Когда реальность - сон

Жара накрыла Москву раскаленным куполом из запыленного стекла, сочась в приоткрытые окна и превращая реальность в водянисто-желтый кисель. Отделение больше напоминало филиал ада на земле, за какую-нибудь неделю переполнившись пациентами всех мастей. Такой суматохи Андрей не мог припомнить уже давно: казалось, что получить солнечный удар, гипертонический приступ или обострение почечнокаменной болезни решила половина городского населения, и вся эта толпа не нашла больницы лучше, чем та, в которой работал Быков. Палаты были забиты до отказа, больных укладывали в коридорах, у патологоанатомов случился аншлаг, а большая часть персонала выглядела, точно массовка из низкобюджетного фильма ужасов про зомби-апокалипсис – ввалившиеся щеки и синяки цвета вечерних небес под глазами. Рук не хватало. Да что там рук – не хватало быстро соображающих голов и разряжающего обстановку юмора. После июньского случая отделение как-то быстро потеряло свой неповторимый придурковатый колорит, а ставший бледной тенью себя Романенко, то и дело одиноко сидящий в курилке, одним видом внушал всем окружающим уныние. Шел седьмой день непрекращающегося аврала, и шел, надо сказать, свои чередом – Черноус, пытающаяся отбиваться сразу от двух насевших на нее хамоватых бабок, Фил, как угорелый бегающий по больнице с кипой историй болезни, Люба, отвечающая, кажется, на все телефонные звонки одновременно и при этом раскладывающая таблетки, пошатывающийся от усталости Романенко, успевший обзавестись нездоровым желтоватым цветом лица... Быков нахмурился, положив недописанный эпикриз обратно на стойку сестринского поста, и двинулся по направлению к горячо обожаемому им сыну главного врача. – Романенко, мишка кала, я тебя, кажется, предупреждал, что в такой аврал, как сейчас, твой межушный ганглий должен находиться в чистом и незамутненном, как обычно, состоянии, а не быть окутанным парами перегара и продуктами метаболизма амфетаминов! Сколько можно по клубам шататься в рабочее время? Зомби в коридорах и без тебя хватает, примат! – Андрей Евгеньевич, вы можете не орать? – в голосе интерна послышались истеричные нотки. Что-то действительно было не так, но беспокоящий фактор описанию не поддавался. Заключался он то ли в непомерно расширенных зрачках, обращенных к Быкову, то ли в налитых кровью белках глаз Романенко, то ли в дрожании рук, переходящем в выраженный тремор. – Бесите уже своими тупыми воплями, хоть бы раз дали поработать спокойно! – Ты и «поработать» – две несовместимые вещи, микроцефал ушастый! – следующая часть блестяще продуманной тирады так и повисла в воздухе неозвученной. Интерн как-то беспомощно пошатнулся, сворачиваясь пополам, а в следующий момент его вырвало. Вязкая масса цвета кофейной гущи пролилась на запыленный кафельный пол, а в больничном воздухе тошнотворно запахло полупереваренной кровью. Глеба выворачивало в судорогах, сотрясающих все тело, а кровь шла все сильнее и сильнее, пополам с кусками слизистых, желудочным соком и остатками завтрака. – Романенко, твою мать!!! – стоило большого труда уложить захлебывающегося в мерзкой жиже парня на спину, повернув ему голову набок. – Реанимационную бригаду сюда, быстро! Люба, пузырь со льдом, быстро! – в расстегнутом вороте рубашки лежащего явственно проступали мелкие кровавые точки, усыпавшие смуглую кожу. – У него острая печеночная недостаточность, ослы! – происходящее казалось повторением июньского кошмара с автокатастрофой. Тогда Быков какое-то время слонялся по больничным коридорам, созерцая вечернюю толкотню, а потом они с Купитманом вчерную пили полночи, не чокаясь и не закусывая. Настя потом даже орать не стала... да оно и понятно – сама была пришибленная. Но это тогда. А вот сейчас... – Мой сын! Там мой сын!!! – Андрей никогда бы не подумал, что железная леди-главврач вообще способна издавать такие звуки. – Пустите меня! Пустите! – скрутить вырывающуюся Анастасию Константиновну смогли только двое вовремя подоспевших медбратьев. – Остановка сердца, мать вашу! Дефибриллятор где? Настя, не ори, вкатите ей кто-нибудь сибазон! – женских воплей на заднем фоне Быков уже не слышал, пропуская через неподвижно лежащее перед ним тело разряд. Один, второй, третий. ...Безуспешно. Устаканилось все только к вечеру. Тело вывезли в морг, убитая горем Настя спала в одной из вип-палат, одурманенная сибазоном, а Быков снова лежал на диване в кабинете заведующего венерологическим отделением, рассматривая игру неверных лучей настольной лампы в пузатом коньячном бокале. – С тобой, Андрюшенька, что-то не так, – Купитман пьяно икнул и вылил остатки коньяка из бутылки в собственный бокал. – Ты как заведующий Синяя борода, у тебя все интерны умирают. – Натаныч, это не со мной что-то не так, – Быков поджал губы. – Скорее, это с реальностью творится что-то странное. У меня ощущение, что это кошмарный сон и я, как в детстве, не могу заставить себя проснуться.