Делирий

Некоторое время спустя. Жизнь, кажется, налаживалась. Неделя, проведенная в наркологии, стали для Купитмана-младшего пыткой, сравнимой разве что с полугодовым воздержанием. Если в первые сутки детоксикация и лечение еще воспринимались, как нечто спасительное, то совсем немного времени спустя все медицинские процедуры обратились адом. Тем не менее, нужный результат был достигнут, и впереди ждала еще неделя больничного. После праздничных выходных город казался вымершим – прохожих на улицах было очень мало; по всей видимости, загадочный русский народ бодро продолжал попойку, стартовавшую в день начала года. Учитывая, что день выписки Натаныча выпал еще и на православное Рождество... словом, встреченные по пути домой компании более напоминали стайки упырей, блуждающих по московским улочкам в поисках поживы. При воспоминании о нечисти еврей сморщился. О драматичных событиях новогодней ночи он знал только с чужих слов, но и этих слов было достаточно, чтобы мысль о любой оккультной ерунде вызывала у Изи нервный тик. Самое время было забыться – распечатать французский коньяк из резервных запасов, вызвонить грудастую лаборантку с кафедры и на ближайшую пару дней послать реальность по известному пешему маршруту с эротическим наполнением. Отец, по всем расчетам, уже должен был отправиться домой, в Израиль, так что уединению и разврату ничто не должно было помешать. Однако все планы рухнули, словно карточный домик, едва венеролог переступил порог собственного дома. Запах перегара не только не выветрился – напротив, даже усилился. Бутылка того самого элитного коньяка, практически пустая, украшала собой центр обеденного стола, а тот, в кого перекочевало ее содержимое, мирно спал рядом на кухонном диванчике, разметав седеющие кудри по подушкам. Обрел дар речи Купитман-младший далеко не сразу. – Папа, это что такое?! – словосочетание "вся скорбь еврейского народа" в этом случае было далеко не метафорой. Тело пошевелилось и разлепило заплывшие веки. – А... м-да, Ванечка, мы тут с твоим избавителем праздновали твою сегодняшнюю выписку и оно как-то само так... – новая волна перегара заставила страдальческую гримасу "Ванечки" сморщиться едва ли не вдоль. – Стой... так, папа, тебе бы капельницу с глюкозкой... я сейчас, – фраза об "избавителе" дошла до Купитмана-младшего секундой позже. – Так, а избавитель – это вообще кто? Натан Донатович сделал неопределенный жест трясущейся рукой. – А... белобрысый такой парнишка, картавит безбожно... Сказал, учится на два курса младше тебя, причем тебя знает не понаслышке. Андрей, кажется, его зовут. Острие иглы в руке венеролога замерло в паре миллиметров от синеватой кожи над веной лежащего. – Быков, что ли? – Ну да... так. Там определенно было что-то рогатое такое, в фамилии. Не то Козлов, не то Быков... не помню я, Ванечка, голова у твоего папы болит, ой как болит... – распричитавшийся Донатыч выглядел действительно не ахти. Интерн стиснул зубы и вогнал иглу капельницы под тонкую кожу. «Вот только этого мне еще не хватало. От нечисти в голове я избавился, а вот от этого ящера будет проблемнее».

***

После безумного угара новогодних дней жизнь наконец начала поворачиваться к Быкову светлой стороной. В квартиру удалось попасть без особых проблем – после недолгих переговоров со старшим из четы санитаров-близнецов выяснилось, что сидели они как раз за квартирную кражу со взломом. За чекушку Колян вскрыл замок быстро, профессионально и что важно – атравматично для самого замка. Денег на новый у Андрея пока не было. То есть денег, конечно, не было вообще, по крайней мере, на какие-то незапланированные траты, а отведенная на еду и сигареты сумма была настолько смехотворной, что на нее не позарился бы даже умирающий с голоду домушник. Впрочем, самого Быкова это особо не волновало – стратегический запас круп и замороженного мяса в доме был всегда, а это давало практически стопроцентную гарантию избежать голодной смерти в ближайший месяц. Вторая удача заключалась в том, что за все ту же сорокаградусную валюту Андрею удалось выпросить у знакомого патологоанатома голову. Настоящую, принадлежащую какому-то невостребованному трупу. Таких все равно пускали на учебные препараты, а одной головой больше, одной меньше... Естественно, само по себе дело было подсудным, но у милиции было гораздо больше куда как более значительных, нежели мелкие грешки студентов, дел. Теперь голова покоилась в большом эмалированном тазу, стоящем на полу кухни, а Быков, мурлыкая себе под нос немудреную мелодию, подготавливал скребок для удаления из нее мозга и прочих потрохов. Уже была подготовлена объемистая пятилитровая кастрюля, в которой полагалось вываривать череп до полного отделения мягких тканей, волосы, глаза и зубы уже были удалены – последние мелкой кучкой расположились в хрустальной розетке для варенья. – Итак, пособие для начинающих потрошителей, пункт первый. Вводим скребок в большое затылочное отверстие... – железка вошла внутрь с противным мягким хлюпаньем. Мозг поддавался с трудом – все же, препарат был достаточно свежий, да еще и успел слегка подмерзнуть после четырехчасового пребывания на балконе. Наконец, дело сдвинулось с мертвой точки – после первого же извлечения скребка на нем оказался целый комок из сосудов, пленок и сомнительной консистенции сероватого желе с кровянистыми прожилками. Более детальное рассмотрение комка (из чистого любопытства Андрей просто не смог позволить себе пройти мимо и упустить шанс проверить остаточные знания) никаких результатов не дало – в получившемся анатомическом шурум-буруме разобраться бы не смог даже профессор. Хотя Быков мог поклясться, что лицезрел намотанный на один из крючков гипоталамус. Очень скоро то же серо-кровянистое желе превратилось в жижу, которая потекла по рукам препаратора и оттуда на пол. «Блядь. А оказывается, мозги действительно могут разжижаться, только вот вытекают наружу они отнюдь не через уши», – Андрей чертыхнулся и продолжил свое занятие. Отмывать кухню, заляпанную тошнотворной смесью из крови, мозгов, ошметков плоти и мелкого хрящевого фарша, предстояло уже после завершения всех манипуляций. Наконец, скребок со скрежетом проехался по стенкам черепа изнутри. Быков с отвращением плюхнул голову в кастрюлю, заливая ее водой. Мысль о том, что он выглядит как самый настоящий адский кулинар, изрядно веселила. «Лаврушечки бы сюда... был бы прекрасный супчик. Нет, говорят же, что врачи ведрами пьют кровь христианских младенцев, почему бы им и головы человеческие не жрать»? Добавив в воду соли, Андрей кинул валяющийся на заляпанном столе скребок в раковину и стянул с рук влажно чмокнувшие перчатки. Мало того, что мозги сами по себе были мерзостью, так они еще и с великим трудом оттирались от линолеума. Занудное и методичное отмывание пола заняло само по себе часа полтора, а на обнаруженный в процессе отдраивания очаг черной плесени ушли еще полчаса. Все это время основная масса содержимого многострадальной черепной коробки располагалась во все том же эмалированном тазу, помещенном в холодильник. В конце концов, с остервенением бросив угвазданную напрочь тряпку в ведро с дезинфектантом, Андрей взял в руки эмалированную посудину и пошел сливать ее содержимое в клозет. И в этот момент раздался звонок в дверь.