Когда реальность - сон

Опоздания Лобанова давно стали уже своеобразным ритуалом, можно даже сказать, традицией, без которой Андрей Евгеньевич Быков уже не мыслил привычных рабочих будней. Каждое утро в отделении начиналось одинаково: прибегала «доктор Варя Черноус», слегка растрепанная, со следами недосыпа, не скрываемыми даже аккуратным макияжем, потом заявлялся Фил, излучающий просто неприличный энтузиазм; буквально за пять минут до начала рабочего дня вваливался Романенко, иногда относительно выспавшийся и бодрый, иногда – выжигающий все живое в ординаторской ядреным запахом ночного веселья в клубе. И уже после Глеба, спустя полчаса, максимум час, неспешным шагом входил Семен. Впрочем, нужно было отметить, что возобновившаяся семейная жизнь явно оказывала на интерна Лобанова благотворное влияние: в последние полтора месяца средняя продолжительность его опозданий сократилась до пятнадцати минут. Хотя сегодня второй сапог в звездном дуэте «Романенко-Лобанов» явно решил вспомнить былое. Второй час ожидания подходил к концу, и заведующий отделением мерил неспешными шагами ординаторскую, уже предвкушая взбучку, которую заработал на свою голову нерадивый бандерлог. Быков давно понял, что отучать заправского троечника и раздолбая от опозданий бесполезно, но ничто не мешало раз за разом делать ему выговоры, тем самым поднимая себе, любимому, свое обычно плохое утреннее настроение. Время текло, солнечные квадраты лениво перемещались по запыленному полу, и в голову начинали закрадываться мысли, что случилось что-то действительно экстренное. Опоздание на два с половиной часа было выдающимся деянием даже для такого гения анархии и тупости, как Лобанов. «А уж с этого порождения хаоса станется не позвонить и не предупредить, даже если случится цунами, землетрясение, ядерная война или нашествие помидоров-убийц», – Андрей поправил очки и потянулся за лежащим на столе мобильником. Правда, набрать номер и приложить трубку к уху он уже не успел – дверь распахнула зареванная Черноус. – Андрей Евгеньевич, там... Семен... – похоже, на сей раз Варю крепко зацепила очередная шуточка двух братьев по отсутствию разума – при обычных своих проявлениях духовно богатой натуры плакала она совершенно по-другому. – Черноус, пора бы уже понять, что ты работаешь с двумя орангутангами, еще не выросшими из стадии дерганья девочек за косички и хихиканья над порножурналами, – Быков поднял бровь, вглядываясь в заплаканную девичью физиономию. – Где этот дефективный? – Он... Андрей Евгеньевич, он в реанимации, – Варя сглотнула слезы. – Они с Олей на машине разбились, их сюда привезли... – Как в реанимации? – мысли разом покинули привычную колею, сменяясь на лихорадочное биение в ритме кардиомонитора. – Варя, если это розыгрыш с целью доведения меня до инфаркта – зря стараетесь, кукушата! По повысившейся частоте и интенсивности всхлипываний стало ясно, что розыгрышем тут и не пахнет. Отпихнув с дороги истерично рыдающую Черноус, Быков сорвался с места, вихрем проносясь по больничным коридорам к отделению интенсивной терапии. «Успею – не успею – ну только выживи, Лобанов, сортиры будешь зубной щеткой чистить, в счет компенсации бесценных нервов падлы, фашиста и руководителя твоей интернатуры! Успею – ... ...Не успею». И ведь действительно не успел – из дверей ОРиТ четверка дюжих санитаров уже вывозила две задрапированных больничными простынями каталки. Ногами вперед. Из-под сбившегося края простыни на одной из каталок выбивалась прядка ярко-рыжих завитых волос. Быков потоптался на месте, глубоко втянул воздух и медленно пошел в сторону дерматовенерологии. Кажется, у Натаныча еще оставалась бутылка французского коньяка, припасенная для особых случаев.