Осколок Валгаллы

9 ноября 1250 года. Территория современной Норвегии. Остров Олух.       Викинги – народ работящий и дисциплинированный во всех отношениях, в противном случае не выжили бы в суровых условиях севера, где холод диктует свои правила игры, в которой несобранным людям надеяться на крупный куш не приходится. Природа, разумеется, обладает такими качествами, как красота и гармония, но вместе с тем слабому спуску тоже не даёт. Таков закон, коему подчинены все живые существа. Конечно, после того как трёхсотлетняя война с драконами завершилась, а сами бывшие кровные враги немного пообжились бок о бок друг с другом, стало немного легче. Однако сама жизнь в малину не превратилась. Ибо где плюс, там неизбежно будет минус. Извечная цена за всё хорошее, что есть в нашем бренном мире. Вставали селяне рано, трудились много, а ложились после захода солнца. Но даже привитая привычка не могла помочь тем, кому выдалось поспать совсем немного. Девятнадцатилетнему сыну вождя племени Лохматых Хулиганов казалось, что он не просыпается в тёплой постели, а восстаёт из пепла погребальной ладьи, подобно мифической птице Феникс. Что характерно, вины шатена тут не было ни в одном глазу. Но его отец не мог позволить парню и дальше валяться в кровати. Стоик Обширный навис над практически «мёртвым» отпрыском и рявкнул так, что ему Громобой бы позавидовал: - Подъём! Несчастный Беззубик, свернувшийся кольцом у противоположной стены на специальной плите, являвшейся его постоянным лежбищем, от испуга подпрыгнул почти до потолка, неслабо треснувшись о горизонтальную дубовую балку головой. Рухнув обратно на камень и обхватив передними лапками ушибленное темя, дракон жалобно заскулил. Иккинг тоже резко подскочил на кровати и разлепил глазищи, вокруг которых залегли тёмные круги, говорившие о том, что сон не особо помог парню в отдыхе. Не выказав ни малейшего сочувствия к названым братьям, вождь строго изрёк: - Уже вся деревня давно на ногах, а Гордость Олуха и будущий вождь на пару со своим первым помощником дрыхнут без задних ног и лап! Ни стыда, ни совести… - Па, - просипел заплетающимся со сна языком Иккинг, - Ты же знаешь, во сколько мы вернулись вчера! Имеем мы право на законный отдых, или нет, в конце концов?! - Попререкайся мне тут ещё, - отрезал Стоик, - У нас целая гора неразрешённых проблем, так что о нормальном отдыхе можешь забыть. Поднимайся, завтракай и бегом в Зал Славы. Через полчаса Совет. - Подожди, пап, - воскликнул одноногий, протирая глаза, - до собрания, нам нужно поговорить. Я схожу за Астрид, и мы вместе отчитаемся в итогах переговоров с Элвином. Обширный немного помолчал, а затем кивнул, соглашаясь: - Хорошо. Приведи девушку сюда. Позавтракаете, заодно и расскажете о результатах разговора с Вероломным. А я пока пойду и перенесу совет на час позже… Давай-давай, - строго «подбадривал» он сына, - умывайся и бегом за своей красавицей. У нас масса дел. С этими словами вождь поправил меховую накидку на плечах, нахлобучил на голову рогатый шлем и, спустившись на первый этаж особняка, спешно покинул дом. Иккинг, бросив виноватый взгляд на Беззубика, быстро прицепил к ноге протез и, слегка пошатываясь из стороны в сторону от не покидавшей его сонливости, сбежал по лестнице в гостиную комнату. Взяв со стола кусок льда, который, видимо, принёс утром отец, шатен вернулся в спальню и приложил крупную ледышку к ушибленному месту на голове дракона, который не прекращал жалобно скулить. - Потерпи, братец, - успокаивающе шептал он Фурии, одновременно гладя по широкой чешуйчатой шее, - Сейчас пройдёт… Беззубик в ответ благодарно заурчал, прикрыв глаза. - Ты уж пока побудь дома и поспи. Если потребуется, я тебя разбужу. В ответ раздалось очередная порция мурлыкающих звуков. Иккинг ещё минут пять посидел рядом с любимцем, а затем поднялся на ноги, спустился на первый этаж и, наскоро умывшись и приведя себя в порядок, поспешил к дому своей девушки. На вежливый стук в дверь вышла мать Астрид – Герда Хофферсон, высокая, статная женщина с голубыми как у дочери глазами и светлыми слегка волнистыми волосами, собранными в пучок. Выглядела она вполне дружелюбно, но всё же дала парню понять, что он выбрал не самое удобное время для визита. - Здравствуй, Иккинг, - мягко сказала она, с намёком на грозность в голосе, - Прости, но я не могу позвать её. Девочка очень устала вчера и отдыхает сейчас. - Добрый день. Я понимаю, и сам не хотел бы беспокоить Астрид, но нам нужно поговорить с моим отцом, относительно вчерашнего вечера. Дело очень серьёзное и отлагательств не терпит. Герда слегка удивилась. - А её присутствие обязательно? Карасик немного помялся, но сказал твёрдо. - В принципе нет, но чуть больше чем через час состоится Совет в Зале Славы. Ей лучше быть в курсе дела сейчас. Потому как нам обоим предстоит ещё раз рассказывать о вчерашних событиях уже на собрании. И насчёт завтрака не беспокойтесь. Астрид разделит трапезу с нами в процессе отчёта... - Отчёта? – женщина удивилась ещё больше, - А вы разве не на свидание вчера летали? - К сожалению, нет, - промолвил шатен, покачав головой, - Было очень важное дело… Иккинг замолк, давая понять, что не станет продолжать, и виновато посмотрел на свою в перспективе будущую тёщу. Герда в свою очередь лишний раз показала, что мудрости ей не занимать, и, вздохнув, улыбнулась. - Хорошо, я сейчас разбужу её. Ты проходи… - немного помедлив, Хофферсон вновь обратилась к парню, - Может, всё-таки позавтракаете у нас? Быстро что-нибудь сообразим. А то, что это за еда за серьёзными разговорами? Ни удовольствия, ни насыщения. Иккинг попытался было возражать, но тут же убедился, что по части упрямства его дама сердца пошла преимущественно в свою мать. Ибо Герда даже слушать ничего не захотела, а только указала юноше на кухню. - Пока ждёшь нас, сделай бутерброды с тунцом, хорошо? – попросила мать семейства по пути в спальню, - Ты знаешь, где у нас и что лежит. Иккинг же был только рад занять себя чем-нибудь, а потому резво прошествовал в трапезную. Он не раз бывал здесь. Когда по приглашению на обед в кругу семьи Хофферсонов, которые давно считали сие нормой; когда с друзьями по случаю очередной посиделки; а когда просто проводил здесь время с Астрид в какой-нибудь дождливый или иной ненастный вечер, в который лучше никуда не ходить, а побыть вместе в тепле и покое. Паре никогда никто не мешал, а приходившие ближе к ночи родители девушки были ему только рады. Обменивались приветствиями, общались, а через некоторое время сын вождя возвращался к себе. Что до главы семейства, то строгий отец, не стесняясь, говорил: - Пусть уж чаще дома сидят. Хоть на глазах будут, а то знаю я нынешнюю молодёжь… - Пап! Перестань, - негодовала в таких случаях белокурая валькирия, отчаянно краснея. Сын вождя тоже смущался от таких шуток, а родители только добродушно смеялись и подтрунивали над парой, предаваясь про себя воспоминаниям о своей же молодости.       Ввиду данных обстоятельств Карасик, преспокойно окинув взглядом кухню, принялся за дело, найдя и хлеб, и прочие вкусности. Временами Астрид весьма «тонко» намекала шатену, что его дому явно не хватает женской руки. Ибо по утреннему убранству создавалось чёткое впечатление, будто это Хофферсоны, а не Карасики, имели статус вождей. Обстановка тут куда богаче: очаг в виде каменного камина с вытяжной трубой; по бокам от него искусно сработанные резные тумбы с разной утварью и припасами, рассчитанные на продолжительное хранение. Над тумбами висели небольшие шкафчики с посудой, а на самих тумбах сейчас покоилась рыба и овощи. Видимо, Иккинг пришёл как раз к моменту, когда Герда готовила еду. Слева у красиво расписанной картинками в виде драконов стены стоял стол с тремя стульями. Не простые, грубо выструганные, как в доме Карасиков, а с изящными фигурными ножками. Если приглядеться, то можно заметить, что основаниями ножек служили искусно сработанные лапы злобных змеевиков, где-то посерёдке торчали маленькие, слегка удлинённые, но не менее узнаваемые крылышки, а вверху стульев каждую «ногу» венчали маленькие головы того же дракона. Стоило отдать должное Иккингу, ибо данная часть интерьера и мебели – его работа. Время от времени, парень оказывал семье своей пассии подобные услуги, и те в долгу не оставались, предлагая в ответ щедрые дары. Шатен очень хорошо помнил, как глава семьи Хофферсонов в знак благодарности за стулья и стол преподнёс вождю и его сыну фамильный меч с тончайшей рунной росписью на клинке и рукоятке, великолепная ювелирная работа великого кузнеца времён деда Стоика Обширного – Бьёрна Смелого, сделанный по заказу прапрадеда Астрид. Баснословно дорогая вещь. Шатен, конечно, ценил свой труд, но всё же не настолько. Однако попробуй тут откажись, хуже оскорбления не придумаешь. Предаваясь воспоминаниям, одноногий всадник Ночной Фурии успел наделать целую тарелку тунцовых сэндвичей и одну широкую, глубокую миску салата из огурцов, томатов и листков капусты, когда в трапезную вошли две заспанные, но тщательно умытые и приодетые девушки вместе с матерью семейства. Герда тут же ринулась жарить ребятам яичницу, а Иккинг тем временем приветствовал подруг. С Хедер вежливо поздоровался, а Астрид, не стесняясь присутствующих, обнял. «Миледи» немного сонно улыбнулась, ответив на объятие, но было видно – выспалась она куда лучше кавалера и не самым желанным подъёмом не возмущалась. Даже решила пошутить: - Сегодня ты у нас кулинар? Иккинг рассмеялся и ответил: - Отчасти… Завтрак прошёл довольно быстро, практически без разговоров, и очень скоро троица зашагала к дому вождя. Брюнетка, слегка смущаясь, что показалось Иккингу странным, пробурчала, что ей нужно в доки. Астрид ободряюще подмигнула подруге и едва заметно кивнула, как бы говоря «вперёд, не робей, и всё получится». Карасик сей пантомимы не понял, а в ответ на свой немой вопрос получил игривое: - Не спрашивай. Шатен фыркнул, и пара продолжила путь. Стоик не скрывал своего неудовольствия от задержки ребят, но узнав, что они сыты, сразу перешёл к делу. Весь рассказ о ходе переговоров в исполнении Иккинга с некоторыми дополнениями от Астрид занял в общей сложности минут двадцать – тридцать, и вождя более чем удовлетворил. Подводя итог, Обширный высказался: - Значит, Элвин обеспечит вам прикрытие, сынок? Это хорошо. Пора известить совет, всадников и Готи, а дальше начать подготовку к экспедиции. Надеюсь, ты всё продумал? Поскольку, как будущий вождь ты должен понимать – на тебя возлагается ответственность, как за само путешествие, так и за жизни вверенных тебе людей. - Да, отец, - серьёзно сказал Карасик, - Мелкие детали ещё требуют обсуждения и доработки, но их можно утрясти уже на Совете, а потом с командой. - Астрид, твоё мнение, - обратился вождь к девушке. Хофферсон немного подумала и промолвила: - Я поддерживаю Иккинга. Риск, разумеется, есть, но, полагаю, мы ещё не раз обсудим план и до выхода в путь постараемся предугадать возможные изъяны в нём. - Тогда, добро, - заключил Стоик, - Думаю, нам пора в Зал Славы. Люди уже начали собираться…       В то время как утром того же дня сын вождя пытался «восстать из мёртвых», посланец из Святой Земли уже вовсю бодрствовал. В отличие от двух всадников, полночи потративших на полёты и переговоры, он прекрасно выспался. Встав с грубой кровати, Смит первым делом размялся, а затем, одевшись, направился к морю, на небольшой обрыв, откуда открывался великолепный вид на бухту. Там можно было спокойно медитировать, не боясь, что тебя потревожат, созерцая безграничный океан и небо. Солнце уже поднялось, ввиду чего англичанин не мог насладиться красивейшим восходом. Голова воина была на редкость чистая. Дом, в который его определили, принадлежал семье крепкого на вид и не слишком говорливого лысого викинга с длинными рыжими усами. Имя мужчине вполне соответствовало: Молчаливый Свен. Хотя, если верить полной его противоположности – болтливой супруге, дородной женщине средних лет, то раньше он и вовсе рта не раскрывал. Природой такого феномена Иеремия сначала заинтересовался, а потом перестал обращать внимания, считая несущественным. На повестке дня была стратегия поведения. Как на совете, так и в грядущей экспедиции. Перво-наперво, гашишин решил держаться изначального плана: не лгать, но и всех карт тоже не раскрывать. Ибо слишком доверять викингам англосакс считал как минимум опрометчиво. Второе – результаты наблюдений за сыном вождя и его другом Ингерманом оставались неутешительными. При более близком рассмотрении Рыбьеног оказался ходячей опасностью. У Убийцы глаз на таких людей был намётанный. Немного наблюдений и внимательности, и англосакс понял, кто перед ним. Как говорят в народе, в тихом омуте… А уж разговорив одного забавного селянина с ведром вместо шляпы и его друга Шлака, Иеремия и вовсе уверился в том, что столкнулся со скрытым по натуре берсеркером. Небольшое столкновение в не столь далёком прошлом между Ингерманом и кузеном одноногого принца, включавшее в себя стаю Разнокрылов и их потомство, расставил все точки над «i». Иккинг в свою очередь, как и подозревал южанин, обладал такими полезными навыками, как скрытность и ловкость. Причём оба качества можно было с уверенностью отнести, как к навыкам в бою и полётам, так и к самой натуре юнца. Согласно фактам, которые Иеремия собирал по крупицам, шатен в пятнадцать лет, когда местные вели активные боевые действия против летающих рептилий, что теперь являлись местными домашними зверушками, умудрился скрыть на острове своего дракона. Причём обман раскрылся уже в самый последний и критический момент, когда молчать и дальше было просто нельзя. Учитывая сей факт, Смит держал Карасика за очень опасного противника. А уж в тандеме с дамой сердца и драконами парочки ребята составили поистине убийственный квартет. И это не считая явного наличия у будущего главы племени хорошей выдержки и ума прирождённого стратега, кои тот продемонстрировал ещё на самом первом собрании. Иметь его во врагах себе дороже. И что-то подсказывало Смиту, Яблоку Эдема будет не просто подчинить его себе. Родись шатен в Святой Земле, из него вышел бы отменный гашишин. Единственным слабым местом парня была его семья. Иеремия понимал, что в данном случае это слово включало в себя не только отца и двоюродного брата-брюнета вкупе с дядей, но и чернокрылого дракона, и златовласую воительницу, которую шатен, видимо, любил больше всего на свете. Во всяком случае, эти обоюдные эмоции читались во взглядах молодых людей, когда они смотрели друг на друга. Ради своей девы-с-секирой, всадник Ночной Фурии явно будет готов согласиться на всё. На любые условия. Да, Астрид, как солдат, очень сильна, с этим Иеремие спорить не собирался, но нет предела совершенству. При желании, её можно будет взять в оборот. И, как результат, одноногий никуда не денется. Смит понимал, что это уже крайние меры, но отнёсся к этому, как к возможному, хоть и маловероятному сценарию. Гашишину были известны такие слова, как «трудно» или «долго». Но от чего он намеренно избавился в юные годы, когда лишился своей семьи, так это от слова «невозможно». Однако время близилось к обеду. Следовало отправляться в Зал Славы, где должен состояться совет. Поднявшись по высокой, почти отвесной лестнице, Иеремия вошёл внутрь вырубленного в скале зала. Поприветствовав всех, мимо кого проходил, Смит занял своё привычное место рядом со Злобилой Йоргенсоном. Долго ждать не потребовалось. Первыми прибыли близнецы Торстоны, о чём-то тихо споря. Почти одновременно с ними в помещение зашла симпатичная зеленоглазая брюнетка, которая старалась не отставать от юноши-блондина. Иеремия знал, что она не местная, так как видел, как она приплыла на торговой ладье своего давнего знакомого – Йохана. А понаблюдав за дамой, англосакс сразу оставил её в покое, ибо мотивы её приезда на остров оказались вполне обыденными и прозаичными. Возможно, причина спора брата с сестрой как раз-таки крылась в гостье. Южанин находился достаточно близко к ним и через короткое время смог услышать конец разговора. Пару раз Забияка недовольно глянула на Хедер и продолжила что-то доказывать своему брату. К чести девушки, она не обиделась, а только улыбнулась, сказала парню нечто успокаивающее, а затем, непринуждённо попрощавшись, покинула Холл. Задирака проводил её грустным взглядом, но едва за Хедер закрылась дверь, как юноша напустился на сестру: - Ты специально что ли? Свою жизнь никак не устроишь, и мне мою не даёшь? Забияка закатила глаза: - Причём здесь это? Я просто… - Что, просто? – почти прорычал блондин, чей взгляд метал гром и молнии, - Она приплыла ко мне, а не к кому-то из вас. И ты просто не имеешь права ставить мне палки в колёса! - Я и не ставлю, - уже раздражённо процедила девушка, - Я хочу сказать, что тащить её с собой в поход – верх неблагоразумия с твоей стороны. Икк сказал, что это опасное путешествие, и… - И туристам в нём не место, - кивнул парень, - А ты вспомни её в том деле с Изгоями и Книгой Драконов. Она очень талантлива, и как воин, и как викинг. Так что принижать её я не позволю… И да, с каких это пор ты нашего будущего вождя Икком называешь? Тебе мало двух поклонников? Астрид с её секирой не опасаешься?... Смачная пощёчина по лицу от разгневанной девы оборвала пламенную речь Задираки. - Во-первых, не только мы с Астрид иногда называем его так, но и вы, парни, тоже. Потому даже делать не смей подобных грязных намёков, - прошипела разъярённая всадница Пестиголова, - А, во-вторых, я нисколько не возражаю против Хедер. Поверь, братец, я искренне рада, что у тебя появилась девушка, но я также хочу оградить тебя от возможной роковой ошибки. А если с ней что-то случится, ты себя простишь? Давай сначала вернёмся из экспедиции, а там уже можете спокойно бегать на свидания. Если ты ей действительно не безразличен, то она тебя дождётся. Не на год же мы улетаем. Поэтому, было бы очень мило с твоей стороны, перестать на меня бросаться. Парень не нашёлся, что ответить, и угрюмо занял своё место за столом. Отметая прочь лирику, Смит уяснил, что ему, возможно, стала известна информация, которую он искал все дни с тех пор, как встал на ноги. Итак, первое – минимум шестёрка известных ему всадников будет его сопровождать. Второе – они не поплывут, а полетят. Два раза плюс. У него, по крайней мере, появилась возможность обогнать тамплиеров, у коих не было в распоряжении драконов. Вскоре подошли и остальные всадники вместе с вождём и старейшиной. Крылатые «скакуны» если и были с ними, то остались снаружи. Посторонние покинули Зал Славы, и совет начался. Общий план предстоящего путешествия был составлен примерно за час. С подачи самого Смита, карта викингов расширилась. И если раньше олуховцы ничего не ведали о землях, севернее одного старого заброшенного форта, то теперь их взору открылась целая цепь небольших островов и скал. Многие располагались на относительно далёком расстоянии друг от друга, что сразу говорило о полетах длиной в несколько суток, благо, что ящеры, что всадники были хорошо натренированы. Иеремия в двух местах дал весьма неожиданные советы по навигации и направлению полётов, которые разошлись с мнением викингов. Однако гашишин объяснил сие указаниями Наставника, полученные ещё в Масиафе. - Это будет труднее, но если изменить курс в этих двух точках, то это даст нам небольшое преимущество во времени. Беда, конечно, в другом. Магистр Кроув тоже не дурак, искушённый в вопросах мореплавания, и тёплое течение с юга в этих же местах может сыграть на руку уже ему, позволив нагнать нас… Успокаивающим моментом оказались новости разведчиков, вернувшихся, подобно Иккингу и Астрид, ещё затемно. На юге, в нейтральных водах разыгралась сильная буря, уже не столь редкое явление в это время года, и она вполне задержит крестоносцев примерно на неделю. С севера также надвигался шторм, перемещавшийся в том же направлении, ввиду чего образовавшуюся неделю задержки Стоик Обширный решил выделить членам экспедиции на тренировки. Южанин обязан был не только передать часть своих знаний шестерым компаньонам, но и сам освоится в азах полётов. Иеремия данному условию только обрадовался. Мысль о возможном навыке приручения летающих бестий и использования их для обороны Масиафа дала заряд в мозг, подобно наркотику. Его также обрадовал факт того, что кроме шестёрки известных ему викингов, никто не будет сопровождать его в пути. Даже появившееся смутное чувство беспокойства, что не всё так просто, и что упущено нечто очень важное, англичанин легко отогнал. Ему, окрылённому неожиданной «удачей», и в голову сейчас не пришло, что не он один за этим столом является игроком и отчасти кукловодом. Юный сын вождя, как и его девушка, не сводил со Смита глаз и находился в постоянном напряжении. Парню не давала покоя мысль, что уж как-то слишком гладко всё идёт. И Совет, и планы, и прочее. Не в первый раз юноша ощутил в полной мере: должность вождя, ожидающая его в будущем, это не только почёт, но и очень большая ответственность. И далеко не самая приятная. Заметившая состояние парня, Хофферсон украдкой накрыла его руку своей ладонью, слегка сжав её. Это заставило шатена немного успокоиться и направить мысли в другом направлении. Поскольку у гостя с юга за душой явно не одно преимущество, как перед тамплиерами, так и перед ними, то глава драконьей Академии решил приготовить пару сюрпризов от себя и своей команды. Кто знает, против кого предстоит ими воспользоваться? Вопрос о помощниках, не стоял, ибо ответ был очевиден.       Вечером Иккинг на пару с Астрид по-тихому улизнули с ужина в Зале Славы вместе с двумя узелками еды и заперлись в кузне, поскольку парню не терпелось обсудить несколько своих идей с девушкой, а заодно и воплотить эти самые мысли в реальность. Хофферсон тоже лучилась энтузиазмом, следуя за шатеном в его, с позволения сказать, кабинет. Несмотря на то, что кузня была, по сути, местом, где белокурая воительница проводила очень много времени когда из желания помочь в работе на добровольных началах, а когда и просто хотела лишний раз побыть рядом с сыном вождя, в данную комнату заглядывала крайне редко. В последний раз она была тут почти месяц назад, и хоть обстановка значительно изменилась с той поры, одно оставалось неизменным. Валькирия безо всякого преувеличения заявила прямо с порога: - Абсолютный Бардак, с большой буквы Б, с элементами кубизма, возведённый в степень чистого хаоса. Иккинг лишь весело отмахнулся, забирая у подруги узелок с провизией на вечер со словами «Да будет тебе. Не так уж всё плохо». Астрид звонко рассмеялась, окидывая взором представший перед ней Рагнарёк в отдельно взятом помещении. Подписанные каллиграфическим почерком Карасика деревянные коробки с инструментами, старыми поломанными или неудачными изобретениями и прочим хламом стояли друг на друге, местами образуя целые колонны, а в углу комнаты даже были специально сложены в виде дополнительного самодельного стола. Сказать, что стены и полки с инвентарём, приделанные к ним, были увешаны чертежами разной степени безумности, как черешня спелыми ягодами, значит, ничего не сказать. Ни дать, не взять, лаборатория сумасшедшего гения. Справа от входа, Астид узрела пару вещиц, о существовании которых она уже успела основательно позабыть. - Ого, - радостно воскликнула златовласая дева, беря в руки старый круглый щит с изображением Беззубика. Сталь Громмеля в некоторых местах погнулась, а орнамент слегка потёрся, но в целом выглядела вещица пристойно, - Сколько воспоминаний разом! А рычажок-катапульта на нём ещё действует? Иккинг, водружая провиант на столик из коробок, обернулся и весело промолвил: - Обижаете, миледи. Только осторожнее с ним. Его немного клинит. Не хочу, чтобы случайный удар испортил такую красоту. Астрид фыркнула: - Говоря о красоте, ты имел в виду меня или щит? Карасик коварно улыбнулся и, нарочно растягивая слова и поставив в нужном месте паузу, изрёк: - Разумеется… тебя, нежная моя. Хофферсон залилась краской и, задорно подмигнув, положила щит на место. Шатен же тем временем подошёл к своему основному рабочему столу и, нагнувшись, принялся искать в нём нужные свитки. - Вообще я уже давно собирался его починить. Полезная ведь вещь… - Ну, конечно, - дразня, перебила его девушка, против воли залюбовавшись представшим перед ней видом согнувшегося практически пополам юноши, - Три года уже собираешься, да никак не соберёшься. А знаешь в чём проблема? С этим апокалипсисом, - продолжала она, обводя правой ладонью всю «уютную» обстановку кабинета, при этом не отводя взора от понравившейся ей картины, - нужно заканчивать… К твоему дому это тоже относится, ленивая морда. Иккинг, принявший столь экстравагантную позу не без задней мысли, ибо вполне мог просто присесть, рассмеялся и сказал: - Ну, уж нет. В этом хаосе я прекрасно ориентируюсь. Знаю где, что лежит. И будь моя воля, я бы уборку вовсе отменил. Тебе и всем! Везде и всегда! Хофферсон деланно нахмурилась, глядя на разгибающегося юношу с кипой бумаг в руках, но весёлый взгляд выдавал её с головой. - Что? Ждёшь, пока женишься, и несчастная супруга будет весь твой бардак за тебя разгребать? – фальшиво-грозным голосом вопросила юная валькирия, - Держи карман шире… - Да кто тебе даст-то? – ничуть не смутившись, в тон ей откликнулся зеленоглазый, - Придётся привыкать, никуда не денешься… - Да неужели, - озорно перебила его златовласка, - А кое-чего тебе не завернуть, милый мой? Вот возьму секиру, и сам у меня, как дракон прирученный, будешь свои завалы устранять. А вздумаешь упрямиться, Громгильду позову. Она, сам знаешь, не обладает таким нежным, снисходительным и добрым сердцем, как я. Карасик положил свитки с чертежами на стол и, развернувшись лицом к голубоглазой, в притворном ужасе выставил перед собой руки, будто обороняясь. - Хорошо-хорошо. Слово любимой женщины для меня закон. Что угодно, только не Громгильду в надзиратели. Оба рассмеялись. - Ну, что? – обратился шатен к подруге, - Сначала перекусим, а потом делом займёмся, или как? Девушка прыснула, углядев во вполне невинном предложении двусмысленность. Иккинг веселья воительницы не понял. - В чём дело? – удивлённо спросил он. - Ни в чём, - слишком быстро отозвалась она, отчаянно краснея. Парню потребовалось, по меньшей мере, несколько секунд, дабы осознать ситуацию: последняя собственная фраза, дверь заперта, они одни, да и весь предыдущий разговор слегка наталкивал на подобные мысли. Скорчив ханжескую физиономию, будущий вождь племени покачал головой: - Юная леди. Я всё, конечно, понимаю и весьма польщён подобным ходом ваших мыслей. Даже во многом их разделяю, но, полагаю, это немного опрометчиво, не находите? Рыбьеног должен скоро подойти, а нам вряд ли нужны свидетели в этом деле… Оба так и покатились со смеху. Отсмеявшись, Астрид промолвила: - Ладно, шутки в сторону. Давай лучше перекусим пока, заодно и осмотрим часть чертежей. Может, мысля какая дельная придёт.       Расположившись у импровизированного стола с провизией, пара, интенсивно жуя курятину с гречкой, принялась изучать свитки, которые Иккинг составил несколько дней назад. Прихваченная зелень в виде укропа и кинзы вкупе с огурчиками, редиской и томатами прекрасно добавляли натюрморт. Вовремя спохватившись, шатен поставил на стол кувшин с водой и два стакана. Ребята быстро осознали, что идея изучать свитки во время трапезы, оказалась крайне неудачной. Потому, оставив бумаги в покое, молодые люди предались ужину и неспешной беседе за жизнь на разные темы. Со стороны могло показаться, что молодая жена решила проведать заработавшегося в кузне допоздна супруга, принеся ему ужин. С едой управились в пятнадцать минут. Аккуратно сложив опустошённую посуду в один узелок, объедки в другой, ребята вымыли руки в небольшой бочке у входа, а затем приступили к работе. Идеи, изображённые на чертежах, не принадлежали парню. Он их почерпал из нескольких источников: летописный чертог, записи Борка, повествующих о некоторых видах личного оружия для охоты на драконов, но преимущественно мысли Иккинга основывались на хитром снаряжении гостя с юга, хоть тот об этом не подозревал. Сами скрытые клинки и пистолет были надёжно спрятаны в доме вождя, и шатен собирался вернуть их владельцу только перед началом экспедиции. А пока парень и златовласка корпели над одной из идей юного изобретателя. Спусковой механизм пистолета был настолько хитрым, что приводило парня в состояние круглосуточного возбуждения. С того момента, как Смит появился на Олухе, и сей предмет перекочевал в руки Карасика, парень не находил себе места. Устройство, с помощью направленного взрыва посылающее небольшие свинцовые шарики, провоцировал юнца сначала на его изучение, а теперь на мысли об использовании сего чуда мысли в пользу племени. И если с бесшумно-обнажающимися кинжалами на запястьях было ещё просто, то тут требовалось хорошо пораскинуть мозгами. Астрид предложила парню использовать спусковой механизм пистолета в качестве нового прототипа для пушек, коими олуховцы пользовались достаточно редко, а подошедший через час Рыбьеног и вовсе выдвинул идею о создании нового оружия, которое будет длиннее представленного и с повышенной дальностью выстрела. За обсуждениями разных идей троица не заметила, как деревня погрузилась в глубокую ночь. Проводив Хофферсон до дома, парни разошлись по своим. Для Иккинга это была уже вторая ночь почти без сна. А отдохнуть следовало, ибо впереди долгая неделя тренировок с южанином. Шатен кисло подметил, с Астрид они теперь смогут встречаться разве что в кузнице за работой, но это лучше, чем совсем ничего. Что до Хофферсон, то валькирия была полностью погружена в раздумья о предстоящей экспедиции и не могла не беспокоиться. Чего ожидать от англосакса? Каковы его истинные мотивы? Она пока не понимала. Но у неё есть ещё хотя бы семь дней на поиск разгадки, прежде чем необходимо сделать хоть какой-то предварительный вывод…

***

      Когда с приготовлениями было покончено, оружие и припасы уложены, наступил час расставания. Спустя неделю после Совета шестеро всадников с навьюченными драконами и гашишин-южанин собрались на пустынной Арене рано утром, когда деревня ещё и не думала просыпаться. Вылететь планировалось ещё вчера, да погода не позволила: несколько штормов, накрывшие как сам Олух, так и нейтральные воды, продлились на сутки дольше, чем ожидалось. Даже сейчас небеса всё ещё были сплошь закрыты низкими серыми облаками, подобно смогу от извержения вулкана, навевая недобрые предчувствия. Казалось, сама природа поблекла, предупреждая отряд о грядущем и не самом лучезарном путешествии. В минувшей буре имелись и плюс, и минус одновременно. Он задержал всадников, но и стал препятствием на пути крестоносцев. Как донесла разведка, фрегат тамплиеров был замечен уже в нейтральных водах к югу от Туманного острова, где обитали Дымовики. Если англосаксы решатся пережать очередную бурю там, то, скорее всего, они перестанут быть помехой. Ибо покинуть ту болотистую землю можно исключительно на крыльях. Дымовики просто растащат всё металлическое, и люди окажутся запертыми в ловушке. Но Смит советовал не слишком на это рассчитывать. Если тамплиерам известно примерно тоже, что и ему, то сей остров они, скорее всего, обойдут стороной, ибо среди подсказок Великого Наставника данная земля была отмечена как потенциально-опасная. Провожать команду вышли только члены семей всадников, да Плевака со старейшиной. Пока обеспокоенные родители обнимали своих детей и давали последние напутствия, на территорию Академии Драконов буквально влетела Хедер. Переведя дух, девушка подошла к команде. - Мы боялись, что ты не придёшь, - улыбнулась Хофферсон, тепло глядя на подругу. - Я не… могла… не… прийти, - всё ещё тяжело дыша, ответила брюнетка. Астрид обняла её и тихо прошептала: - Давай, подойди к нему, только отдышись сначала. Хедер смущённо кивнула, опустила взгляд и пробубнила, чтобы только собеседница её услышала: - Спасибо, Астрид. Правда, спасибо… Белокурая воительница подмигнула девушке и вернулась к своим родителям. А Хедер тем временем, попрощавшись поочерёдно с каждым из ребят, наконец, остановилась рядом с Задиракой. Подняв на него глаза, она тут же заробела, как и при всех их встречах в течение минувших дней, но блондин её понял без слов. Взяв девушку за руку, парень отвёл её в сторону. Рыбьеног, что-то обсуждавший с отцом, глянул ему вслед и только улыбнулся. Ингерман разрывался между противоречивыми чувствами. С одной стороны, он был рад за Задираку, а с другой, предпочёл бы, чтобы на месте блондина был Сморкала. Ибо в этом случае добиться расположения Торстон было бы гораздо проще. Но оттолкнув эгоистические мысли, тучный блондин вернулся к разговору с родителем. Дядя Иккинга, Злобила Йоргенсон, на всю Арену голосил: - Задай этим Носителям Креста, сынок! Покажи им, каково связываться с Олухом! А сын его, гордо выпятив грудь, прорычал во весь голос: - Сморкала! Сморкала! Хой-хой-хой! Забияка, совершенно не реагируя на ор, не сводила очей с брата и Хедер. Видимо по части дел сердечных, за него она переживала не меньше, чем он за неё. Родители близнецов только головами качали, глядя на «отключившуюся» от реальности дочь. Брюнетка тем временем что-то передала Задираке и, коротко чмокнув юношу в щёку, вместе с ним вернулась к группе. Поймав одобрительный взгляд подруги, Хедер улыбнулась. Карасик, заметивший сии гляделки и вспомнивший частые отлучки друга после тренировок под разными предлогами, подошел к своей пассии и шутливо спросил: - Твоя работа? Астрид ничуть не смутилась, а только кивнула: - Ты против? - Вовсе нет, - поспешил заверить её шатен, - Только приятно удивлён твоей способности сводить людей и делать их счастливыми. Явно польщённая валькирия фыркнула: - И вечно этот удивлённый тон. Иккинг рассмеялся и отошёл к позвавшей его приглашающим жестом старейшине, которая вложила ему в ладони некий конверт. На нём рунами было написано «вскрыть после взлёта». Зеленоглазый кивнул и, поблагодарив Готи, взобрался на порядком навьюченного Беззубика. На спине дракона среди поклажи с едой и тёплыми вещами вкупе с инструментами для починки снаряжения имелся небольшой бочонок с пресной водой. Дракон не пребывал в восторге от такого веса, но он не был слишком большой помехой. - Удачи, сынок, - напутствовал Стоик, - возвращайтесь целыми и с победой. - Да, берегите себя, - вторил ему Плевака. - Карась! – шутя, рявкнул глава семьи Хофферсонов, - Чтобы вернул нашу девочку живой и со всеми конечностями! Иначе вождём стать не успеешь! В Валгаллу отправишься раньше! - Папа! – крикнула Астрид под общий смех. Улыбался даже чопорный и вечно мрачный в последнее время, как нынешнее серое небо, Смит. Иккинг, ничуть не смутившись, изрёк: - Не волнуйтесь, сэр! Со мной ваша дочь в полной безопасности! Златовласка и её мать лишь закатили глаза. Мужчины. Что с них взять? Шатен не мог не отметить этот жест, столь схожий у обеих дам. Парень тут же почувствовал, как его буквально распирает от нежности к Герде Хофферсон. Будто она не только мать любви всей его жизни, но и его самого. Остальные всадники тоже взобрались на своих крылатых «коней». Гашишин устроился на Кривоклыке позади Сморкалы, крепко ухватив своего соседа за пояс. За время тренировок по «верховой езде», они условились, что так будет удобнее обоим. Изначально было оговорено, что именно Йоргенсон будет делить с южанином место на драконе. Напыщенный всадник пытался было возражать, но быстро смирился. Отряд стартовал, и вскоре затерялся в низких облаках. Какое-то время провожающие не уходили, а потом парами двинулись к выходу. Последней Арену покинула одинокая молодая девушка, на протяжении всего пути не сводившая глаз с горизонта. Она знала, что Задирака не напишет ей, пока не вернётся домой. Так было необходимо. Никаких внешних контактов, отряд ушёл в «свободное плавание» и предоставлен сам себе. Перед тем как отправиться на пристань, где её к обеду будет ждать Йохан, и откуда она сама до своего отплытия домой будет продолжать смотреть вдаль, на север, Хедер произнесла только три слова: - Прошу, только вернись…       Погода лучше не становилась. Скорее наоборот – портилась, но всадников сей факт не удивлял. В конверт, что передала капитану команды старейшина, было вложено предупреждение о возможных неприятных сюрпризах со стороны стихии вкупе с картой, на которой были отмечены острова, где можно было бы переждать возможные «гостинцы от безобразника Локи». Иккинг, передав остальным предупреждение Готи, сразу же распорядился взять курс на ближайший, ибо чувствовал – в скором будущем им придётся воспользоваться одним из укрытий. И как в воду глядел. Минуло два дня полёта над вереницей небольших островов к северу от Олуха, и команда узрела надвигающуюся им навстречу бурю. Сама по себе он была небольшой, но всё же внушительной. Сморкала Йоргенсон, уже наученный собственным горьким опытом, в пятнадцать лет приведшим его на пару с кузеном на остров Изгоев, теперь старался лететь ближе к Ночной Фурии. Дабы в случае необходимости вовремя услышать приказ наиболее опытного члена экспедиции. Только голос подал не Карасик, а Ингерман, плетущийся в хвосте команды: - Иккинг, – воскликнул он, стараясь перекричать свистящий в ушах ветер и доносящиеся спереди раскаты грома, - Нужно садиться! Шатен оценил обстановку и, отрицательно покачав головой, возразил: - Не сейчас! Укроемся на острове Зубная Дыра! - Нам не успеть до него! Нужно миновать ещё два и длинный перешеек между ними… - начал было Рыбьеног, но его перебил Смит, еле удержавшийся от смеха. Его не переставали веселить причудливые названия и имена, что давали местные этим местам и друг другу. - Всё в порядке, буря движется медленнее нас! Главное, опуститься ближе к береговой линии, чтобы в экстренном случае приземлиться! Всадники уставились на Карасика, как на главного, и тот крикнул: - Полностью согласен! Все вниз! Предположение Иеремии оказалось почти верным. Едва они дотянули до небольшой голой остроконечной скалы с зияющей очень глубокой расщелиной, со стороны казавшейся обычной трещиной в огромном каменном зубе, как шторм накрыл их. К счастью, ветер почти не задувал внутрь, потому разведённый костёр не потух. Наскоро разбив лагерь и поужинав, ребята устроились на свой первый за весь путь ночлег. Первого часового определили по жребию. Выпало Сморкале, но тот, что характерно, не роптал. Брюнет пожелал всем доброй ночи и вместе с Кривоклыком присел почти у самого выхода из пещеры, откуда не без удовольствия принялся наблюдать за разбушевавшейся стихией. За минувшие четыре года парень всё же стал куда менее заносчивым и гораздо собраннее. Тем временем в кемпинге близнецы почти сразу отключились, укрывшись одной накидкой и привалившись к боку Барса и Вепря. Гашишин прилёг немного в стороне, и было не ясно – спит он или нет. Рыбьеног вместе с Сарделькой на всякий случай устроились так, чтобы не упускать «союзника» из поля зрения. Чем чёрт не шутит. Астрид и Иккинг по уже устоявшейся в путешествиях традиции легли вместе между Беззубиком и Громгильдой, как и близнецы, укрывшись общей медвежьей шкурой. Парень автоматически обнял воительницу за талию и притянул к себе. Сама девушка прижалась корпусом к шатену, слегка переплетая его ноги со своими, положила голову юноше на плечо, обвила руками шею и зарылась пальцами в каштановую шевелюру. Но если зеленоглазый почти сразу начал проваливаться в царство Морфея, то Хофферсон ощущала непонятно откуда взявшееся беспокойство, настойчиво мешавшее ей забыться. Апатично перебирая пальцами тёмно-медные волосы юноши, и, смотря на умиротворённое выражение родного лица, молодая валькирия всеми силами старалась уснуть. Пересчёт, как овец, так и воображаемых драконов не помогал. Возможно, Иккинг почувствовал состояние девушки, поскольку примерно через четверть часа мучений пассии его веки дрогнули, а глаза открылись. Без лишних вопросов, парень перевернулся на бок, лицом к своей «миледи», крепко прижал её к себе теперь уже обеими руками, коротко целуя в лоб. Сей простой жест возымел действие. Астрид уткнулась Карасику носом в шею и потихоньку засопела.       Наутро оказалось, что буря и не думала утихать. Даже усилилась, будто сама природа не хотела пускать людей на Север. О полёте и думать было нечего. Мучаясь от вынужденного безделья, и, временами вздрагивая от раскатов грома, всадники решили продолжить тренировки с гашишином, постигая премудрости и стиль фехтования южан. А за обедом и ужином разговаривали как о разных пустяках, так и о самом деле. К примеру, в первый вечер вынужденной отсидки в пещере по просьбе Рыбьенога, Смит в общих чертах расписал историю и философию Братства, членом которого являлся. Рассказ брал своё начало от старца Хасана Ибн Саббаха, основавшего в Аламуте целое государство, где драгоценности вроде золота и прочих материальных богатств были не просто упразднены, а вовсе потеряли смысл. Ибо сам Старец был приверженцем аскетизма, а за любое отступление от правил и законов карал смертью. Казалось бы, слишком жёсткие меры, но факт того, что сам Вождь не пощадил одного из своих же сыновей за одно только подозрение в неверности идеям, говорил о многом. Лишь при Аль Муалиме, предшественнике нынешнего главы Братства – Альтаира, в Масиаф потекли серебро и шелк, хоть сама философия и взгляды бывших Хассасинов, ныне Гашишинов, мало изменились. Именно благодаря сим убеждениям, убийцы Аламута были поистине неустрашимы и всегда добивались успехов в своём незавидном ремесле, суть которого сводилось к принесению в жертву отдельных представителей человеческого рода ради общего блага цивилизации. Иными словами, убийство коррумпированного чиновника или тирана во власти давало надежду обычным людям на спокойную жизнь. И три главнейших правила, что установил ещё дед Хасан двести лет назад, были залогом успеха. Вето накладывалось на умерщвление рядовых членов общества. Уже за нарушение одного этого закона до сих пор действовала высшая мера. А уж если кто-то смел «обнаруживать себя, находясь в толпе», или ещё хуже – своими действиями подставлял Организацию, то такой деятель не просто расписывался в своей не компетенции, так и вовсе в глазах соратников обращался в предателя. Некоторое время назад гашишины даже фехтованию не учились. У посланников Старца с Холма было за честь – погибнуть в схватке с «неверными». И главным навыком считалось подкрасться к жертве незаметно. Убийство, как правило, происходило в самых людных местах, ибо производило на толпу должное впечатление. Высшим мастерством во времена Саббаха было подкрасться, нанести один единственный удар, а потом умудриться затеряться в толпе, по сути, импровизируя на ходу. Так как тактик отступления намеренно не планировалось. Ввиду чего, до должности Рафиков доживали единицы. Иккинга, коего наряду с остальными всадниками захватила эта история, очень заинтересовал основной посыл главной фразы сих воинов «ничего не истинно, всё дозволено». - Звучит цинично, - заметила Астрид, поглощая во время рассказа жареного тунца, - Будто, вам позволено абсолютно всё… Англосакс слегка улыбнулся и покачал головой. - В том-то и суть, - молвил он, - что как доктрина, это звучит жестоко. А на деле всё немного сложнее. Фразу следует понимать следующим образом: «Всё что ты приобрёл, легко потерять. Ты сам создаёшь свою судьбу. Ты волен в выборе поступков и несёшь полную ответственность за них». Нам это вдалбливали в головы с самого начала обучения. Сие помогало совладать с эмоциями, которые – суть первый враг воина. Рыбьеног мрачно фыркнул: - Хитро завуалировали, ничего не скажешь. А прямым текстом не судьба выражаться? - Слишком длинно получится, - ухмыльнулся Смит, - Лозунги, или девизы, должны быть короткими, звучащими и лаконичными. Иначе большинство последователей до конца фразы не доживёт. Компания сдержанно рассмеялась, а Карасик про себя отметил, что был прав относительно южанина. Не так он прост, как кажется. Его действия и слова также скрывают мотивы, как кредо его Ордена истинный смысл высказывания. Данный факт настораживал, но одновременно невольно располагал к себе. Что-то было в английском госте. Нечто такое, что на невербальном уровне окружало его ореолом доброго света. Но что это, парень ещё не понял. На вторые сутки после тренировки на мечах Иеремия поведал историю своего детства и отрочества. И лишь последний сухарь не посочувствовал бы воину, который в своё время примерил много ролей: от жертвы и марионетки до игрока средней величины. Так прошло три долгих и отчасти нудных дня с момента вынужденной остановки, а между тем до первой промежуточной цели ещё лететь и лететь. Старый заброшенный форт, возведённый ещё дедом Стоика Обширного, опасавшегося нападения драконов с севера, находился в двух днях полёта. Викинги оставили сей аванпост, когда стихия разрушила пешую дорогу к нему через вереницу сих скал. А что до войны с огнедышащими ящерами, то те и не думали нападать с того направления. Так что форт скорее был брошен, как стратегически бесполезный, ещё во времена, когда нынешний вождь племени только учился ходить.       Двое суток лёту сквозь серый плотный туман, воцарившийся после бури, и, благодаря постоянно сверявшегося с компасом Иккингу, всадники, наконец, увидели руины крепости. Цитадель представляла собой вырубленный в вершине крупной скалы круглый двор, по периметру которого когда-то располагались башни с катапультами. Сами башни никуда не делись, только выбитыми зубами зияло несколько осиротевших «кратеров», образованных, по-видимому, самой природой. Издали в тусклом свете скрытого туманом восходящего солнца, крепость походила на потрёпанную зловещую корону, венчавшую уродливую голову окаменевшего великана. Иеремию невольно передёрнуло от сего зрелища. Во внутреннем дворе уже не осталось никаких укрытий, кроме пары голых полу-рассыпавшихся стен, ввиду чего Иккинг решил разбить лагерь на одной из южных башен, благо ветер был слабым, а погода понемногу улучшалась. Единственное, что раздражало парня и остальных, так это плотный смог. - Чёрт, - выругался Задирака, - Будто мы в гнездо Дымовиков угодили. Ни зги не видно, хоть глаз выколи. - Да уж, - отозвался Сморкала, - если нападут, то мы даже отреагировать не успеем… - Не вешать носа, Хулиганы, - воскликнул Иккинг на правах капитана, - Нас тоже не видно, не забывайте. А башни форта дадут нам преимущество. Пока драконы с нами, нас не так-то просто врасплох застать. Однако к вечеру пришлось развести костёр, дабы приготовить ужин. Единственными плюсами были, наконец, чистое небо, усеянное звёздами, и ушедший туман. Прекрасная Луна освещала солёную воду внизу, делая её похожей на чернила. Видимость стала отличной, так что с вершины крепости следить за морем было сподручнее. В этот раз жребий пал на близнеца Торстона, и парень, падкий на разного рода страшилки перед сном, решил устроить себе праздник перед дежурством, попросив гашишина что-нибудь спеть. Какую-нибудь английскую песню; желательно красивую, не боевую и мистическую. Смит немного подумал и, почесав затылок предложил: - Хорошо. Как насчёт переведённого на ваш язык красивого сказания о Поэте и его Музе*? Когда я был ребёнком, моя няня, беженка с одного из ваших южных островов, вечная память этой поистине святой женщине, часто мне её пела перед сном. История немного грустная, мистическая, с открытым финалом, но безмерно красивая… - Давай-давай, - подхватили всадники, с энтузиазмом и интересом уставившись на бывшего англосакса. Даже драконы, сидевшие кольцом вокруг людей, замерли в ожидании. Смит обвёл взглядом свою «аудиторию» и, немного раздосадовано пробубнив в полголоса «Эх, умел бы я ещё на лютне играть… ну, да ладно», приосанился и завёл. Слова полились из уст воина, как мягкий свет восходящей луны:

Таинственна старая сказка Про Тома-поэта и музу его. В магическом озере этот поэт Стихи оживляет легко. О Музе он пишет, о счастье своём: Прекрасна, изящна она. Он ей о сокровищах песни поёт, Сокрытых в свинцовых волнах. Однажды в часы предрассветной тиши, В прозрачном тумана покрове К волшебному озеру муза пришла... И нет над водой её боле. *** И чтоб любовь освободить, От дома ведьмы ключ найди. Пресветлую леди ищи, Обезумевшую в ночи. Свою судьбу переверни. *** Поэт тоже вскоре на берег взбежал, Любимую звал у воды. Никто не ответил. И страх все сильней. И близится чувство беды. Но музу напрасно разыскивал Том. Прошел день. Пришла темнота. Лишь эхо бессонное стонет в ответ На призыв и мольбу. Пустота. Когда он любимую клялся вернуть, У озера стих воплотить. На дне заворчали кошмары во сне, Тьмы ложе растет и дрожит. *** И чтоб любовь освободить, От дома ведьмы ключ найди. Пресветлую леди ищи, Мятущуюся в ночи. Свою судьбу переверни. *** Вернулась! Бредет к нему Муза во мгле, Но ночь поселилась в глазах, И траурно платье одето на ней, И фальшиво любовные шепчет слова. Ошибку ужасную видя, поэт Впускает её и молчит. И следом за Музой озерному злу Дать верности клятву спешит. Закончен рассказ, а может и нет - Загадка ещё впереди: В безлунные ночи, так слух говорит, У озера видели их. *** И чтоб любовь освободить, От дома ведьмы ключ найди. Пресветлую леди ищи, Обезумевшую в ночи. Свою судьбу переверни. И чтоб любовь освободить, От дома ведьмы ключ найди. Пресветлую леди ищи, Мятущуюся в ночи. Свою судьбу переверни.

      Образы, заключённые в словах, были настолько яркими, что ребятам живо представилось и магическое озеро, помогавшее Поэту слагать слова, и прекрасная Муза, ставшая жертвой тёмных сил, и безумная Пресветлая Леди, которую всадники вообразили похожей на валькирию, лучащуюся светом Асгарда, озаряя окружающую тьму, являясь для Поэта нечто вроде путеводной звездой в окружившем его горе и отчаянии. Воистину, авторы строк сложили настоящий шедевр. Закончив и дав викингам «переварить» ощущения, Иеремия тихо произнёс: - Эту песню менестрели всегда сопровождали игрой на лютне. Слышали бы вы её, как слышал я когда-то. Это прекрасно… И снова умолк, уставившись в беснующийся огонь костра. Тишину теперь нарушало только дыхание драконов и потрескивание поленьев в пламени. Каждый думал о своём. Сморкала, как и гость с юга, не отводил зачарованного взгляда от мистического янтарного сияния перед собой. Рыбьеног, будучи под впечатлением, ибо песнь явно задавала подобные настроения, из-подтяжка любовался Забиякой, размышляя о… многом. Одновременно и боясь, и надеясь, что задиристая красавица Торстон почувствует его взгляд и посмотрит в ответ. Близнецы же, ни на кого не обращая внимания, с мечтательными улыбками глазели в небесную высь, считая там горящие бриллианты, рубины и сапфиры. Астрид, незаметно для самой себя прижавшаяся во время пения к сидящему рядом Иккингу, мягко положила голову парню на плечо, глядя в пламя. Карасик же тихонько обвил талию белокурой воительницы и притянул поближе к себе, заставляя деву повернуться лицом к нему. Металлический наплечник неприятно упёрся юноше в грудь, пока «миледи» устраивалась удобнее, но юноше было плевать. Глядя в направленные на него лазурные очи, наверно наиболее прелестную черту этого милого и столь родного лица, Иккинг в очередной раз поймал себя на мысли, что в одном только взгляде своей девушки он видит чистое обожание и нежность. Чего уж говорить о её жестах и знаках, предназначенных только ему, и кои шатен читал почти ежедневно при каждой встрече с ней. Сидящий напротив пары Смит оторвал взор от костра и апатично уставился на молодых людей. Внутри него что-то оборвалось. Некая эмоция, уже давно забытая, вспыхнула, больно «поджарив» внутренности, подобно сожалению и стыду. Он знал, что не был до конца честен на последнем Совете, укрыв несколько фактов. Да, он солгал, но пытаясь защитить самих же союзников от растления, кое охватило когда-то самого Старца с Холма. Смит не желал им той же участи. Ведь то, что планировал южанин, делалось во благо таких вот людей, сидящих сейчас рядом с ним. Людей, которые живут, любят и дарят окружающим тепло и радость. А что он сам дал человечеству кроме лжи? Любовь? Нет, он так и не познал чувства, явно полыхающего в сердцах, по меньшей мере, двоих членов экспедиции. Увлечённость кем-то? Да, было, но не любовь. Подарил ли он кому-либо жизнь? Тоже нет. Только смерть и боль. Да, он убивал только, когда это было необходимо, но, сколько семей он при этом разбил? Сколько горьких слёз пролили жены убитых им воинов? Смит относился к этому как к неизбежному злу со своей стороны и довольно легко научился усмирять совесть. Тогда это было просто, а теперь?       Влюблённые, не стесняясь никого, жались друг к другу, будто намеревались провести так вечность, и Иеремия отвёл взгляд обратно в костёр. Он мог обманывать кого угодно, но не себя. Он действует ложью, защищая этих людей от растления очередным «Яблоком Эдема», или чем является объект поисков, однако враньё не упредит возможный вражий удар и, соответственно, не спасёт от смерти, не залечит вполне вероятные раны. Иеремия пытается спасти их от духовного распада, но одновременно этим же и ставит под клинки крестоносцев. Выходит, он относится к возможной гибели кого-то из ребят, как к обычной боевой потере, как и раньше? Но за минувшие годы он не видел женщин, оставшихся без мужей, а детей без отцов; не лицезрел чужого горя, относясь к нему, как к горькой неизбежности или, скажем так, как к неприятной или обратной стороне монеты, являвшейся его работой. Но сейчас он не мог так относиться к сей проблеме. И дело было вовсе не в том, что рядом с ним были союзники. Он живо вообразил возможную незавидную судьбу как минимум этой пары. Что будет с юнцом, если погибнет белокурая? А наоборот? Подумав над этим, Иеремии стало тошно от самого себя. Если он лжёт «во благо» подобных людей, при этом принимая отвратительный факт, что для достижения «великой» цели эти же люди пострадают первыми, то чем он и Братство, чёрт возьми, лучше тамплиеров с крестоносцами? Да ничем! Осознание сей горькой истины оказалось сравнимо с ударом камня в солнечное сплетение. И большой плюс в создавшемся положении заключался в счастливом неведении, в коем пребывал гашишин, относительно взглядов на сей вопрос самого Наставника. Альтаир в свои восемьдесят с лишним лет уже давно не питал иллюзий, что его организация с нравственной точки зрения чем-то лучше Тамплиеров. Ибо как цель, так и многие методы её достижения, по сути, и у тех, и у других были одни и те же. Смит не знал, что ему делать. Довериться союзникам и рассказать оставшуюся правду, пока не поздно, или так и вести их вперёд, не предупредив о возможных неприятностях, с которыми он надеялся разобраться в одиночку? Разум твердил «молчи», а сердце подсказывало обратное. Скоро ребята разбрелись по спальным местам, оставив Задираку первым часовым, а гашишин так и не мог решить свою дилемму. Против воли Иеремия обратил внимание, как сын вождя и белокурая воительница вновь легли между своими драконами на одну подстилку, укрывшись общей медвежьей шкурой. От сей идиллии посланцу из Святой Земли легче не стало. Впервые в жизни хладнокровие изменило Убийце, а в голове пронеслась одна фраза, на которой сошлись и его ум, и сердце: «Стареешь, Иеремия и сдаёшь. Раньше тебя такие вещи не беспокоили, и ты просто делал свою работу». Что же изменилось? И почему именно сейчас? Были ли тому виной викинги с их необычными взаимоотношениями с драконами, которые англосакс узрел по прибытии на Олух, и коими отчасти успел проникнуться? Или дело лишь в двух преданных друг другу молодых людях, чьи жизни определённо имели смысл и стоили куда больше его собственной, где не было месту ничему, кроме холодного расчёта и смерти? Смит не знал, потому и отходил ко сну с тяжёлым грузом на сердце. Даже, казалось, множество ярких светящихся огоньков вкупе с убывающей луной в иссиня-чёрном небе холодно с осуждением взирали на засыпающего англосакса. Боги свидетели, ассасину ещё предстояло горько пожалеть о не сделанном выборе. Как говорят в народе: «Не берите на себя слишком много. Груз может вас и раздавить».