Шрамы, которые мы носим

      Cандор не знал, сколько прошло времени с тех пор, как Старший брат ушел, оставив его наедине с вестью о смерти Григора. Он только ощущал, как сильно замерз, несмотря на горящую в келье жаровню. Его тело сотрясала крупная дрожь, а зубы стучали словно кости в руке игрока. Пес понял, что сидит, опустив голову вниз, и обнимая руками колени. Постепенно он пришел в себя, а внезапно нахлынувшее воспоминание об убаюкивающих объятиях сестры дало ему силы подняться. Мужчина по бессознательной привычке обшарил взглядом комнату, пока не сообразил, что в этих четырех стенах ему не найти того, что так нужно.       «От меня ничего не осталось» - подумал он, сорвал с крюка на стене коричневый шерстяной шарф, резко распахнул дверь на улицу и, шатаясь, вышел вон.       Свежий холодный ветер дохнул ему в лицо. Псу пришлось прикрыть шарфом нос и рот, натянуть на голову капюшон. Он дернулся при звуке колокола, возвещающего время дневной трапезы, и зашагал прочь от трапезной и кухонь.       Сандор шел неверной походкой, буравя глазами землю, и избегая братьев, которые встречались ему по пути. Он боялся того, что может сделать, если встретится взглядом хотя бы с одним из них. Он жаждал снова ощутить вес меча, вспомнить каково это – вытаскивать клинок из ножен, крепко ухватив рукоять. Ему до смерти хотелось кого-нибудь убить, неважно кого. Хотелось снова ощутить то возбуждение перед лицом смертельной угрозы, то чувство абсолютной радости, когда он отрешался от всего и становился одно движение и инстинкт, уверенно держа ритм смертельного танца, имя которому - поединок.       Те мужчины и мальчишки, среди которых Пес жил теперь, ничем не отличались от остальных – просто овцы, предназначенные для того, чтобы резать им глотки. Но сейчас он уже не был тем мясником как когда-то. Орудия его ремесла забрали у него, от его силы осталось одно воспоминание и даже смысл всей жизни у него похитили жестокие боги и болезнь. Клиган был совершенно один на этом острове святош, проводящих свои дни в поклонении, молитвах ежедневных трудах. В этом тихом и мирном месте говорили и пели вполголоса, а единственные овцы, которых здесь резали, были настоящими овцами. Даже если бы душа была готова принять здешнее спокойствие, сердце бы его не выдержало. Все, чем он был до сего дня, умерло в тот момент, когда его брат испустил свой последний треклятый вздох.       Сандора снова посетила та же мысль: «От меня ничего не осталось».       Он шел наверх по склону высокого холма, помогая раненой ноге рукой при каждом шаге. Наверху мощные древние дубы поднимали к небу свои корявые сучья. Идти было тяжко и больно, и к моменту, когда он добрался до вершины, Пес задыхался, а его лицо заливал пот.       Там он и остановился, сгорбившись, ощущая противную дрожь в каждой мышце и со свистом втягивая в себя соленый холодный воздух. Наконец мужчина выпрямился и оглянулся вокруг. Справа от острова лежал Крабий залив, а по левую сторону можно было увидеть то, что осталось от Солеварен. Он обхватил пальцами покалеченное бедро, чтобы было легче повернуть назад, и вдруг замер, поняв наконец, куда пришел. Сандор стоял на краю кладбища. Впереди простирались ряды могил, отмеченных простыми деревянными семиконечными звездами. Примерно в двадцати футах от него была свежая полувырытая могила, рядом с ней из кучи темной земли торчала небольшая лопата. По другую сторону ямы на земле лежал мертвец, завернутый в саван из сурового полотна и обвязанный пеньковой веревкой.       - Несчастный ты ублюдок, - проворчал Пес, приближаясь к могиле. – Похоже, братьев больше волнует, как набить животы, чем как достойно похоронить человека. Что ж, тебе повезло. По крайней мере у тебя будет дом в земле, и твоя плоть насытит червей. Он сжал пальцы вокруг черенка лопаты – тот был обмотан кожей, и, если закрыть глаза, на ощупь казался рукоятью длинного меча. - Так кто же ты был? Возможно, солдат. Или крестьянин, оказавшийся между львами и волками, Иные их побери. Может, ты один из бурых братьев. Или благородный лорд, высокий по рождению. Теперь это неважно, да? Если бы твоя жизнь не закончилась здесь, ты стал бы пиршеством для стервятников.       Пес рассмеялся коротким лающим смехом. - Да что там, на твоем месте мог бы лежать и я, в ожидании, пока какой-нибудь жалкий червяк не пообедает, прежде чем соизволит взять в руки лопату и похоронить меня как следует. Впрочем, в задницу все это. Мы и так ждем слишком долго всю свою жизнь, чтобы ждать еще и после смерти.       Он вытащил лопату из земли и приготовился копать. Со стонами, вырывавшимися сквозь сжатые зубы каждый раз, когда он подхватывал новую порцию земли, отчего боль пронзала все тело, Сандор расширил яму, а потом принялся углублять ее. Постепенно он нашел равномерный, успокаивающий и бездумный ритм: лопата втыкалась в дерн, руки и плечи слаженно двигались, когда он отбрасывал выкопанное в сторону. Спустя долгое время он осторожно сел на землю и спустился в могилу, чтобы работа двигалась быстрее. Его мускулы болели сладкой болью, которая была для Клигана так же знакома и близка, как биение собственного сердца.       Поглощенный своим изнурительным трудом, Пес не заметил, как на холм поднялся один из братьев, понаблюдал за ним несколько минут, затем улыбнулся сам себе, пробормотал короткую молитву благословения и пошел вниз по склону.       Сандор начал что-то мычать себе под нос – просто набор звуков без гармонии и мелодии, однако они помогали ему двигаться. Было гораздо лучше вот так – что-то делать, - вместо того, чтобы часами торчать в комнате и сожалеть об украденном отмщении. Его жгли мысли о Григоре, но это был не тот жар ярости, что сжигал его внутренности до того – Сандор больше не мог думать о том, как убьет своего брата, но он мог вырыть могилу, а это было уже что-то.       Уголок его обожженного рта приподнялся – это была не привычная гримаса, а скорее тень улыбки. Он понял, что наконец может дать ответ на вечный вопрос Старшего брата: «Кто ты теперь»?       И Сандор беззвучно ответил: «Я могильщик».