***
– Приветствую тебя, Истинная Королева, – ведьма, кажется, чувствует себя абсолютно комфортно, находясь в обители самых опасных существ на планете. А зря. – Моё имя Марго... Никак не отреагировав на странное приветствие, успевшая переодеться в черное элегантное платье Кэролайн сразу переходит к сути вопроса. – Мне известно твое имя, жрица. Жизни твоей дочери ничто не грозит, – ставит в известность ни капли не удивившуюся ведунью вампирша. – Она под моей защитой. В надежном месте. – Я знаю, дитя, – благодарно скрипит в ответ старуха. – Твое сердце полно милосердия и добра. Это каждому видно... – Что ты видела? Женщина загадочно усмехается, но послушно отвечает на поставленный вопрос. – Только то, о чем я уже поведала тебе. Большего знать ни к чему. – Не тебе решать это. – Кэролайн сидит в любимом кресле Клауса. Едва уловимый запах хозяина дома придает ей уверенности и силы, создает ложное ощущение безопасности, в котором она столь нуждается. – Ошибаешься, дитя, – улыбается ведьма, искоса поглядывая на темный силуэт, что стоит позади вампирши. Преданный пес Марсель неотлучен от некоронованной пока королевы. – Ты молода и наивна, тебе пока не дано понять, как опасно знать свое предначертание... – Что ты видела?! – Кэролайн повторяет свой вопрос значительно громче. В звучащем голосе прорезываются сталь и огонь. – Волка, смерть и рождение, – повторяет тоже, что и в прошлый раз, ведунья. – Знать больше положенного, значит нарушить равновесие. – Этого мало, – недовольство появляется в повелительном тоне блондинки. Кэролайн не узнает саму себя. Когда она такой стала? – ТАК ты хочешь отплатить мне за спасенную жизнь дочери? – Та цена, что ты требуешь – непомерна для меня. Ведуньи лишь поддерживают шаткое равновесие, не занимая ни светлой, ни темной стороны. Но в благодарность за дочь, могу дать совет, – взгляд старухи становится до мурашек по коже проникновенным. Он обжигает в ответ. – Покорись судьбе, глупое дитя, и наступит эра благоденствия и процветания. Все стремится к гармонии. Ведунья словно фанатик. Глаза горят верой и непоколебимостью. Лицо старое и сморщенное как сухофрукт и только глаза источают молодость и небывалую силу. – Каждому отпущено искупление. Даже таким бессмертным убийцам как Никлаус. Приняв расплату, придет очищение. Отпусти мою дочь, и увидишь, как на добрый поступок от чистого сердца к тебе со временем вернется добром. Ты знаешь, о чем я говорю... Знаешь... Ты чувствуешь это совсем рядом... В окружении, в воздухе... – ведунья, словно в чем-то уличая вампиршу, с неким лукавым прищуром посматривает на нее, нисколько не страшась своего положения. – Так или иначе, ты подчинишься судьбе. – "Слишком много, жрица, ты берешь на себя", – думает Кэролайн, но проглатывает не пойми откуда появившийся гнев и заставляет себя улыбнуться. – Хорошо. Ступай. – Кэролайн! – не в силах сдержаться восклицает Марсель, перегораживая старухе дорогу. – Ты обманула Клауса, уведя у него из-под носа его главный козырь, чтобы потом просто отпустить ведунью?! Голубой холодный взор окидывает дерзнувшего перечить взглядом полным недовольства, но все же Кэролайн поясняет: – Она права, Марсель. Зло всегда порождает только зло. Настала пора остановить кровопролитие. – Слова истинной Королевы, – благодушно улыбается старуха. – Слишком многое поставлено на кон. И главная ставка – твоя жизнь! – перечит Марсель, отказываясь вот так просто отпускать ведунью. – То, о чем она говорит, – не искупление, а жертва! Если понадобится, люди Клауса прольют за тебя реки крови, хочешь ты того или нет! Извини, но ведьма задержится... – Ты забываешь, кто я! – в гневе вскрикивает Кэролайн, резко поднимаясь со своего места. – Я нет. А ты? Клаус оторвал бы ему голову за подобную наглость... а заодно и ей. Марселус прав, она уже не девочка-студентка из Мистик Фоллс, а будущая Королева Орлеана. И она не в праве так легкомысленно распоряжаться собственной жизнью, но... так хочется создать безопасный мир... для Хоуп. – Прими свою судьбу и будешь вознаграждена, – продолжает вещать старушка, нисколько не страшась того, что ей уготовлено темнокожим вампиром. Жутчайшие пытки, дознание, угрозы... Если это не подействует, в ход пойдет несколько иное устрашение – мучения дочери на глазах у матери... Но ведунью кажется не это заботит. Кэролайн могла даже предсказать, что последует дальше, прикажи она выбить из старухи признание. Месть, интриги, кровавые распри, битвы, борьба за власть... И так по нескончаемому кругу. Как она до этого докатилась? Как пришла к такой жизни? – Прежде чем ее тронешь, тебе придется убить вначале меня. – Кэролайн намерена отстаивать свое решение до последнего. Оцепеневший от таких слов Марсель кажется растерянным. В комнате стоит едкая тишина. Вампир сканирует взглядом будущую супругу первородного, словно решая поверить ее словам или нет. – Делай, как знаешь, но знай, ты еще пожалеешь о своем решении, – сдавая позиции, нехотя подчиняется Марсель, чувствуя, что совершает главную ошибку всей своей жизни. Наполненная светлой благодарностью улыбка служит ему наградой. Но недолго. Дверь комнаты распахивается, пропуская хозяина дома собственной персоной. – Клаус... – вид девушки до печального напуганный и растерянный. Она явно не ожидала быть пойманной с поличным так скоро. Не удосужившись даже выслушать свою невесту, скорый на поспешное принятие решений гибрид стремительно бросается к ведунье, перекусывая той дряблую глотку. Появившиеся следом за братом Элайджа с Коулом выглядят до неузнаваемости сурово. Они явно не намерены вмешиваться в решения своего родственника. По крайней мере, сейчас, когда тот на взводе. – Ты! – тычет указательным пальцем в опешившего Марселя Никлаус. – Обвиняешься в измене своему королю! Что же касается тебя, милая... Кто позволил пленнице шататься по дому без конвоя?! Не успевает кто-то хоть что-то возразить, как Никлаус самолично подлетает к блондинке, впрыскивая ей в кровь лошадиную дозу вербены.***
Ржавые петли заскрежетали как грешные души в аду. Марселя пока заключили под стражу в подземную камеру, предварительно накачав внутривенно вербеной, как и девчонку. Слишком великодушно. Скорее всего, позже Клаус устроит ему личный допрос с пристрастием. Впервые встал на сторону добра, отказавшись от идеи пытать ведьму, и тут же моментально поплатился за это. И где великое искупление, о котором столь красноречиво вещала старуха? На добрый поступок что-то расплата в виде другого добра, не спешила. Наивный болван! Вроде не первое столетие пожил на свете и повелся на такую ахинею, решил довериться пожеланию какой-то наивной девчонки, что устала от вечно проливающейся за нее крови... Бесконечные смерти – извечная расплата за власть. Ему ли этого было не знать? Чужая пролитая кровь, а иногда и своя собственная – вот главные правила в игре за битву престола. Чего он ожидал, решив пойти против решения Клауса? Ну, отпустил бы ведунью, и что? Радуга да единороги тут же забрезжили бы на горизонте?! Решил подчиниться девчонке, заведомо зная о том, что это не лучшее из его решений. О чем он вообще только думал?! Болван. Порядком ослабевший Марсель молча усаживается на скрипучую железную кровать, устало прикрывая глаза. Кто теперь будет защищать Королеву? Кругом одни враги. А Она такая наивная и доверчивая. Поверила... Даже... ЕМУ. Но это Нужно было сделать! Необходимо! Заточить себя туда, откуда невозможно выбраться. Изолировать себя от Королевы. Только вот Зачем – Марсель забыл. Просто действовал интуитивно. – Пора... – слышится из недр подземной темницы голос очнувшейся старухи. Дикий приступ боли сковывает темнокожего узника, раздирая бессмертное сознание на рваные отдельные части. Белки глаз на секунду становятся черными. И вновь приобретают свой естественный вид. Пару секунд Марсель сидит молча. Растирает хрустнувшую шею. Осматривается... продумывая план того, как выбраться из западни. И зло усмехается, напоминая чем-то Тайлера Локвуда. – Ну что ж Кэр... Время пришло.***
Успевшая придти в себя Кэролайн лежала в постели, чутко прислушиваясь к тому, что происходило за дверями спальни. Слабость была неимоверная. С трудом приоткрыв глаза, она вновь их устало закрыла, чуть поморщилась. Она лежала на боку, спиной к двери. Ее знобило. – "Вербеной! Он накачал меня вербеной!" – пульсировала, словно отбойный молоток в ее мозгу, всего одна лишь мысль. Первородный негодяй, словно догадываясь о возможных внимательных слушателях, намеренно изъяснялся с оборотнями отчетливо громко и ясно. – Решит выйти, сломайте ей ноги, а лучше оторвите... – отдавал распоряжение Никлаус Майклсон. – Пару часов регенерация у нее будет идти значительно медленнее... Не можешь оторвать, отгрызи, Рик! Но чтобы она была под замком! Отвечаете за нее головой! Дверь резко открывается, пропуская в спальню вместе с разъяренным хозяином толику коридорного света. Глухая ночная тишина режет слух. Из-за вербены в крови временно исчезли вампирские способности, без которых ослабевшая девушка чувствует себя самым настоящим инвалидом. Но вот человеческий слух различает, как кто-то занимает место в резном кожаном кресле, что стоит у выхода на балкон, прямо напротив огромной двуспальной кровати. Кэролайн заставляет себя хотя бы немного приоткрыть глаза. Вначале она видит одну лишь тьму, затем постепенно, когда глаза успевают привыкнуть к ночи, вампирша различает притаившийся на кресле мужской силуэт. Первородный смотрит на нее. Она скорее это чувствует, чем видит. Прожигает ее насквозь. Изжаривает со всех сторон. Но девушка не в силах как-то достойно ответить тем же, и просто продолжает немигающим взором из-под трепещущих ресниц, вглядываться в мужчину напротив, заставляя себя не думать. Не думать ни о ведунье, ни о несчастном Марселе, впавшем в немилость именно по ее вине, ни о последующих жертвах, ни о будущем малышки Хоуп, которой предстоит выживать изо дня в день в этом страшном аду... Неужели это все никогда не закончится? – Проснулась? – бархатный британский акцент привычно ласкает слух. Новые, взамен сгоревшим, шторы, словно паруса, раздувает летний ветер. Где-то вдали лает собака, перекликаясь со своими сородичами. Теплая приятная ночь, если бы только не одно... – Ты накачал меня вербеной... – после чего следует короткое красноречивое молчание, и слабым голосом девушка тихо, без каких-либо эмоций добавляет: – Я не спала... – Прискорбное упущение... – былая теплота в голосе гибрида заменяется сталью. Мрачный мужской взгляд словно проникает под кожу. Кэролайн вздрагивает от холода, сминая леденеющими пальцами край одеяла. – Что сказала ведьма? Спрашивает, чтобы сравнить информацию. Наверняка ведунья поведала о тайном разговоре, стоило лишь первородному одарить старуху одним из своих фирменных взглядов исподлобья. – Марсель ни при чем, это я приказала ему отпустить Марго. – Ты пленница в моем доме! – вскрикивает вдруг гибрид, резко поднимаясь со своего места. То, что девчонка беспокоится о ком угодно, но только не о себе – буквально выводит его из себя. Никлаус явно сдерживает себя, чтобы не наброситься на провинившуюся идиотку. Но ему нужны ответы, и он молча садится обратно. – Приказывать своим людям могу только я. За ослушание Марсель поплатится, даю тебе слово. Спорить с упрямцем бесполезно. По крайней мере, сейчас. Кэролайн устало прикрывает глаза. Ее дыхание кажется слишком жарким для вампира. Вербена кипит огнем в ее крови. Не хочется думать. Душу рвет от привычной в последнее время боли. Действие вербены клонит в сон и одновременно горячит кровь, не позволяя впасть в спасительное забытье. Не понять – тело бросает то в жар, то в холод. – Я задал вопрос, – напоминает о себе первородный, подаваясь чуть вперед в своем кресле. – Может, я не хочу на него отвечать, – безэмоционально, еле слышно отвечает вопросом на вопрос вампирша. – Может, захочешь, если я прикажу привести сюда ведьму? – не остается в долгу Никлаус. Ярость покрывает его черное бездушное сердце плотной непробиваемой пеленой. Глупая, наивная, безмозглая девчонка! На карту поставлена ее жизнь. Если это является искуплением первородного, то, пожалуй, он как-то проживет еще пару тысячелетий без отпущения грехов. Смерть невесты – непомерно дорогая плата для самого сильного сверхсущества на планете. Кэролайн слабо, но искренне усмехается. Как же он обожает эти ее очаровательные ямочки, идеальные губы, нежнейшую кожу... – Если ослушаюсь, ты замучаешь беззащитную старушку? Инвалида тебе видимо мало... Упоминание о Кларке вызывает новую волну агрессии. – О чем ты говорила с ведьмой? – тон задаваемого вопроса звучит так, словно гибрид собирается вот-вот броситься на обессиленную вампиршу. Усмешка исчезает с бледного личика, словно и небывало. Видно, что Кэролайн хочет ответить, но подступившие к горлу слезы не позволяют ей этого сделать. Не позволяя себе поддаться необъяснимому чувству, что вмиг охватывает бессердечного монстра, Клаус послушно замирает, весь в ожидании ответа. Его девочка нуждается в чем угодно, но только не в его жалости. – Мне предстоит искупаться в крови. Такова цена мира, – пересохшие губы еле шепчут, но первородный жадно ловит каждое произнесенное слово. – И... – предательский ком в горле не дает возможности нормально говорить. – Я не хочу, чтобы Хоуп жила во всем этом... Бесконечные убийства, заговоры... Это ненормально... – Таков мой мир, Кэролайн, – констатирует, словно вбивает гвоздь в гроб, Никлаус. Покров ночи скрывает его мрачный, угрюмый вид. Он прекрасно понимает, о чем хочет сказать ему златовласое создание, понимает, чего именно просит у него его женщина... но... увы... это единственное, чего он не в состоянии дать ей. Мир и спокойствие. Оба замолкают, каждый размышляя об одном и том же. Останется ли Кэролайн после всего здесь произошедшего, в Орлеане, с ним? Что станет с Хоуп? В кого превратиться малышка с последующими годами – такого же монстра как отец, шизофриничного никому не доверяющего параноика? Не хочется думать. – Ты будешь наказана... за ослушание, – разбивает короткую паузу очередной суровостью Клаус. Печальное выражение женского лица сменяется легкой смешливостью. Так на угрозы гибрида еще никто никогда не реагировал. – Осторожно. Переигрываешь с ролью строгого папочки, – умудряется найти в себе силы, чтобы поерничать нахалка. Услышав это, Клаус кривит губы в подобии улыбки, но глаза его остаются холодными и твердыми как кремень. – Не переживай, милая. Мой "Оскар" за лучшую роль уже в пути! Девушка с трудом открывает глаза, перехватывая смешливый взгляд первородного. Попался. Он уже не злится. И когда она научилась определять его настроение? На ругань нет сил. Да как-то и не хочется тратить на это все время. – Садись и расскажи мне... – О чем? – Клаус удивлен, но вида не подает. Он подходит и послушно садится на край постели рядом с девушкой. Кэролайн вся горит. Она вся в испарине, но держится довольно стойко. – Расскажи о Мистик Фоллс, где ты родился. О колибри, о своих братьях, сестре. О детстве. О том, что ты любил когда-то, что тебя забавляло. Напомни мне, что в мире еще осталось что-то хорошее... Черно-синие глаза гибрида опасно блестят в ночи. Первородный подносит запястье к губам. Надкусывает. Кэролайн словно кукла. Она лишь слабо стонет, когда первородный, заботливо притягивая ее на себя, заставляет девушку чуть приподняться в постели. Почувствовав знакомый аромат, вампирша послушно подчиняется инстинкту, впиваясь выступившими клыками в мужское запястье. Она всегда стыдилась своей хищной натуры, того устрашающего вида что придавала фиолетовая сетка из вен, стыдилась краснеющих глаз, заостренных по-хищному черт лица, но... отказаться от предложенного угощения было невозможно. Она вцепляется в запястье гибрида обеими руками, словно тот передумает и отберет лекарство. Холодные пальчики плотнее сжимаются вокруг его руки. Сквозь временное помутнение рассудка, Кэролайн ощущает нежное прикосновение к своим волосам, кажется, первородный приводит в порядок ее растрепавшуюся макушку. Наверно она отвратительно выглядит, нехорошо вот так вот поедать собственного парня, но с этим невозможно ничего поделать. Он такой вкусный! Поток алой жидкости постепенно прекращает поступать в желудок, но успевает хоть немного насытить ослабший организм. Кровь первородного пускай немного, но утихомиривает пагубное действие вербены. Никлаус укладывает девушку обратно, заботливо прикрывая "ночную обжору" одеялом. Молча снимает через голову футболку, пренебрежительно скидывая серую ткань прямо на пол. – Клаус, неужели так трудно сложить аккуратно...? – сквозь дремоту невнятно бормочет себе под нос борец за чистоту и порядок. – Перед Минди уже неудобно... Минди – это, скорее всего, уборщица тире утренний завтрак. Значит, вот как ее зовут! И когда только эта блондинка умудряется со всеми перезнакомиться и запомнить даже слуг, по именам??? Подняв футболку с пола и зашвырнув ее на кресло, Никлаус занимает свое место на кровати. Кэролайн с трудом приподнимается и свешивает ноги с постели, явно намериваясь куда-то отправиться. Делает шаг и, наступив на подол своего черного платья, тут же падает вниз на пол, больно ударяясь коленями о твердую поверхность. Ее крайне невежливо встряхивают, обидно откидывая обратно в постель. – Мне надо в ванну... – голос настолько слаб, что кажется каким-то надтреснутым. – Без душа я не усну... Она находится в явно подвешенном, пограничном состоянии. – Кэролайн, – предупредительный тон сквозит скрытой угрозой. – Если ты не прекратишь создавать проблем... – Клаус резко выдыхает, лишь бы не наговорить лишнего. – ...Я отымею тебя так, что спать ты будешь еще неделю, и никакой душ тебе не понадобится. Грубо, но действенно. Мисс Сама Невинность насупливается, закутываясь в ворох из одеяла. Никлаус остается без постельного белья, в одних лишь брюках. Сними он их, и он за себя не отвечает. Проходит минута, другая... Где-то недалеко на улице начинает плакать саксофон. Неотъемлемый атрибут Нового Орлеана. – Если бы ты увидела Мистик Фоллс тысячу лет назад, ты бы его не узнала... – как ни в чем не бывало, начинает свой рассказ первородный. – Воздух, природа, общество, нравы – все было абсолютно иным... Сколько прошло времени? Минута? Час? Вся ночь? Кэролайн заливается смехом, слушая рассказ гибрида о том, каким плаксой был в детстве Коул, смеется над тем как Ребекка, стащив как-то у отца табак, решила попробовать его покурить в уличном туалете. Не сообразила, что дым повалит из всех щелей, и на мнимый пожар примчится суровый отец с Элайджей, и целым ведром воды потушат неудавшуюся курильщицу... При упоминании о Майкле, настроение гибрида заметно омрачается. Он ненавидит отчима... Ненавидит за то, что был нелюбим им, без всякой на то причины. Чтобы он ни делал, как ни старался угодить – все было всегда не так. То, что Эстер нагуляла гибрида от оборотня, была не вина ребенка. Как бы Кэролайн хотела забрать хотя бы часть той боли, что носил в себе первородный все эти столетия. Но, к сожалению, это невозможно. Зато она могла излечить эту боль. Клаус с подозрением смотрит на девушку. – Ночью прохладно... – смущенно поясняет она, продолжая как можно небрежнее укутывать первородного одеялом. И повернувшись спиной к мужчине, Кэролайн словно бы невзначай успевает примоститься у первородного прямо под боком. В отличие от нее он теплый. И с ним так уютно! Безопасно. Клаус, чтобы скрыть легкое возбуждение, так же потворачивается на бок ложась спиной к девушке. – Спокойной ночи, – шепчет в ночи Кэролайн. Никлаус поворачивает голову по направлению к вампирше, желая ей что-то ответить, но передумывает, и так и замолкает ничего не произнеся в ответ.***
Гуляющая по организму вербена дарит изнывающему организму бессонницу. Неприятная пытка. Но есть и свои плюсы. Клаус, словно ребенок, постоянно ночью преет. Виной тому его горячая температура тела. Кэролайн проводит рукой по спине вдоль всего мужского позвоночника. Кожа гладкая на ощупь и чуть влажная. Как приятно ее ласкать, как хорошо расчесывать ему пальцами спутанные ото сна короткие волосы на затылке, скользить словно бы между делом, вдоль сокрытого от взора простыней мужского достоинства, и чувствовать, как он там начинает набухать и пульсировать... Камин, разожженный Клаусом для пленницы, мигнул на прощание и потух. Темнота поглотила любовников на огромной королевской постели, заполнила собой все углы спальни. Кэролайн прижимается к гибриду всем своим телом, наслаждаясь исходящим от него жаром, его запахом, его гладкой кожей. Она страшится завтрашнего дня. Боится засыпать. Вот бы эта ночь длилась всю оставшуюся вечность. Ведунья права, она чувствует, как надвигается нечто неизбежное... Когда она целует его в плечо, Клаус переворачивается на бок, к ней лицом. – Я люблю тебя, – тихим, будничным тоном сообщает ему Кэролайн, словно говорит это не впервые, а в сотый раз подряд. Клаус, кажется, цепенеет. Отчего-то это смешит блондинку. – Все-таки вы еще чему-то удивляетесь в этой жизни, мистер Майклсон! Но Клаусу не до шуток. Кэролайн жила в любви, это чувство было чем-то естественным для нее, но только не для гибрида. Опрокидывая вампиршу на спину и подминая ее под себя, глаза Никлауса зловеще блестят во тьме. – Повтори, – приказывает он. Веселье исчезает мигом. Кэролайн нервно сглатывает, ее грудь шумно вздымается из-за навалившейся на неё тяжести. – Я люблю... тебя. Не успевает она опомниться, как подол ее платья оказывается вмиг задран до пояса, угрожающе трещит ткань кружевных трусиков. В панике вампирша начинает метаться по простыням, оказывая слабые попытки к сопротивлению. Но мужская восставшая плоть грубо внедряется в женскую плоть, не обращая никакого внимания на её неподготовленность к процессу. Кэролайн громко вскрикивает от боли. – Еще, – шепчет прямо в губы, не обращая никакого внимания на искаженное гримасой боли миловидное лицо, Никлаус. Он нависает над девушкой обезумевшим хищником, готовый в любой момент сорваться в галоп. Одно его движение, и Кэролайн кажется, что она вот-вот потеряет сознание, ее разорвет на части от жгучей тугой боли, что стремительно разгорается там, где-то внизу. Не осознавая, что делает, Кэролайн робко касается звериного лица. Искаженные черты ее лица постепенно разглаживаются. – Я... – медленно выдыхает она. Проходится вдоль точеных скул, заходит за шею, задевая подушечками пальцем мочки ушей, наслаждается ощущением плотной жаркой кожи, что буквально пылает под руками. Пульсация и размер внутри нее заметно увеличиваются, даря не самые приятные ощущения. Но она продолжает баловать своего мужчину трепетно нежными прикосновениями, словно пытается приручить дикого зверя. – ...Люблю... – продолжает Кэролайн, осторожно касаясь пальцами линии ярко-алых мужских губ. Слышится дерущий гортань вдох. Замерший над ней мужчина дрожит. Как и его горячее дыхание. – Тебя, – окончательно выполняет просьбу вампирша, и закрывает глаза, готовясь к болезненному безумству, как... Нежный, целомудренный поцелуй накрывает ее губы, дарит неимоверную сладость. Поцелуй столь хрупкий и трепетный, что все происходящее кажется выдумкой, ночной фантазией, сном. Кэролайн сама увеличивает страстность поцелуя, первой проникая язычком в рот своего захватчика. Ее руки оплетают гибрида за шею, сцепляясь на его затылке в любовный замок. Что-то происходит. Как-то все по-другому. Снимаются незримые барьеры. В интимных ласках переплетаются не только тела, но и души... Мужские ладони опаляют своей горячностью молодые упругие груди с твердеющими сосками, нежат плавные женские изгибы тела, проходятся по разметавшимся по простыням волосам. Постепенно привыкая к мужчине, Кэролайн инстинктивно раздвигает бедра шире, тем самым давая понять мужчине, что готова к его принятию. Чувства замешиваются в кипучую ядерную смесь. – Еще, – рычит сквозь сжатые зубы гибрид. И Кэролайн послушно повторяет свое признание в любви раз за разом, чувствуя как на смену боли приходит чувство невероятного наслаждения. Фрикции, что совершает гибрид, становятся более частыми и яростными. Но ей нравится эта его животная страсть. Видимо она сама становится похожа на любимого монстра. Ее душа уже давно заражена и поглощена без остатка его яркой привлекательной тьмой. Ну и пусть. Лишь бы он не останавливался, лишь бы не отрекался, лишь бы любил ее... – Ты – моя! – утробно успевает прорычать на ухо забившейся под ним в приступе оргазма вампирше Клаус, как его собственное тело сводит небывалая судорога блаженства, которое распространяясь по всему телу тугой волной, одной струей выплескивается в жаркие, тугие женские недра. Продолжая оставаться внутри девушки, Клаус переворачивается, увлекая за собой притихшую Кэролайн. Его руки жадно блуждают по ее спине, ягодицам, влажным бедрам, путаются в разметавшихся по нему длинным волосам цвета чистого золота... – Ты моя... Моя... Моя... – как заведенный шепчет он в темноту. И это звучит настоящей симфонией. Безумец. Собственник. Ненормальный. Первородный признается в любви своеобразным образом, но иначе он просто не умеет. За целую тысячу лет его никто не научил этому. "Пускай говорит, как умеет, – думает вконец обессиленная Кэролайн. – Главное ведь суть". Ее тело все еще подрагивает от пережитого потрясения. Она чувствует, как заново набирает силу отказывающийся покидать ее член. Вампирша хочет было что-то возразить, но передумывает, решая, что если ей суждено искупить грехи Майклсона собственной смертью, то пускай это произойдет именно так. Кэролайн готова умереть, растворившись в его дикой ненасытной любви.***
– Черт! Черт! Черт! – слышится приглушенная возня под одеялом. – Клаус! Где мои...? Что ты сделал с моими трусика...? – девушка замолкает, видимо специально прикусив себе язык. Из-под одеяла небрежно вылетает клочок крохотной, непонятно скомканной ткани, приземляясь на кресло по соседству с футболкой первородного. – Неужели так трудно аккуратно сложить? – передразнивает Мисс Само Совершенство гибрид, с азартным блеском в глазах наблюдая за нервно перемещающимся по кровати одеяльным ворохом. Ворох возмущенно фыркает. – Было бы что складывать! Мое белье годится теперь только чтобы пыль вытирать со столов! Лицо гибрида озаряется озорной, самодовольной усмешкой. – Пожалуй, я уволю... – он на секунду задумывается, вспоминая имя служанки, – ... Минди, и с удовольствием найму тебя, милая! В ответ слышится приглушенное, милое до умопомрачения, рычание. – Полный соцпакет, премиальные, отпускные... – продолжает издеваться первородный. – Не слишком – для обычной служанки? – недовольно гнусавит ворох одеяла. – Так щедр я буду только с тобой, love! Будешь заниматься не столько уборкой... как несколько иными обязанностями... – явно намекая на что-то крайне откровенное и неприличное, усмехается Никлаус. – Кстати, можешь начинать прямо сейчас! Я абсолютно голый. Светловолосая растрепанная макушка мигом показывается на поверхности, прекращая рыскать под одеялом. – Немедленно прекрати смеяться! – сердитым тоном повелевает Кэролайн. Но это лишь еще больше веселит гибрида. Его искренне забавляет уморительный вид возмущенной добродетели! Кэролайн впервые слышит смех, который гибрид не в состоянии контролировать. Невольно ей и самой становится смешно. – Хватит! – улыбается чуть ли не до ушей вампирша и шутливо швыряет в весельчака подушкой. – Нашел чем хвастаться! Если так нравится, можешь вообще ходить голым хоть днем, хоть ночью! – Пожелание Королевы – закон!... – с этими словами тысячелетний без каких-либо комплексов гибрид, спокойно покидает кровать, обходя ее кругом. Инстинктивно потупив смущенный взор, Кэролайн искоса посматривает на атлетически сложенную мужскую фигуру. Лунный свет, что пробивается сквозь воздушные занавески, позволяет различить в ночи силуэт. Рельефная мускулатура живота, ни грамма лишнего веса, надежные руки, сильные бедра, крепкие ягодицы и внушительное мужское достоинство... – идеальное произведение искусства. – Что, нравлюсь? – стоя спиной к девушке, усмехается первородный. Кэролайн чувствует, что вновь начинает пылать. Действие треклятой вербены когда-нибудь прекратится?! Придумывая достойный ответ, девушка в последний момент успевает словить на лету, брошенное ей платье, которое она с таким упорством искала под одеялом все это время. Странно, что оно вообще уцелело. Судьбе трусиков вряд ли можно было позавидовать. – Новое белье куплю тебе завтра. Теплая волна непривычного трепета разливается где-то в районе груди. Вряд ли это из-за обещанных новых трусиков... Просто Кэролайн вдруг осознает, что теперь она неделима от этого мужчины, а он неделим от нее. Время, когда она жила без него кажется нелепым и унылым. Да, Никлаус совершал и еще совершит много зла, но... теперь они единое целое. Странная нездоровая любовь неразрывной паутиной незаметно, шаг за шагом, опутала их бессмертные сердца, связав их между собой воедино навеки. – Можно в душ?... – глаза на подобие кота из Шрека тоскливо умоляюще взирают на Клауса, ожидая от хозяина дома ответа. Такому взгляду невозможно ответить – нет. И интриганке об этом известно. Вот значит, у кого Хоуп переняла эту хитрость?! Вздумали манипулировать самым опасным существом на планете?! Отбрасывая край одеяла, Клаус закидывает обнаженную девчонку себе на плечо и вполне удовлетворенный ее запоздалым взвизгом переносится вместе с ней на сверхскорости в ванну. Если уж и выполнять просьбы, то по-своему!***
Кэролайн блаженно дремлет, лежа на широкой мужской груди. Ее пальчик выводит замысловатый узор по коже древнего. Веки заметно тяжелеют и опускаются. Инстинкты все еще не вернулись к ней, но благодаря лечебной крови, вампирша теперь хотя бы может заснуть. Секс в душевой кабине окончательно выбил ее из сил. Еще раз, и она точно умрет прямо под неимоверно активным сегодня гибридом! Про себя Кэролайн зареклась когда-либо наказывать своего несносного альфа-самца отсутствием секса! Себе потом дороже! Нежный шелк длинной ночнушки в пол приятно прилегает к телу. Клаус нашел дизайнерский шедевр где-то у себя в шкафу... Он вообще в последнее время частенько находил у себя в спальне много разных женских штучек. Злился. Раздражался. Но ничего с этим не делал. Нацепив по указанию "праведницы" пижамные штаны, словно их наличие являлось залогом того, что гибрид ее больше не тронет, Клаус беспечно поглаживал рассыпавшиеся по нему солнечным водопадом локоны. – Еще? – практически засыпая, шепчет в тишине Кэролайн. Первородный чувствует кожей на груди, как шевелятся ее горячие губы, чувствует ее теплое дыхание. – Да, – так же тихо отвечает он. – Я... ненавижу тебя. Как ты мог накачать меня вербеной?! – фраза лишена каких-либо эмоций. Всего-навсего сухая формальность. Наглая девчонка буквально находится на полпути, чтобы окунуться в объятия Морфея. – Считай это витаминками... – еле заметно, горько усмехается Никлаус и, глубоко вздохнув, лишь крепче прижимает к себе дерзкую блондинку. Она его светлая сторона. Забытая и казалось утерянная им навсегда часть разодранной в клочья души. Если ради ее спасения понадобится заполнить тьмой и ее, он это сделает не задумываясь. Надо будет, заставит выпить реку вербены, надо будет – заставит искупаться в ней, но никогда... никогда он не позволит проделать того же с Кэролайн кому-то еще. Любой, кто замахнется на собственность первородного захлебнется в собственной же крови! Никлаус вдыхает полной грудью ее запах. Такой родной... Освежающий... Домашний... Этот аромат всегда кружил ему голову. Имея острое обоняние от гена оборотня, он часто наслаждался исходящим от девушки тонким шлейфом чего-то необъяснимо прекрасного и с трудом уловимого. Даже после своих тренировок в группе поддержки, помимо адреналина, дезодоранта и каких-то слабых духов, она всегда пахла... чистотой. Невинностью. Чем-то редким и притягательным. Чем-то эксклюзивным и редким. Запах. Именно он привлек гибрида к светловолосой малолетней красотке когда-то. – Ты же не собака... Хватит меня нюхать... – бубнит сквозь сон девушка, даже не подозревая насколько близка к истине. Клаус уже давно превратился в ее верного пса, только отказывался в этом признаваться даже себе. Задумавшись, первородный вовсю втягивал полной грудью аромат, исходящий от его женщины. Не уследил, отпустив животный инстинкт на волю. На минуту потерял контроль над своим внутренним волком. Алые губы касаются светловолосой макушки невесомым трогательным поцелуем. – Спи, – шепчет Никлаус и, обхватывая девушку за талию крепче обычного, смыкает веки.***
Резная дверная ручка медленно продавливается, как можно бесшумнее распахивая дверь спальни. Все так же лежа на мужской груди, Кэролайн чуть приподнимает голову, сонно жмурясь. Вылитая породистая кошка. Она чувствует, как под ее ладонью напрягается гибрид, готовый в любой момент к атаке. – Пап, мам?... – тоненький детский голосок робко звучит в ночи. Снова прошла мимо охраны, вот бесконтрольное создание! – Милая, что случилось? – сонно трет глаза свободной рукой Кэролайн, но привстает в кровати как и озадаченный Клаус. Хоуп никогда не приходила к ним по ночам, если только под утро, да и то, чтобы только попрыгать по ним! – Мне приснился плохой сон... – малышка, одетая в пижамные штанишки с маечкой фирмы Disney, доходит своими крошечными босыми шажками до середины спальни, волоча за собой любимого плюшевого крокодила, подаренного ей как-то папой. – Можно мне к вам? – Залезай, милая, – дает свое согласие деспотичный отец, решив на первый раз сделать своему сокровищу небольшое послабление. Непривычно его таким видеть. Открытым, нежным, переполненным добротой... и любовью. – Я не одна. Со мной Крош. Можно и ему к нам?! – запуганная Хоуп умоляюще смотрит на обожаемого отца, который кажется до умилительного растерянным. – Это крокодил, – подавляя улыбку, поясняет недогадливому гибриду Кэролайн. Кому как не ей известны все имена в этом доме, в том числе и детских игрушек! – Можно Крошу с нами? – топчется от нетерпения на месте ребенок. – Нет, – коротко, но ясно дает свой ответ Никлаус. Уголки детских губ разочарованно опускаются вниз. – Хоуп... Милая... – изумленная небывалой строгостью сурового отца, вампирша порывается было к малышке, но Клаус не позволяет ей сделать и шага, останавливая ее одним лишь взглядом. – Оставь ее, – коротко приказывает первородный, и обращается уже к трехлетней ничего не понимающей малютке – Ты же не плакса? – А я буду, буду плаксой! – громко перечит отцу дитя, вцепившись мертвой хваткой в своего плюшевого зеленого клыкастого любимца, который буквально с нее ростом. – Ты должна быть сильной и бесстрашной, – не обращая на детское бунтарство ровным счетом никакого внимания, учит на ночь глядя ребенка жизни гибрид. – Ей три года! – встает на защиту девочки блондинка. – Какая взрослая... – серьезно соглашается первородный, продолжая удерживать девушку за руку, чтобы та ненароком не испортила ему всю методику воспитания. – Не плачь, – предупреждает на всякий случай он. – Мне можно плакать! Потому что я девочка! – сдерживаясь из последних сил, выдает свои доводы Хоуп. Крокодил рискует остаться без зуба и глаз, настолько разнервничавшаяся малышка возмущена отказом в своей просьбе отца. Но Кэролайн честно не может припомнить, когда хотя бы раз видела слезинку у этого ребенка... – Кто это тебе сказал? – Кэ... Кэ... Кэролайн... – всхлипывает кудряшка. Почему-то первородный нисколько не удивлен ответом. – Успокаивайся и иди к нам, но без крокодила. – Почему мне можно, а Крошу нельзя? Вопрос, который волнует не только ребенка, но и саму Кэролайн. – Крокодилы опасны и больно кусаются, – послушно отвечает гибрид, внимательно следя за наивной малышкой, что сдерживает свой гнев из последних сил. – Но Крош не кусается! – встает на защиту любимца девочка. -Он хороший! Любит сладости и ооочень воспитанный. – Серьезно? – перенимая коронное Кэролайн, строго вопрошает Никлаус, с недоверием поглядывая на не внушающую ему доверия игрушку. Только благодаря железобетонной силе воли, Кэролайн удается сдержать себя, чтобы не рассмеяться. – Точно, точно! Смотри! – Хоуп выставляет всем на обозрение своего потрепанного любимца. Словно по его зеленому виду тут же можно определить какой зубастый крокодил безобидный. В секунду оказываясь подле дочери, Клаус пару секунд придирчиво осматривает земноводного со всех сторон. Хоуп затаила дыхание, ожидая какое же окончательное решение выдаст ей любимый отец. От ее былого испуга, с которым она появилась на пороге их спальни, не остается и следа. Клаус – потрясающий отец! – Хорошо. Но только сегодня. Хоуп взвизгивает от счастья, и пока Клаус не передумал, она уже лежит с крокодилом под одеялом, обнимая Кэролайн. Присоединяясь к девочкам, Никлаус молча перекидывает через себя Хоуп, затем крокодила, и, оказавшись четко посередине, привлекает обеих блондинок к себе поближе.***
Крошечная трехлетняя чудо-девочка умилительно сопит, закинув на папу ножку и ручку. Прелестный ангел, а не ребенок, если бы еще не отцовский характер! Несчастный крокодил беспощадно скинут первородным на пол за ненадобностью. Никлаус много думал над словами своей невесты. Мир и спокойствие. Он не мог дать ей этого. Пока не мог. Но устроить передышку вполне был способен. – Не хочешь побывать в Андах? Клаус чувствует усмешку Кэролайн на своем плече. – Рим, Токио, весь мир? – цитирует невыполненные обещания вампирша, и, отстраняясь от первородного, переворачивается на другой бок, к нему спиной, сладко потягиваясь. Слышно как Клаус заботливо снимает с себя маленькую соню, плотнее укутывая ее одеялом. – Я держу свои обещания, – мурлычет он на ухо вампирше, прислоняясь к ней сзади, и ласково проводит рукой по темному шелку, перемещаясь с талии на округлое бедро. – Улетим завтра? Ты, я и Хоуп? – Еще сотня охранников в придачу и столько же врагов. Устроим всем каникулы! Вау! Идея супер! – отпускает привычную остроту вампирша и сонно улыбается. Кэролайн наверно считает, что гибрид всего на всего с ней попусту флиртует. Но в чем-то она права. Оставить ребенка никак нельзя, а рискнув уехать из города существует вероятная угроза скорейшего нападения как на Французский Квартал, так и на самих путешественников. Разве Король не должен жить в безопасности со своей семьей? Делать что хочет? Жить... как-то нормально? Клаус – король, который зависим, которым манипулируют, которого подчиняют неведомые враги своим условиям игры. Пора прекращать все это. – Все в порядке? – шепотом интересуется Кэролайн, интуитивно почувствовав изменившееся настроение гибрида. Не получив ответа она оборачивается к Клаусу. – Может еще раз в душ? – ухмыляется ей в ответ первородный нахал и по ребячьи открыто улыбается, получив ожидаемую реакцию от девушки в виде ее крайне насыщенной мимики, открыто заявляющей что-то вроде "О нет! Только не это! Я сплю."***
Урегулировав пару вопросов с ведуньями, царство им небесное, Никлаус успел заехать в парочку марочных магазинов, где выбрал с десяток развратно-откровенных женских комплектов нижнего белья, взамен изорванному им сегодня ночью в клочья. Он плохо разбирался во всех этих женских штучках, но очаровательная продавец-консультант, схожая фигурой с Кэролайн, под внушением, чудесно продемонстрировала первородному большинство из представленных магазином моделей. Напоследок работница вежливо пожелала vip-покупателю хорошего дня и кокетливо ему подмигнула. Такая бы и без внушения проделала все, что он хотел. Дура. Так же успев заскочить в Детский мир и скупив его чуть ли не на половину под восторженно-щенячьими взглядами продавщиц, Клаус отправился дальше. Решили, что он прилежный семьянин-подкаблучник, по воскресеньям посещающий церковь. Идиотки. Два билета до Анд с открытой датой жгли внутренний карман летнего, непривычно светлого пиджака, который ему еще с утра подсунула вместе с человеческим завтраком Кэролайн. Хорошо Минди мелькнула где-то рядом, и первородный гибрид не остался голодным! С этим отрицанием своей хищной природы надо было что-то делать. На одних донорских пакетиках Кэролайн далеко не уедет. Кажется, он придумал, что надо будет сделать... Цветы? Проходя мимо уличного киоска, Клаус замедлил шаг. Яркий солнечный день подходил к концу. Еще никогда в жизни гибриду так не терпелось попасть домой, как это было сегодня. Он машинально проверяет телефон на наличие новых забавных смс от Кэролайн. Одна есть! Но он все равно перечитывает еще раз предыдущие. "Не ищи меня, не звони, не посылай SMS, я не хочу с тобой разговаривать, я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать... потому что доктор запретил мне СЛАДКОЕ!!!" Когда Никлаус только начал читать это сообщение, он уже был чуть ли уже не в пути, чтобы незамедлительно остановить беглянку! Кажется, бессмертный был на грани сердечного приступа. За это девчонка ему поплатится. В обед он получил от нее послание, которое его особенно позабавило. Ковен ведьм, с которыми он в этот момент вел переговоры, был приятно удивлен хорошим расположением духа их вечного недоброжелателя. "Одна богиня сотворила Ангела и Дьявола. Они были такими прекрасными, что она позавидовала их красоте и сбросила их на землю. Я не ушиблась! А ты?" Последующее послание было особенно приятным и неожиданным для него. "Хочу предложить тебе путешествие: Направление – звезды, водитель – любовь, транспорт – сердце, пассажиры – ты и я, билеты – безвозвратно. Ну как?" И смайлик в конце. Все-таки златоволосая проныра серьезно восприняла его предложение о кругосветном путешествии, просто... сейчас они не могли позволить себе такой роскоши, но взамен она предлагала не менее перспективный вариант... День ото дня Его девочка становилась более нежной с ним, более ласковой. Ее извечная колкость и настороженность постепенно пропадали, проявляясь лишь в редких ссорах и спорах. Понадобилось время, чтобы Кэролайн научилась постепенно доверять ему, верить... Последнее сообщение. Непрочитано. Видимо отвлекся на предсмертные проклятия в свой адрес от ведуний, которых он самолично похоронил заживо. Нечего запугивать его близких странными предсказаниями. Разбираться, кто прав кто виноват он не собирался. Рты закрыты, значит спокойнее сны. Клаус останавливается, открывая последнее смс, пришедшее буквально час назад. Алые мужские губы трогает светлая улыбка влюбленного по самые уши дурака. " _/\_/\_/\_/\_/\_/\_/\_– это биение моего сердца, когда ты рядом. --------------------– – а это его биение в твое отсутствие." – Великий и ужасный любит цветы? Моментально цепляя на себя привычный беспечный вид, чтобы не подпортить себе репутацию, Никлаус приветливо усмехается подошедшей к нему Ками. Думал, пройдет мимо. – Любовь мне неведома, Камилла, – философски изрекает вместо приветствия первородный. – Но вот язык денег мне хорошо знаком, – и Клаус обращается к продавцу: – Будьте любезны доставить на дом по этому адресу, – он вежливо протягивает визитку. – Какой букет выбрали, сэр? – интересуется довольный внешним состоятельным видом клиента пожилой старичок. – Я возьму все. Коротко и ясно. В стиле Никлауса Майклсона. – Кэролайн устроит распродажу по интернету, ты ведь это понимаешь? – шутит барменша, внутренне умиляясь красивому широкому жесту до неузнаваемости изменившегося гибрида. – Она не посмеет, – не принимая шутки, особенно сурово заявляет первородный. – Кэролайн ценит мои подарки. – Ок, ок! – шутливо поднимает руки вверх, словно арестант, девушка лучшего друга. Ее забавляет серьезное отношение гибрида ко всему , что связано с его Кэролайн. – Ты случайно не видел Марселя? Он не отвечает на мои звонки... Клаус отводит взгляд или ей это только кажется? – Пыталась дозвониться Кэролайн сейчас, но и она телефон не берет, даже Коул и Ребекка... Может, дашь мне номер Элайджи? А вот это уже странно. Пароноидальная натура начинает просыпаться от короткого сна где-то глубоко внутри, в области у самого сердца. Нехорошее предчувствие слишком незаметно подкравшейся беды, словно яркая вспышка, озаряет собой извечно подозрительного шизофреника! – Клаус, стой! – заметив нехороший блеск в глазах древнего, барменша желает узнать все подробности, но поздно. Черный Infiniti с визгом срывается с места, игнорируя красный сигнал светофора. Гудки, гудки, гудки, бесконечные гудки и автоответчик. Даже его "шестерки" молчат! Бесполезный телефон отброшен хозяином куда-то на заднее сиденье и утопает в многочисленных подарочных пакетах. 270 км/ч – слишком маленькая скорость, чтобы успеть...***
Ощущение словно щелкает стальной капкан, в секунду переламывая хрупкие кости. Слишком тихо. Ни музыки, ни привычных для слуха сказок, что читала перед сном его дочери юная вампирша, ни шутливого извечного спора близких приближенных, что вечно крутились во дворе его дома. Ничего. Тишина. Собираясь попытаться вновь дозвониться Кларку, чтобы узнать в чем дело, Клауса останавливает вид, появившегося у него на пути взъерошенного и какого-то потрепанного Элайджи. Глаза... Так Элайджа смотрел на него лишь однажды... Когда жизнь новорожденной Хоуп висела на волоске... Когда старший первородный оплакивал, как им тогда казалось, погибшую на церковном алтаре Хейли... – С Хоуп все в порядке. Они с Хейли в надежном месте, – выдыхает старший первородный, явно начиная с хороших новостей. Повсюду царит полнейшая разруха. Теперь секса не видать как минимум полгода! Пока Мисс Мистик Фоллс все здесь не разгребет, не заменит и не починит – не успокоится! Ночами трудиться будет! – Наша мать вернулась, – констатирует Элайджа. – Тайлер Локвуд вселился в тело Марселя как Странник, став предводителем оборотней. Эстер оказалась той старухой, которую ты запер в подземелье. Кровь капает с пальцев старшего первородного вниз, пачкая новое покрытие, за которым столько носилась по всему городу ненормальная блондинистая вампирша. – Где Кэролайн?! – одними губами, сухим, безэмоциональным тоном интересуется Никлаус. Но за этой его маской напускного равнодушия отчетливо считывается скрытое подкрадывающееся к нему сумасшествие и невероятная ярость, готовые проявить себя в любую секунду. – Брат... Я пытался... – Элайджа, не в состоянии говорить далее, отводит растерянный взор от родственника куда-то в сторону. Нервно ерошит волосы. Господи. Да он сдерживает слезы. Внутри Клауса словно все леденеет. – Оборотни... Они восстали... Их было слишком много... Элайджа словно оправдывается. При других обстоятельствах Клауса это даже бы позабавило, но лед, что сдавил ему сейчас грудную клетку, постепенно начинал трескаться. Всегда безупречный элегантный костюм разодран в клочья, свежая кровь не успела пропитать собой ткань, вид непривычно потерянный и... убитый. – ГДЕ МОЯ КОРОЛЕВА?! – не выдерживая, срывается на яростный, полный скрытой горечи крик гибрид. – В подземелье... – тихо отвечает Элайджа, и из его глаз прорываются злые застывшие слезы. – Не ходи. НЕТ! – кричит сознание. – НЕТ! Никлаус исчезает в указанном направлении, отказываясь верить в очевидное. Кэролайн обратила его проклятую душу к свету, подарила надежду на искупление. Она сама есть свет, для него, для всего "государства", для всех них. Потухнет она, исчезнет он сам. Они с ней единое целое, они неделимы. Случись с ней что-то, он бы почувствовал, а не развлекался бы, опустошая банковские счета по магазинам. Море трупов у входа в подземелье, и небольшое войско оставшихся в живых, верных подданных, что послушно расступаются перед своим королем, образуя тем самым своеобразный живой коридор. Ему не нравятся эти взгляды. Угрюмые, поникшие. В них застыли страх и скорбь. Давина – маленькая ведьма, что успела сдружиться с провинциалкой из Мистик Фоллс, кажется, находится на грани обморока, но упорно продолжает читать древние руны какого-то только ей подвластного заклинания. Видно, что ей очень больно, кровь течет из ушей, глаз, носа ... – Хватит! Остановись! Ты себя убьешь! – кричит рыдающий, словно девчонка Джош, теребя свою подругу, как только можно. – Все кончено! Что происходит? В чем он просчитался? Чего не учел? Где ошибся? Никого ни о чем не спрашивая, Никлаус подходит к входу в подземный грот. Горящие свечи чадят и порядком раздражают чувствительное обоняние. Странный мерзкий запах. Какие-то травы. Наверняка древняя магия. Верные уцелевшие слуги обступают своего повелителя тесным кольцом. Миллионы мыслей, идей, мелькают в коварном тысячелетнем сознании, придумывая изворотливые способы выхода из любой возможно сложившейся ситуации. – Клаус... – сидящий на корточках возле входа в чертог, Коул, поднимает тяжелый взор, полный неверия, на приближающегося родственника. – Они... Клаус протягивает вперед руку, натыкаясь на незримый барьер. Все верно. Как он и предполагал. Слишком предсказуемо. – ...Ее... – продолжая сидеть прямо на земле, всхлипывает вдруг извечный балагур и разгильдяй. И тут Коул хватает себя за голову, словно собираясь рвать на себе волосы. Он похож на буйного помешанного, готового вот-вот сейчас сорваться. Замершая поблизости Ребекка замерла соляным изваянием. Из глаз первородной сестрички катятся нескончаемым потоком слезы, но она словно бы не замечает этого. Просто стоит и плачет. Как тогда на кладбище когда он собирался убить ее за предательство. Коул вдруг затихает, пряча голову в коленях. – Они убили ее, – тихо произносит он. И замолкает. Но когда очевидное произносится вслух, это звучит оглушающе. – Клаус... – приблизившийся Элайджа впервые не находит, что сказать. Клаус словно никак не реагирует на услышанное. Стоит. Смотрит прямо перед собой. И ничего не делает. Ни рвет. Ни мечет. Не беснуется. Ни отрывает всем подряд головы. – Давина сняла барьер, – сухим официальным тоном ставит в известность окружающих Кларк. Отыскав за пару минут необходимое заклинание для удаления серьезной преграды, за которую уволокли прямо на глазах у трехгодовалой малышки ослабленную вчерашней вербеной Кэролайн, Кларк превзошел сам себя, переведя древний зашифрованный манускрипт за рекордно короткое время. Но даже это оказалось недостаточно быстрым. Продолжая молчать, Клаус находит в себе силы, чтобы шагнуть вперед. Барьер отсутствует. Еще шаг. И еще один. Спешить уже некуда. Поворот и... По самому центру комнаты для пыток замерла под открытым сводом хрупкая женская фигурка. Пепельно-серая. Словно бы выполненная из мельчайшего песка, мастерски талантливым скульптором. Только вот это был не песок, а пепел. В прах превратилась даже одежда, что была на ней одета сегодня утром. Простого покроя, милое бальное платье. Ярко-желтое... Этот цвет хорошо сочетался с ее роскошными длинными волосами. Выражение лица... печальное. Словно она все ждала кого-то, надеялась, что он вот-вот появится из-за угла, но так и не дождалась. Беспощадное солнце выжгло самое доброе хищное существо на планете в секунду. Она даже не поняла что произошло. Не страдала. – Клаус... Кол, Ребекка и Элайджа обступают брата полукругом. Но тот продолжает стоять не шелохнувшись, словно приросший к месту. Он все смотрит и смотрит, словно пытается что-то увидеть, что-то исправить, что-то сказать, но так ничего и не делает. Любуется произведением искусства. Ожерелье, что он подарил Кэролайн на помолвку, крепко было зажато в ее руке, словно некая реликвия. Теперь и оно стало прахом... В мыслях мелькают спутанным рваным калейдоскопом воспоминания. Их первая встреча, первая жестокая интрига со смертельным укусом, их извечные пикировки, остроты, споры, ссоры, слезы, смех, вчерашняя ночь, первое признание в любви... Смерть... – Мертва... – пульсирует в голове одна лишь мысль. – Мертва... – Клаус... – до подсознания первородного словно откуда-то издалека доносится голос Коула. – Мы забрызгаем луну кровью. Мы отомстим. Но в ответ слышится лишь, как все это время не дышавший гибрид, судорожно выдыхает и устало прикрывает глаза. Его проклятая жизнь стала сегодня прахом. Две влажные соленые дорожки оставляют свой след не столько на лице скорбящего первородного, сколько на его сердце. Все его тело крайне напряжено и излучает угрозу любому, кто хотя бы попробует шелохнуться. Еще какое-то время Клаус продолжает стоять в склепе перед застывшей прекрасным изваянием возлюбленной, как затем словно подкошенный, он падет на колени и, задрав высоко к небу голову, дико воет. И от этого звериного, нечеловеческого воя встают волосы дыбом. Так поет волк при луне свою последнюю прощальную песню.