойно подчеркивает пускай и похудевшую, но оттого не менее привлекательную фигуру. Волосы цвета золота, ровным водопадом аккуратно ниспадают вдоль плавной линии спины, доходя чуть ли не до поясницы. Распахнутое настежь белое изысканное пальто придает шарм своей обладательнице. Солнечные очки девушка снимает и нервно грызет пластмассовую дужку. Замок щелкает и на пороге появляется Клаус. – Как ты нашла меня? – вот и все его приветствие. – Нужно поговорить, – игнорируя заданный вопрос, сразу переходит к сути Кэролайн. Пару секунд Клаус словно бы размышляет. – Я спущусь вниз через пару минут. Подожди меня в холе, – соглашается он. Лицо девушки омрачается скрытой болью. Он не один? Оттолкнув первородного со своего пути, она стремительно проходит в роскошный номер. Звон тонких шпилек, что стучит как отбойный молоток по мраморному напольному покрытию, вторит ее частому сердечному ритму. Первая комната, вторая, третья, спальня, гостиная, кухня. Пусто. Он здесь один. А она ревнивая дура. Идиотка. Следующий за ней по пятам Сэм действует на нервы. Свидетели ее унижения ни к чему. – Зачем ты здесь? – спокойно интересуется Никлаус, стоя у нее за спиной. Кэролайн не в состоянии к нему развернуться. Слишком стыдно за свое поведение. – Сними внушение с Сэма. Эта шутка зашла слишком далеко. Молчание. После блондинка слышит, как первородный исполняет ее просьбу. Так просто?! – Что-то еще? – интересуется гибрид, набрасывая на себя тонкий свитер. Этот фасон подобрала когда-то ему она, тайно заменив пару мрачных вещиц идущим ему стильным брендом. Он хорошо смотрелся. Более чем хорошо. – Прости. За то, что сейчас было, – резко оборачиваясь, пускается в извинения блондинка. – Сама не знаю, что на меня нашло. Клаус молча наливает себе в стакан бурбон. – Я занят. У меня дела. Разжигает камин, внимательно при этом выслушивая весь тот сбивчивый бред, что несет ему в ответ роскошная красавица. – Ты прав. Извини, если помешала. Я правда не понимаю что ты делаешь в отеле, когда у тебя есть дом, но не буду тебе мешать. Кэролайн пятится к двери, ретируясь с места позора. – Я подожду тебя внизу, – хотя на самом деле ей необходимо придти в себя, чтобы обдумать, как ей теперь действовать дальше. – Я хотела бы с тобой обсудить... И тут ее сердце пропускает несколько ударов, замирая, казалось бы,в груди навсегда. Ее взгляд останавливается на женской сумочке, что лежит на стеклянном столике в прихожей. Никлаус перехватывает ее взгляд. Вина? Испуг? Слишком поздно. Полы белоснежного пальто развиваются от стремительного шага своей хозяйки. Двери комнат распахиваются с жутким грохотом, не выдерживая разъяренного жуткого напора. ВАННА. Кэролайн отворяет единственную дверь, которую не проверила, и замирает на месте, чувствуя, как от омерзения у нее перехватывает дыхание. Три абсолютно голых блондинки, что нежатся в джакузи, недоуменно переглядываются между собой, мерзко хихикая над конфузной ситуацией. Вот значит какие дела... – Пошли вон, – не говорит, буквально выплевывает застывшая на месте девушка, чувствуя, как подступившие к глазам слезы застывают в них ледяной коркой. – Клааауууус? – капризным тоном зовет на помощь, чтобы разрешить ситуацию наивная дура. – Ты к нам не подойдешь? – Думаю, тебе стоит уйти. Что? Кэролайн не верит собственным ушам. Уйти кому? Ей?! Внутри нее словно щелкает чека от гранаты. Все! С нее хватит! Пришло время для плохой девочки. Глаза девушки загораются внутренним ярко-голубым свечением. И какая-то неведомая сила вытаскивает словно бы за волосы голых девок прямо из воды, вышвыривая их одним махом прочь из люкса в коридор. Их визг полный ужаса, словно бальзам на сердце. Но этого мало. Холодный полный застывших слез взор обращен в следующую очередь на главного виновника происходящего, но с ним проделать того же не получается. Природа распорядилась так, что только ему, своей темной половине, она не способна причинить никакого вреда. Никлаус выглядит пораженным и восхищенным одновременно. – Ты оставила меня без обеда, милая... – мрачно замечает он, как ни в чем ни бывало, подходя к разъяренному неведомому созданию чуть ли не вплотную. – Может, начнем тогда сразу с десерта? – касается ее талии он. Пощечина. Звонкая. Увесистая. Унизительная. Это сбивает спесь с первородного мерзавца. Он выглядит осатаневшим. Но сдерживает себя одним только усилием воли. – А я люблю сладкое... – Значит, умрешь раньше всех, – цедит ему в ответ сквозь зубы голубоглазая фурия. – Не сказать, чтобы это сильно противоречило моим планам. Кэролайн телепортируется прямо из-под носа гибрида, оказываясь рядом с камином. В Никлауса летит недопитый им бурбон, а следом включенная зажигалка. Ревнивая стерва! Гореть заживо – оказывается это больно. И совсем не весело. Самое обидное, что малолетки и правда были его обедом, не больше. – С меня хватит! – сквозь слезы кричит ему в начинающее уже заживать лицо Кэролайн. – Я больше так не могу! – Не можешь?! – вопит ей в ответ озверевший от ярости первородный. – Это лишь малость из того, что ты заслужила! От очередного стакана с виски Никлаус вовремя успевает увернуться, наученный горьким опытом. – Ты будешь страдать, как страдал я, дорогуша! Возненавидишь солнце, саму жизнь, собственное существование... – Я пожертвовала собой ради тебя! – кричит ему в ответ блондинка. – Тоже мне – великое предательство! Телепатия, которой она толком еще не овладела, отказывается срабатывать против, будь он трижды проклят, Майклсона. – В адово пекло такую жертву! – Что? Что ты хочешь от меня? Извинений?! – дорогая ваза со свистом пролетает над головой пригнувшегося гибрида, разбивая трехслойное окно позади него. – Ну, так мне жаль! Жаль, что я ранила тебя! – О нет, ты не ранила меня, милая, ты сделала мне больно. Вырвала сердце из груди и растоптала его в грязи своими чертовыми шпильками! Собиравшийся было остановить истеричку первородный замирает на месте. С таким как сейчас у него выражением лица совершаются массовые убийства. – Только попробуй... Картина, которую он только сегодня закончил, и собирался выставить на аукционе, нещадно исполосована осколком от разбившейся к чертям плазмы, стихийным бедствием под названием Кэролайн Форбс. Сука! – Я похоронил тебя! – выкрикивает с почтительного расстояния, лишь бы не навредить разбушевавшейся девчонке, все, что накопилось у него на душе, Никлаус. – Я... оплакивал тебя... Последнее признание застревает у гибрида комом в горле. Он явно не собирался ей этого говорить. Рвущая с утробным рычанием постельное белье, Кэролайн замирает. Ее пальто валяется где-то на полу. Вся она раскраснелась. Душа вот-вот готова выпрыгнуть из тела. Настолько ей больно. Что на нее нашло? Ведет себя как припадочная. А ведь она добрая и хорошая. Хотя со стороны явно не скажешь. – Я знаю... – тихо молвит она. Поджав губы, Никлаус молча отворачивается от нее лицом к окну, за которым виден весь Орлеан, который он рисовал днем последние две недели. С момента возвращения Кэролайн к жизни, к нему вернулось желание творить. Наступившая тишина давит на нервы. – Прости меня... Кэролайн словно ребенок. Она подкошено оседает на пол, пряча голову в коленях. – Пожалуйста... Прости.– скулит сквозь слезы она. – Я не хотела, чтобы так все вышло... Прости... По лицу солеными ручьями бегут и бегут невыплаканные слезы. У нее истерика. Она громко всхлипывает, растирая ладонями по лицу соленые потоки, но бесполезно. Ей не под силу остановить мощный гормональный фон. Присевший подле нее Клаус, сканирует ее суровым взглядом. – Предлагаю нейтралитет. Кэролайн отрицательно мотает из стороны в сторону головой. Вот упрямица. – Кто они? – сквозь рыдания кивает головой в сторону входной двери блондинка. – Никто, – усмехается гибрид. – Ты для меня все. – Кто они? – уже более требовательным тоном интересуется она. Ей понравился ответ, но конкретика важнее. – Натурщицы, – нехотя отвечает первородный, чувствуя, как его загоняют под маленький женский каблучок. Они сидят посреди хаоса, в который за считанные минуты превратила голубоглазая ревнивица первоклассный люксовый номер в обнимку и молчат. Слова им уже ни к чему. Свет и тьма пришли к перемирию и теперь гармонично взаимодействовали друг с другом, общаясь между собой душами.