Опасная игра: Последний этап

Над Га Ыль раздался лязг разматывающейся цепи. Прежде чем какая-нибудь разумная мысль пришла ей в голову, она столкнула со стола тело в голубом платье из китайского шелка. Недостаточно быстро. Диск упал вниз, отклонился в сторону и пронесся рядом с Га Ыль черной молнией. Дже Кен, проворно выбросив ногу, ударила по диску каблуком, один раз, потом другой. Диск отбросило в сторону, и он с шумом упал рядом со столом. Стол опрокинулся, и Дже Кен растянулась на полу радом с Га ЫЛЬ. Сверток зашевелился. Шок уничтожил все возможные мысли в голоде Га Ыль, все предположения о том, кто одет в голубое платье. Было вполне естественным увидеть милое личико Ха Ни с румяными, как розы после дождя, щеками и заспанными корими глазами. Ха Ни зевнула и потерла глаза. – Я так устала. Что это за грохот? Дже Кен поднялась и осторожно подошла к ней. Чан Ди и Чжун Пе тоже. – Оно… мертвое? – хрипло спросил Чжун Пе. Га Ыль знала, что он имел в виду. То, что Ха Ни могла говорить, еще не означало, что она не мертва – не здесь, в Сумеречном мире. Но Ха Ни была теплой и выглядела живой. У Га Ыль закружилась голова. Она не могла вымолвить ни слова. Никто не мог ничего сказать. Они молча уставились на Ха Ни. Глаза Ха Ни испуганно округлились. – В чем дело? – тихо спросила она. – В чем… Как долго я спала? Чан Ди медленно наклонилась к ней. – Ха Ни?.. – прошептала она, как будто нашла самое незнакомое слово в лексике всех языков, которые знала. – В чем дело? – повторила Ха Ни. – Как ты думаешь, сколько ты спала? – проворчал Чжун Пе. – Что ты помнишь? – Ну, я была… Мы все были… – Ха Ни выглядела смущенной, – Ну, я была в том коридоре… а потом вы нашли меня… и потом мы пошли в мою спальню. Только это была не моя спальня. А потом… Она замерла, рот открылся, как у птенца. – Подруга, – сказала Дже Кен и беспомощно махнула рукой. – Случилось что-то плохое. – Да, но тебе не нужно думать об этом. – Я ничего не помню. Только то, что было плохо. Меня ранили? Я потеряла сознание? Дже Кен посмотрела на Га Ыль, та – на Чан Ди и Чжун Пе. – Думаю, это действительно она, – сказал Чжун Пе. – Это она, – согласилась Дже Кен и, проворно подойдя к Ха Ни, лихорадочно ощупала ее руки и ноги. – С тобой все в порядке? Правда, в порядке? – Ой! – Ха Ни! – резко вскрикнула Га Ыль и истерично засмеялась. А потом расплакалась. Это было заразительно. Чан Ди тоже начала смеяться и плакать одновременно. Чжун Пе засопел. Га Ыль не знала, что с ней случилось. Ее сердце учащенно билось – но оно билось и до этого. У нее кружилась голова – но с тех пор, как она вошла в Сумеречный мир, у нее периодически кружилась голова. Однако теперь все было по-другому. Это было похоже на боль, но это была не боль. Это пронеслось по всему ее телу, от пальцев ног устремляясь вверх. Она действительно чувствовала себя легкой, как будто поднималась к потолку. Ее разум отказывался принять тот факт, что Ха Ни находилась здесь, в своем собственном теле, разговаривала и двигалась и, казалось, была в полном порядке. И даже без синяков. У нее был порыв связать Ха Ни и спрятать ее где-нибудь подальше отсюда, завернуть ее в тонкую оберточную бумагу, держать в безопасности. Доставить в убежище, прежде чем с ней что-то случится. Но убежища не было. Ха Ни жива, но по-прежнему в опасности. У нее такие же шансы, как и у остальных. И что угодно могло случиться прежде, чем они окажутся дома. Эта мысль помогла Га Ыль, прекратились головокружение и дрожь внутри. Она попыталась представить младшего брата Ха Ни, Ын Чжо, его хулиганистое выражение лица, и задумчивые карие глаза, и как он будет выглядеть, когда снова увидит свою сестру. Картинка не проявлялась, она была слишком хорошей, невероятно хорошей. Но сейчас, когда она поняла, что этого может никогда не случиться, ей стало спокойнее. В данный момент более вероятным казалось, что это всего лишь возможность, и письма призрачная. – Тем не менее я постараюсь вытащить тебя отсюда, – сказала она и пожалела, что произнесла это вслух, когда Ха Ни подняла на нее глаза. – Я знаю, ты это сделаешь, – улыбнулась в ответ Ха Ни, как доверчивым ребенок. – Я ненавижу этот картонный дом. Мы сейчас будем искать Чжи Ху? Разве не он следующий? Га Ыль вздрогнула, когда поняла, как много придется объяснить подруге. Где бы ни была Ха Ни с момента их последней встречи, она, очевидно, ничего не помнит. – Ну, может, стоит поговорить об этом позже. Когда выберемся отсюда, например, – предложил Чжун Пе, устремляя на Га Ыль сосредоточенный взгляд, – Мне как-то не по себе. Да. Им надо выбраться из этой страшной комнаты, пока очередное бревно не упало на них. Привычные заботы погасили дрожь в теле Га Ыль. Не то чтобы она стала менее счастлива – она была счастливее теперь, когда ей удалось преодолеть собственное неверие. Первая радость была болезненной, но сейчас спокойствие охватило ее. Что бы ни случилось, она вытащит Ха Ни из «Дома смеха» в такое место, где они смогут отдохнуть и поговорить. Пока она помогала Дже Кен поднять Ха Ни, она увидела глаза. Такие же глаза она видела в затопленной пещере. Они светились бледным огнем. Они злобно смотрели из коридора позади Га Ыль. Га Ыль обняла Ха Ни за плечи, развернув ее так, чтобы подруга ничего не заметила. «Они не тронут тебя. Обещаю. Я им не позволю». Именно это она намеревалась сделать. Счастье обернуло ее защитным покровом. Сумеречные люди могут сколько угодно глазеть на них, но они и близко не подойдут к Ха Ни. К ее облегчению, испытания в «Доме смеха» закончились. Узкий коридор через несколько поворотов вывел их в маленькую комнатку с вращающейся дверью и неоновой табличкой «Выход». – Сделано, – вздохнула Дже Кен. Га Ыль задумалась о том, видела ли Дже Кен глаза. Ха Ни высвободилась из рук Га Ыль. – Подождите, посмотрите туда! – Ее голос был такой же, как всегда: ребяческий, нетерпеливый. Га Ыль с трудом могла поверить, что слышит его снова. Ха Ни стояла напротив автомата со сладостями, какие Га Ыль видела в игральном зале. Она засунула свои пальчики в карман платья. – У кого-нибудь есть мелочь? Я до смерти хочу шоколада. – Уф, – Чжун Пе посмотрел на Га Ыль, – Думаю, нам бы лучше… – Нам надо убираться отсюда, – решительно сказала Дже Кен. – Но я умираю от голода. Это займет только секунду… Чжун Пе снова посмотрел на Га Ыль, и она согласилась. – Ну, дай ей монету, чтобы мы могли уйти. – И снова посмотрела в черный коридор в поисках глаз. Конфеты, орехи – с этим все было в, порядке; она надеялась, что так и будет. Она слышала, как Ха Ни бросила монету и повернула ручку, а потом раздался звук падающих «M&M's». – Надеюсь, зеленых будет не очень много, – сказала Ха Ни. Дже Кен предложила: – Я сама открою. Не спрашивай почему, Ха Ни. – Только не суй туда руки, – попросила Чан Ди, и Га Ыль повернулась, чтобы посмотреть, как отреагировала Дже Кен. Когда конфеты посыпались в руки Дже Кен, та взвизгнула, и Га Ыль, забыв обо всем, подбежала к ней. Ей хватило времени, чтобы мгновенно представить всякую жуть, которая могла выскочить из автомата. Мертвые жуки, раскаленные докрасна монеты, капли кислоты… Почему она не предусмотрела… Она была на расстоянии шага от подруги, когда увидела в горстке конфеток на ладони Дже Кен блеснувший ответ. – Пять коричневых, четыре желтых, две зеленых, одна красная и золотая монета, – равнодушно подытожил Чжун Пе. – Неплохо. Га Ыль мягко похлопала Дже Кен по спине. – Положи это в какое-нибудь укромное место, – сказала Дже Кен. Га Ыль взяла монету и почувствовала ее холод. Она потерла ее большим пальцем. Монета была блестящей, как только что отчеканенная. Га Ыль положила ее в нагрудный карман и застегнула пуговицу. – Пошли! Мы сделали это, мы сделали здесь все, что могли. Ха Ни и монета. – Она улыбнулась Ха Ни, которая в изумлении смотрела на друзей. – Мы объясним тебе все позже. Ха Ни взяла у Дже Кен горсть «M&M's» и успокоилась. Они подошли к вращающимся дверям. Поскольку пройти сквозь них можно было только поодиночке, Га Ыль пропустила Ха Ни вперед. Потом шагнула в дверь сама и резко толкнула толстые металлические ручки. Между двигающимися перекладинами она видела лишь темноту – снаружи было черно, и Га Ыль не могла различить даже волосы Ха Ни… Прежде чем выйти на улицу, она поняла: что-то не так. Это не улица. Это комната. И в ней нет остальных, потому что она не видела фонариков. «Господи, где я оказалась?» Она поглядела по сторонам и совсем не удивилась, не обнаружив железных ручек вращающейся двери. Здесь не было ни света, ни выхода. «Сейчас я, наверное, увижу глаза». Внезапно зажегся мерцающий огонек, и девушка увидела молодого человека в черной ветровке. – И Чжон? Он выглядел иначе. – И Чжон! Га Ыль бросилась к нему. Он ни на дюйм не сдвинулся в ее сторону. Впервые она была рада его видеть. Она действительно обрадовалась. Счастье, как цветок, распускалось в ней. Га Ыль, задыхаясь, остановилась перед ним. – Это ведь ты, да? Ты вернул нам Ха Ни. – Я вернул Ха Ни тебе. – Его голос звучал приглушенно, угрюмо. Он был одет скромно, Га Ыль никогда, его таким не видела. Черная ветровка окутывала его, как тень. – Спасибо. Я не знаю… – Она замолчала. И Чжон, должно быть, действительно знал. Он годами следил за Га Ыль, он знал, что Ха Ни значила для нее. Он, вероятно, даже знал, что она чувствовала себя виноватой в смерти Ха Ни. – С ней все в порядке? – спросила Га Ыль, боясь услышать его ответ. – С ней все в порядке. Она спала. Как принцесса, уколовшая палец веретеном. Сейчас она как новорожденная. – И Чжон произносил слова ровно и выглядел по-прежнему угрюмым, подозрительным. Га Ыль не обратила на это внимания и пристально посмотрела ему в глаза. – Спасибо, – повторила она очень тихо, вложив в свой взгляд все, что чувствовала. Тяжелые ресницы И Чжона опустились, как будто он не мог выдержать ее взгляда. – И Чжон, – дотронулась Га Ыль руками до его ветровки, – ты совершил хороший поступок. Тебе нечего стыдиться. – У меня были на то свои причины. – Он взглянул на нее – быстрая вспышка синего огня, – потом отвернулся. – Почему ты пытаешься все разрушить? Ты сделал это – вот что важно. Почему он не мог не меняться? Га Ыль не знала. Когда она видела И Чжона в последний раз, он был мягким, грустным – незащищенным. Га Ыль едва ли не жалела его. Сейчас он был холодным и угрюмым – затаившим злобу. Ей хотелось встряхнуть его. Но Га Ыль была напугана. С И Чжоном так не получится. – Знаешь, – сказала она и подошла еще ближе, понимая, что рискует, – было время, когда я думала, что ты – абсолютное зло, Абсолютное, Но сейчас я не верю этому. Тогда он взглянул на нее, синий огонь по-прежнему горел в его глазах. – Ты ошибаешься. Не рассчитывай на это, Га Ыль. Не рассчитывай на это. Страх охватил Га Ыль от этого голоса, который был таким же холодным и звучным, как и раньше. Безжалостная музыка чистой горной речки, которая может внезапно превратиться в бурный поток, сносящий все на своем пути. – Я по-прежнему не верю, – вздохнула Га Ыль. Она не отвернулась от него и стояла очень близко. – Я сказал, что ты ошибаешься. Я такой, какой я есть, и ничто не может меня изменить, – Он был неподвижен, как скала, совсем не похожий на того, другого И Чжона. Пальцы Га Ыль сжали рукав его куртки. – Ты не убил Ха Ни там, в картонном доме. Ты спас ее? – сказала она со злостью. – Да, – произнес он так же холодно. – Но ты мог убить ее. Правила говорят, что мог. – Да. – А что со Юнг Джи и Кан Дэ? Он лишь взглянул на нее. – Не строй из себя дурака! – Га Ыль рассердилась не на шутку и готова была устроить И Чжону хорошую взбучку, но она взяла себя в руки и теперь стояла так же твердо и неподвижно, как и он, их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга, – Ты убил Юнг Джи и Кан Дэ? Превратил их в то, чем они сейчас являются? Он бросил на нее быстрый взгляд. Потом ответил: – Да. – Чертов лгун! И снова только взгляд был ей ответом. У И Чжона были поистине бездонные глаза – ледяной омут, уходящий в бесконечность. Но Га Ыль не отвернулась. – Ты сделал это с Юнг Джи и Кан Дэ? – спросила она, как журналист, готовый повторять свой вопрос бесконечно. Слегка наклонив назад голову, он пристально посмотрел на нее. Лицо его оставалось по прежнему холодным, глаза как синий лед… Наконец он сказал: – Нет, – Голос был жестким и таящим опасность. – Что с ними случилось? – Они открыли чулан и выпустили меня. Но когда я вышел, – легкая тревожная улыбка появилась на губах И Чжона, – они убежали. Убежали из картонного дома и попали в руки Сумеречных людей. Га Ыль почувствовала облегчение, тайна раскрылась. Она даже не была уверена, почему решила, что И Чжон не убивал Кан Дэ и Юнг Джи. Он всегда утверждал, что это дело его рук, и у нее не было причин не верить ему. Он был Сумеречным человеком. Но тем не менее. – И это сделали они? – спросила она. – Это их право. Никто не приходит сюда без приглашения. – А мой дедушка? Это тоже они… – В последней фразе не было вопроса. – Уже давно. Я не обратил внимания, он мне был неинтересен. Они бы никогда не позволили мне тронуть его. Я мог оставить Ха Ни в живых, потому что она была моей жертвой. И я оставил ее, чтобы использовать в борьбе с тобой. – Его голос еще никогда не звучал так беспощадно, а лицо было словно вырезано изо льда. – Но ты не сделал этого, – возразила Га Ыль. – Нет. Но не думай, что это что-то значит. В следующий раз ничего подобного не повторится. – Я не верю тебе, И Чжон. – Значит, ты совершаешь большую ошибку. В полуночно-синих глазах по-прежнему не было ни тени доброты – ничего, чтобы подбодрить Га Ыль. И хотя девушка испытывала страх, дерзость уже текла по ее венам. «У И Чжона две стороны, – подумала она и вспомнила строчку из какой-то книги: «Разный, как луч луны и молния…» Га Ыль хотела добраться до луча луны, но не знала как. Очень мягко она повторила: – Я не верю тебе. Ты не такой, как остальные Сумеречные люди. Ты мог бы измениться, если бы захотел. – Нет, – с грустью сказал он. – И Чжон… – Ее охватила печаль. Га Ыль видела свое отражение в его глазах. Не думая, она придвинулась ближе. И еще… Ее губы коснулись его губ. – Ты можешь быть другим, – прошептала Га Ыль. Поцелуй начался раньше, чем она это поняла. Он был очень сладким. Потом И Чжон отпрянул. Прядь волос упала ему на глаза, черная, как ворон, которых Га Ыль видела рядом с шоссе. Маска была сорвана, и вместо нее осталось что-то пугающее и разрушительное. Нечто, что Га Ыль чувствовала, когда они целовались в последний раз – в пещере, у огня. Она больше не думала, только чувствовала. И она почувствовала жар и победу. Завоевательница. «Ты не демон. Ты можешь быть другим, ты можешь все, что захочешь…» Что-то уродливое мелькнуло в глазах И Чжона – опасное и дикое, перекрывшее свет. – Я тот, кем хочу быть, – сказал он, – Ты забыла об этом – и в этом твоя ошибка. – И Чжон… Он был взволнован, возбужден, его глаза ярко горели. – Ты хочешь знать, какой я на самом деле? Я покажу тебе, Га Ыль. Я докажу тебе это. Мне это доставит удовольствие. Он грубо развернул ее. Перед ней появилась вращающаяся дверь, над которой горела неоновая табличка «Выход». – И Чжон, послушай… Он подтолкнул ее к двери. – Иди, погуляй еще немного по парку. Посмотри, что я подготовил. Потом поговорим. – И Чжон… – Га Ыль была напугана, но обернулась, как только он отпустил ее. И Чжон исчез. Комната опустела. Га ЫЛь постояла секунду, тяжело дыша. Он был… он был чем-то немыслимым – он приводил ее в ярость… Она никогда не встречала такого… такого… Га Ыль не могла подобрать подходящего слова. И он напугал ее. Га Ыль не хотела даже представлять себе то, что он может натворить. В любом случае это будет доказательством его дьявольской природы. И это ей не понравится. Постепенно дыхание Га Ыль успокоилось. «Ха Ни, – подумала она. – Важно найти Ха Ни и вытащить ее отсюда. Что бы ни случилось! Забыть о И Чжоне. Ты ничего не можешь для него сделать. Сосредоточься на его игре и на том, чтобы выбраться отсюда. Думай о Ву Бине!» Она пыталась, избавиться от чувства вины, которое не давало ей покоя. Она думала о Ву Бине, она не пренебрегла им, он всегда был в ее мыслях – как подводное течение, – что бы ни происходило. Это из-за него она продолжала бороться. Она не остановится, пока он не будет спасен. А это означало, что надо действовать. Га Ыль поправила рубашку, пригладила волосы и шагнула в сторону вращающейся двери.