Держись.

Я слышу знакомый стук каблуков и оборачиваюсь. Энджела бежит ко мне навстречу, правой рукой придерживая сумку, чтобы та не свалилась с плеча. Увидев ее, я испытываю облегчение. - Милая! - кричит она, подбегая ближе. - Прости, что не позвонила, я потеряла телефон, - как бы громко я не хотела говорить, из моих уст все равно вырывается лишь хриплый шепот. - Ничего, все в порядке, молодец, что пришла, - она восстанавливает дыхание, остановившись у подъездной двери. - Сосед позвонил, сказал, что женщина, похожая на ту, что ко мне все время ходит, сидит здесь. Я сразу рванула. - Могла бы и не торопиться, мне и здесь нормально. Эндж жестом зовет меня, я киваю, встаю и иду к ней. Мы поднимаемся на лифте, затем она открывает квартирную дверь. Войдя туда, я чувствую себя, как дома. И от этого чувства мое сердце перестает колотиться, как молоток, которым со страстью забивают гвоздь. Я прохожу в зал и сажусь на диван. Все клетки расслабляются, но боль не хочет меня отпускать. - Дорогая, я тебя очень люблю, но мне надо идти на работу. Ходжинс говорит... - она резко замолкает. - Что Ходжинс говорит? - Не важно. То есть... не сейчас, - нервно тараторит подруга. - Свитц приедет сюда минут через 20. - Зачем? Мне не нужна сиделка, Энджела! Я взрослый человек. - Тебе нужен друг. - Но мы со Свитцем не... - Нет, Бреннан. Он твой друг, - делая долгий пробел после каждого слова, проговаривает она. Я прощаюсь с Энджелой и закрываю квартиру изнутри. Чем заняться эти 20 минут? Надо привести себя в порядок. Я подхожу к зеркалу в ванной и внимательно осматриваю свое лицо. Синяки под глазами, размером с кулак, выделяются хлеще всех. На щеках есть парочка небольших царапин, половина лба ободрана. Видимо, это последствия моих бешеных прогулок, которых я и не помню вовсе. Отлично, Темперанс. Просто замечательно! Я умываюсь ледяной водой и еле-еле сдерживаю себя не содрать корку запекшейся крови с лица. Будет только хуже. На кухне я кое-как нахожу молотый крепкий кофе, завариваю себе самую огромную кружку из всех, что нашла и сажусь за стол. Он гораздо ниже того, что был у нас с Бутом. Думая об этом, я сильно подчеркиваю слово "был". Слезы уже подбегают, но я умело отгоняю их. Не смей сновала ломаться, Темперанс. Свитц - психолог, сделает вывод, что ты чокнулась и упечет тебя в психушку по гроб жизни. Допив кофе, я мою кружку такой же ледяной водой и слоняюсь по квартире, разглядывая всякие мелочи, которых не замечала ранее. Стук дверь вселяет в меня приятное чувство. Я не одна. Я быстро шагаю к двери и, не выяснив, кто за ней, открываю. - Свитц! - я падаю на его, крепко обнимая. Мне еще ни разу не было так приятно видеть этого человека. - Доктор Бреннан, - говорит он с ноткой неловкости. - Не называй меня так, - я отстраняюсь, давая ему возможность пройти. - Почему? - удивляется он, поворачивая замок. - Темперанс, доктор Бут. Не иначе. - Хорошо, - он до сих пор непонимающе смотрит на меня, но возражать не хочет. И молодец. Я наливаю ему кружку кофе, из которой только что пила сама, ставлю ее на стол, а себе из холодильника беру бутылочку диетической колы. - Темперанс, - вдруг начинает он. Я, сделав огромный глоток, принимаюсь слушать, - мне очень жаль, я... - Стоп. Не надо сожалений, Свитц, хорошо? Не надо. Кивок. - Где Кристин? - С Максом в загородном доме. Она в порядке. - Хорошо, что она за городом со своим дедушкой. - Да. Здесь сумасшедшая мама и куча телевизоров, по которым то и дело показывают фотографию папочки на полосатом фоне! - я будто выкрикиваю это. Руки начинают трястись, истерика снова подступает. Я делаю глубокий вдох и выдох. - Не нагоняйте, вам будет только хуже... Я очень хочу помочь, поэтому для начала вам надо немного успокоиться. - Я спокойна, Свитц! И давай, пожалуйста, на "ты". Его глаза снова расширяются от удивления, но, тем не менее, он соглашается. - Ты была у Бута? - Да, - я радуюсь тому, что мой голос звучит спокойно. - Вам удалось поговорить? - Я киваю. - Что он сказал? - "Тут такое дело, Кости, ты должна убедить всех в том, что я сошел с ума. Мы должны. Это может хорошенько нам помочь." Я запомнила каждое словечко. - Хорошо, но... вряд ли это нам поможет. Бут очень умный человек. Он молодец, но это мало что нам даст. Только разве что... - Что? - я сгораю от нетерпения. - Существуют единичные случаи, когда на смертную казнь психически больных людей допускали... Я понял! - он подскакивает со стула и смотрит вдаль. - Что ты понял? Свитц, пожалуйста, я должна знать! Он переводит наделенный надеждой взгляд на меня. - Очень редко, очень-очень редко! Бывает, что на смертную казнь психически нездорового заключенного силой затаскивают родственников. - Бог ты мой! - вскрикиваю я. - Почему ты так рад?! Я умру, Свитц! Я умру вместе с ним! В любом случае, я не смогу! Боже мой... нет, пожалуйста, нет... - Темперанс, ты не понимаешь. Он не собирается умирать. И мы не собираемся этого допускать, верно? Он намекнул этим на то, что в комнате, при смертной казни, он будет не один. Что ты, вероятно, будешь рядом. А это значит, что мы сможем помочь. - Как?! - Я еще не знаю, как. - Свитц, смертная казнь обычно происходит не менее, чем через 10 лет! Ты хочешь сказать, что все это время он будет гнить в тюрьме, в ожидании рокового дня? Мы не можем дать никаких гарантий, что у нас удастся осуществить свой еще не существующий план даже через 11 лет! Что если у нас не получится? Он умрет, Свитц! - Дело в том, что... раз он сотрудник ФБР, его могут пощадить и он сможет сам назначить дату. Я не знаю, радоваться ли мне, как Свитц, или же горько плакать. Все-таки, чем скорее, тем лучше, но вдруг у нас ничего не выйдет? Я вообще не понимаю, о чем идет речь. Что я могу сделать, стоя в комнате, смотря на Бута, находящегося в миллиметре от смерти?