Осколок Валгаллы

29 декабря 2012 года. США. Балтимор. Близ южных доков. 23:15 вечера. - Шон! ШОН!!! ОЧНИСЬ! – надрывался над ухом чей-то до боли знакомый и очень противный женский голос, - Гастингс! Я клянусь тебе! Если ты не откроешь глаза, я тебя расстреляю! - Расстреливай, - собственный сиплый и заплетающийся голос показался историку совершенно чужим, - Хоть пытай, мне плевать. Сил уже нет. От твоего крика, Крейн, тараканы дохнут. - Слава тебе господи! Живой, - выдохнула Ребекка с явным облегчением. Два хлёстких удара по лицу, и оператор анимуса смог-таки разлепить глаза. В зрачки тут же проник нестерпимый свет от лампы на потолке, и Гастингс против воли сморщился. Какая мерзость! - Присосался к Иккингу, как клещ, - где-то рядом подал голос Наставник. - Между прочим, Билл, это твоя идея была – продержать Шона в анимусе дольше обычного. - Спокойно-спокойно, - уже более твёрдо промолвил шатен, не без помощи подруги приняв сидячее положение, - Никто не пострадал… - Никто? – удивлённо воззрилась на него хакерша, - Хочешь в зеркало взглянуть и узреть, на КОГО ты сейчас похож? - Спасибо, обойдусь, - фыркнул парень, наощупь разыскивая свои очки. Понаблюдав за его бесплодными попытками, девушка протянула нужный предмет. Мир вокруг Шона, наконец, принял чёткие очертания: всё тот же покрытый пылью кабинет старой пивоварни с заколоченным окном, стол с ноутбуком и прочим необходимым оборудованием. Даже Уильям Майлз стоял рядом с дверным проёмом в той же позе, в какой Гастингс видел его перед тем, как снова лезть в аппарат, считывающий генетическую память. - Почему я потерял сознание? – спросил историк, размяв плечи и поднявшись на ноги. - Слишком долгий сеанс, - ответила Ребекка, отпустив его и отойдя в сторону. - Дез тоже долго лежал в этом чёртовом кресле, и ничего… - Мой сын постоянно использовал анимус, - пожал плечами Наставник, - А вот у тебя совсем не было практики. - Просачивание? - Не думаю, - сказала Крейн, - скорее защитная реакция мозга. Верный признак того, что если мы и дальше станем продолжать в том же духе, то в лучшем случае эффект станет необратимым… - А в худшем? – сощурился Шон, - Кома, что ли? Ребекка покачала головой: - Если бы. Более вероятен полный слом личности. Потому что нагрузка резкая и колоссальная. Это сопоставимо с тренировкой по тяжёлой атлетике, когда по неопытности тягаешь штангу с избыточным для себя весом. - Я тебя понял, - невесело усмехнулся Гастингс, потирая затёкшую шею, - Перекачался я на этом «тренажёре», и Матрица меня поглотила*. - Ничего смешного не вижу, - немного сердито рявкнула Ребекка, - Ещё один подобный фокус, и смеяться ты, полагаю, будешь уже в комнате, обитой войлоком… И то навряд ли. Так что тебе сейчас следует немного прогуляться и хорошо поспать. - Согласен, - не переставал ухмыляться Шон, - Не составишь мне кампанию? А то не ровен час, прохватит меня приступ «синдрома явления предков», и потону в доках… - Перебьёшься, - откровенно фыркнула девушка, надевая любимые наушники и отыскивая в плеере подходящую композицию, - Меньше глупо шутить будешь на такие темы. - Зануда, - добродушно рассмеялся, подмигнув подруге, шатен. И, пройдя мимо Наставника, направился к выходу из пивоварни. Уильям, глядя парню в след, только покачал головой и улыбнулся. Он знал, что не пройдёт и десяти минут, как бойкая компьютерщица последует за Гастингсом.       Голова болела просто дико. Сколько Шон не притворялся и не утаивал недомогание перед Ребеккой во время прогулки вдоль пристани, себе не солжёшь. Уже на обратном пути боль из просто сильной переросла в адскую, и скрывать её стало невозможно. Крейн в ужасе потащила друга на базу, где, вооружившись болеутоляющими пилюлями из полевой аптечки, девушка загнала бедолагу шатена на его спальное место и почти силой всунула таблетки ему в рот. Лекарство подействовало практически сразу, но для верности Ребекка решила какое-то время посидеть рядом с «мучеником». - Спасибо, - пробормотал Гастингс, устраиваясь удобнее в своём спальном мешке, упираясь ногами в свёрнутое покрывало, которое, не понять, как сюда попало. - Всегда пожалуйста, - послышалось в ответ, и шатен был готов поклясться, что брюнетка, сидящая рядом улыбнулась, - Спи. Завтра будешь, как огурчик.       Боль ослабевала, но пока не думала уходить. Засыпать было тяжело, а потому парень решил занять себя каким-нибудь делом, вроде пересчёта овец. Однако упрямые безрогие бараны явно не горели желанием показываться Шону на глаза. А посему, ассасин сосредоточился на созерцании образов, и без всяких копытных настойчиво мелькавших в его мозгу. Множество белых отблесков на чёрном фоне сновало туда-сюда, оставляя белесые полосы, как кометы в звёздном небе. Постепенно «хвосты» и всполохи ярких вспышек формировали мозаику из мириадов узоров, сходных с вырезанными из бумаги снежинками и вейвлетами**. С каждой секундой в их хаотичном появлении и перемещении всё больше угадывалась некая система. Гастингс не ведал, сколь долго он за ними наблюдал, но внезапно осознал, что узоры и даже цифры теперь формируют целые геометрические фигуры: призрачные прямоугольники, кубы, конусы и прочие. А затем, где-то посередине всего этого математического безумия, ярко запылала точка, похожая на одинокую звезду. Ещё одна вспышка, и Шон вдруг обнаружил себя стоящим в некоем деревянном доме. Оглядевшись, он понял, что это жилище викингов. И довольно богатое. Хорошая резная мебель, камин с пылающим очагом внутри, оружие на стенах, а на полу медвежьи шкуры в качестве ковров. В одной из секир на каминной полке Гастингс признал ту, коей всегда орудовала Астрид на поле боя, а на круглом щите, висевшем рядом, красовалось очень качественное изображение четырёх человек. Молодой, широкоплечий, зеленоглазый мужчина, облачённый в кожаную броню и с шевелюрой цвета тёмных каштанов выглядел лет на тридцать с небольшим. Статная, красивая, круглолицая женщина с сапфировыми очами, стоявшая по левую руку от него, чьи локоны червонного золота даже на немного выцветшем рисунке отливали янтарём, гордо смотрела на наблюдателя из-под длинной чёлки, ниспадавшей ей на лоб. Супруги стояли почти вплотную друг к другу. Иккинг, а это, несомненно, был он, приобнимал Астрид за талию левой рукой, а правая ладонь бывшей Хофферсон покоилась у мужа на плече. Перед счастливой парой стояли двое голубоглазых подростков: огненно-рыжий паренёк и блондинка. Гастингс ухмыльнулся, вспомнив слова сэра Артура Конан Дойла: «Вот как начнёшь изучать фамильные портреты, так и уверуешь в переселение душ». Сын Иккинга, за исключением глаз, был точной копией своего отца. А вот на кого походила девочка, было не совсем ясно. Овал лица чем-то схож с отцовским, но черты явно не его. От матери юная леди унаследовала цвет волос, глаза и взгляд. Тот же гордый взор Злобного Змеевика, что и у Астрид. «Наверное, переняла внешность кого-то из родни Иккинга, не иначе». Подумал Шон, закончив созерцать семейное «фото». Раздался тихий стук, и в помещение, кутаясь в тёплую шубу, вошёл худощавого телосложения, высокого роста слегка ссутуленный седой старик лет семидесяти. Его глаза, некогда небесно-голубые, ныне чуть потускнели, будто их подёрнуло белым туманом. Волосы, каштановые в молодости, теперь были седыми, как снежная шапка на голове. Помимо шубы гардероб викинга составляли красная туника, утеплённые иссиня-чёрные штаны и высокие сапоги с шерстяным утеплением. Увидев Гастингса, старик произнёс голосом, в котором чувствовалась стальная воля и выдержка. И не скажешь, что этому субъекту хорошо за шестьдесят: - Ты уже здесь, мой мальчик? Быстро. - Да, я говорил с мамой. Всё готово, дедушка Арнульв***, - обратился к старику Шон юношеским голосом, характерным для переходного возраста. - Хорошо, юный Асбранд***, - промолвил собеседник. «Что за чёрт?!» Испугался про себя мгновенно всё осознавший англичанин. «Я же не в анимусе!» Тем временем Арнульв продолжал: - В добрый путь… - Почему ты не плывёшь с нами? – немного требовательно вопросил юнец. - Я уже слишком стар для таких путешествий, Асбранд. Да и не покину я дом, где протекла вся моя жизнь. - Но… - парень хотел было возразить, но дед его перебил. - Я уже стар, мой мальчик, - улыбался Арнульв, - Сумерки жизни нависли надо мной, а скоро вечная ночь настанет. И я хотел бы окончить свой век здесь, где жили мои предки. Где жил и правил нашим племенем мой прославленный дед Иккинг со своей любимой женой Астрид, моей бабушкой. Вот поживёшь с моё, сам поймёшь, как сие необходимо. - А как же мы? – чуть не плача вопросил Асбранд, - Мы же семья… - Вы ещё молоды, и жизнь вам благоволит. Идите с миром, и Боги укажут вам путь. Не оглядывайтесь назад слишком часто. Берегите друг друга, как наши предки берегли. Мальчишка не выдержал и, подскочив, порывисто обнял своего дедушку, уткнувшись носом в меховой полушубок. Слёзы он не сдерживал и не стыдился их. Зачем, если они не от физической боли? Горечь неизбежной разлуки душила, как питон, обвившийся вокруг шеи. По лицу Арнульва тоже текли слёзы. Старик понимал, что обрекает себя на одиночество, но он не боялся. Он знал, что очень скоро пробьёт его час. И он вновь узрит своего отца, деда и всех, кто уже ушёл в Валгаллу. Но оставалось ещё одно, последнее и очень важное наставление. Разжав объятия, викинг посмотрел в лицо внуку и прошептал: - Храни то, что передал тебе отец, Асбранд. Мальчик кивнул, поняв, о чём речь. - Ты последний мужчина из рода Карасиков. Это часть великого наследия Иккинга и Астрид. Когда-нибудь оно обязательно понадобится. Может не тебе, не твоим детям и даже не внукам. Но понадобится. - Да, дедушка Арнульв. Я сберегу его… И сцена исчезла, погрузившись в чернильный мрак и туман. Снова вспышка, и Гастингс проснулся в своём спальном мешке. Судя по наручным часам, было уже почти утро. Перевернувшись на другой бок, Шон улыбнулся. Ребекка так и провела рядом с ним всю ночь, задремав в нескольких сантиметрах от шатена. Тихо вытащив из своего спальника тонкое покрывало, благополучно забытое в ногах, ассасин укрыл им подругу. Боль в голове тоже прошла, будто её и не было. Остаток ночи Гастингс провёл, время от времени любуясь спящей Крейн.