Together to be

Человек прекрасен. Его трудно понять, но он прекраснее вселенных. © Доктор Кто

Bastille — Things We Lost In The Fire Hurts — Devotion Не знаю, сколько часов или дней мы тут лежим. Кажется, что вечность. После смерти Лиама, состояние Гарри только ухудшилось. Сейчас мы сидим на холодных камнях, вытянув ноги к основанию преграды, упавшей с потолка пещеры. О наступлении утра я узнаю только по солнечным отблескам на камнях, проникающим с той стороны. Я не сплю уже несколько часов, но боюсь пошевелиться и разбудить Гарри. Он лежит на моем плече, вытянув ноги вдоль моего тела. Его дыхание хриплое, а ночью я просыпалась несколько раз от его надрывного кашля. У меня такое ощущение, что ребро болит с каждой секундой сильнее, просто Гарри привык терпеть страдания как нечто, данное от рождения. Я же не могу терпеть его боль просто потому, что не могу разделить ее с ним. Утром я опять задремала, а проснулась только от того, что Гарри, охая и ахая, сел, прислонившись к каменной стене. Волосы его, раньше растрепанные, были связаны, пусть и небрежно, бечевкой. Сейчас, когда он не видит меня, его лицо искажает гримаса боли, которую он всегда маскирует небрежностью. Он потирает лоб, на котором пролегли морщины, шумно вдыхает ртом воздух и, прижав ладонь к ребрам, закрывает глаза. Мне больно, ужасно больно и страшно смотреть на его угасание, с которым я ничего не могу поделать. Мне бы хотелось все вернуть, и спасти его жизнь или отдать ему часть своих сил. Но я понимаю, что это невозможно, и от этого еще больнее. — Гарри, — нет надобности скрывать то, что я проснулась. Нам нужно выбираться отсюда, как можно скорее, и не только для того, чтобы спасти свои жизни. Я вижу, что Гарри то и дело прокручивает в своей голове вчерашний день: безумные глаза Софи, поникший силуэт Луи и яростного Найла, который ничего не может сделать, даже со своим всемогуществом. «Мне трудно говорить. Очень трудно. Трудно даже дышать» — он знает, что я читаю его мысли, поэтому просто смотрит на меня заплывшими кровью глазами. Я не могу отвести взгляд, и по моему позвоночнику бегут мурашки от этого слишком долго зрительного контакта между нами. — Я могу чем-то помочь? — мой голос дрожит и отражается эхом от каменных стен. Гарри ухмыляется, но сквозь напускное веселье я вижу боль, слишком сильную даже для него. «Нет. Разве что ты знаешь, как нам отсюда выбраться?» — я хмурюсь и качаю головой. Если бы, Гарри, если бы я знала… «Пока мы здесь, Люси, я хочу поговорить. Как? Почему ты выжила? Почему ты теперь можешь касаться других людей без боли?» — его глаза закрыты, словно он спит, и мне даже нравится наш разговор — его мысли, мои дрожащие слова. — Я не знаю, Гарри, так получилось, само собой. Я ничего не помню, только боль в начале и то, как я просыпаюсь. И все, — я лгу, безобразно, игнорируя здравый смысл и логику. Я не верю, что он мне поверит, но я пользуюсь его слабым положением. — Гарри, нам не это сейчас важно. Нужно выбираться. Вспомни Луи и Найла, — я делаю это, я буквально сыплю ему соль на рану. Он хмуриться и в его сознании проходит вереница печальных образов. Затем, опираясь на камни, он пытается встать, и его слабые ноги то и дело соскальзывают. Я заставляю Гарри облокотиться на меня, и мы отходим к дальнему углу пещеры, подальше от заваленного входа. Я знаю, что он хочет сделать, и мне это совершенно не нравится, но выбора у нас нет. Сила — единственный способ выбраться из этой ловушки. Я обнимаю Гарри, поддерживая его за спину, пока он собирается с мыслями. Вся его футболка пропиталась потом и кровью, штаны порвались на коленях, а кеды покрылись пылью. Я поднимаю глаза, сосредотачиваясь на лице парня. Высохшие губы, которые он то и дело облизывает, дрожащие ресницы и нахмуренный лоб. Я буквально вижу каждый спазм боли в морщинах на его лице, для этого мне не нужно заглядывать в его голову. Для этого мне стоит лишь перевести взгляд на грудь, где медленно, угрожающе медленно расползается кровавое пятно. «Прекрати пялиться, ты мешаешь сосредоточиться» — мелькает мысль в его голове, и я ухмыляюсь, отводя глаза. Через пару секунд дыхание Гарри учащается, хрипы то и дело вырываются из горла, и одновременно пространство заполняет звук трескающегося камня, отражающийся эхом по сводам бесконечной пещеры. Большая трещина проходят по камням перед нами, но не более. Всего лишь трещина… «Я больше…не могу…» — я слышу обрывки мысли Гарри, а в следующую секунду он падает из моих рук, прямо на камни. К счастью, я успеваю его посадить, прислонив спиной к стене. Он без сознания, и даже пара пощечин не приводит его в чувство. Но он жив, это я знаю точно. По камням прошли трещины, которые даже не заметны, если внимательно не приглядываться. Но я касаюсь преграды, и она шатается под моим прикосновением. Сейчас я вижу только один выход, поэтому отхожу к дальней стене и, вдохнув побольше воздуха, разбегаюсь и со всей силы впечатываюсь в стену своим телом. Целую секунду мне кажется, что ничего не происходит. Потом до меня постепенно доходит, что мое тело падает, а вместе с ним и целая куча камней. Я закрываю глаза, и чувствую только боль в руке, от которой отскочили сразу несколько камней, и в ноге, которая оказалась прижатой большой глыбой. Минута, пока все вокруг рушиться, проходит и наступает зловещая тишина. В воздухе плавает каменная пыль, оседая на моих волосах, одежде, на все так же лежащем теле Гарри. «Ты совсем, что ли?» — я слышу его вполне предсказуемую реакцию, и улыбаюсь, пусть сквозь боль, но улыбаюсь. — Помоги мне, пожалуйста, — мне приходиться прочистить горло несколько раз, чтобы не кашляя произнести хотя бы слово. Гарри молчит, словно уснул, но через мгновение камень с моей ноги поднимается, миллиметр за миллиметром, и я хватаю его, отталкивая с ноги. Надеюсь, это не перелом, а просто ушиб, иначе в нашей паре калек шансы уравняются. — Пошли, Гарри. Нам нужно выбраться из пещеры, — теперь, после того, как выход был перед нашими глазами, у него будто бы открылось второе дыхание. Мы вышли, все так же поддерживая друг друга, на свежий воздух. У пещеры лежит один труп солдата, в черной матовой форме и в шлеме. На затылке и на спине белыми буквами написано «F.E.A.R.». Четыре ненавистные нам с самого рождения буквы. Будь они прокляты… — Как нам перебраться на материк? — мои слова повисают в воздухе, потому что это оказалось еще сложнее. Да, мы выбрались, но что теперь? Гарри нужна как минимум неделя, чтобы оправиться, а мне хотя бы пара дней, чтобы перестать хромать. «У меня есть идея. Она совершенно безумная, но попробовать стоит» — я вижу, как в сознании Гарри всплывает труп солдата, лежащий позади нас. Теперь и я вижу, что к поясу у него привязана маленькая черная коробочка. Не знаю, что там, но это может нам пригодиться. Сажу Гарри рядом с трупом, а сама опускаюсь перед ним на колени. Я впервые вижу мертвого человека так близко, пусть это и враг. Руки раскинуты в стороны, а ноги нелепо подогнуты. Мне все кажется, что он вот оживет, вскачет с земли и, направив на нас дуло автомата, выстрелит в упор. Но этого не происходит даже того, когда я отстегиваю пояс с коробочкой. В ней, в аккуратный ряд, в отдельных футлярах, вставлены пробирки с чем-то противно-розовым. Я достаю одну пробирку, на этикетке у нее изображены какой-то непонятный мне набор цифр, и лишь в углу одно читаемое слово «Жизнь». «Думаешь, стоит попробовать?» — я пожимаю плечами в ответ на вопрос Стайлса. Хуже не станет. Или станет? Я откупориваю пробирку, но никакого противного запаха не чувствую. Оглядываюсь, в поисках чего-нибудь, что можно оживить, и глаза натыкаются на маленького раздавленного жука. Я подталкиваю его пальцем ближе к Гарри, чтобы тому было все видно, и медленно наклоняю пробирку над тельцем. Как только розовая жидкость капает на казалось бы мертвое насекомое, оно словно надувается на наших глазах, обретая прежнюю форму. Миг — и он уже скрылся в кустах, как ни в чем не бывало. Мы с Гарри, удивленно переглянувшись, усмехнулись вымученными улыбкам, понимая, что хоть в чем-то нам повезло. Меня все не покидает мысль, что с нами все может быть по-другому, ведь мы даже не настоящие люди. Но выбора у нас, впрочем как и всегда, нет. С долей отрешенности я наклоняю пробирку над своей щиколоткой, которая уже посинела, и тут же, как только розовая жидкость касается кожи, мое тело пронзает ужасная боль. Она идет будто бы отовсюду, и устремляется к ноге, из сердца, головы, из рук и легких, все устремляется к этой щиколотке. Я концентрируюсь на пробирке в моей руке, ведь, если я ее выроню, Гарри останется без спасения. Так, через отрешенность и концентрацию, я не замечаю, как боль отступает. Шаг за шагом она сдает свои позиции и мне становиться легче, потому что нога через минуту вылечивается до конца. Нет даже следа от падения камня, нет даже шрама многолетней давности. — Это очень больно, Гарри, — предупреждаю я его, но вижу на лице непререкаемую решимость. Даже если бы он сейчас запротестовал, я бы вылила на него эту жидкость, лишь бы ему полегчало. Пусть через боль, но полегчало. Он медленно поднимает майку до горла, оголяя живот и грудь. Я резко втягиваю воздух, увидев то, что он терпит. Может, пару часов назад рана и была маленькой, но теперь после погони и обрушения потолка, вся левая грудь покраснела, словно его били в сердце несколько часов подряд. Я не могу смотреть на это, но понимаю, что надо, что я должна. Только мы есть друг у друга. «Давай, покончи с этим. Быстрее, пожалуйста» — он стискивает зубы, зажимает между ними край майки, а я наклоняю пробирку над раной. Рука дрожит, поэтому я придерживаю ее другой рукой. Капля, а за ней другая, медленно падают в самый центр кровяного подтека, и мне приходиться отскочить назад, потому что спина Гарри выгибается дугой от боли, пронзающей тело. Я закрываю свое сознание, чтобы не почувствовать эту страшную боль еще раз. Но мне хватает и того, что я чувствую ее сквозь напряженный воздух. — Тихо, тихо, — я закупориваю пробирку и аккуратно убираю ее в коробку. В следующий миг Гарри сжимает мою руку, с каждой секундой все сильнее и сильнее, но я не могу попросить его отпустить. Я лишь кладу вторую ладонь на его зажившую грудь, на которой не осталось и следа от раны, и медленно поглаживаю его по ребрам. Его сердцем стучит так сильно, что, кажется, вот-вот прорвет кожу. Но я все так же успокаиваю его, поглаживая по месту ранения, и Гарри успокаивается, отпуская мою руку. — Еще руки, — произносит он сквозь сжатые зубы и я, сглотнув слезы, откупориваю пробирку и капаю по одной капле на ладонь. Мне приходиться сжать его плечо, чтобы удержать на месте, и он сидит, вырываясь от разрывающий изнутри боли из моих объятий. Но все проходит, даже быстрее, чем предыдущие пытки. Наконец, Гарри открывает глаза. Да, это мой, прежний Гарри. Его глаза, обретшие силы, сканируют горизонт и останавливаются на чем-то вдалеке. Мне приходится выпустить его из объятий, чтобы посмотреть, что так привлекло его внимание. С входа пещеры видно, как на причале качаются на волнах две лодки. Мне страшно и грустно вспоминать то, как они оказались здесь, но это наше спасение. — Мы не можем просто так заявиться на материк, Гарри. Это будет странно и подозрительно, — он молчит, анализируя мои слова. Опускает глаза к нашим ногам — там лежит тело солдата, чья смерть буквально спасла нам жизнь. — Ты не помнишь, тут только один мертвый солдат? — медленно, строя план, спрашивает Гарри. — Кажется, один еще в пещере. А что ты… — я не заканчиваю вопрос, прочитав ответ в его голове. *** Через пятнадцать минут, переодевшись, мы спускаемся к лодке. Мне неудобно в этой форме, она пахнет мужчиной, который носил ее до меня, она пахнет солдатом, который ранил Найла. На Гарри точно такая же форма, к счастью, эти солдаты были разного размера. У Гарри костюм больше, чем мой, в котором я все равно утопаю. — Я выгляжу смешно! — Гарри ухмыляется на мои слова, надевает шлем и поворачивается ко мне. — Ну что, можешь теперь прочитать мои мысли? — я напрягаюсь, концентрируюсь, но не могу даже уловить хоть одну слабую мысль. — Вот ведь гады, все продумали. Мы знаем, что все это для нашего же спасения, но надевать эту форму и прикидываться солдатами кажется нам предательством всех наших друзей. Если они еще живы… — Отлично, здесь есть навигатор! — я не заметила, как Гарри уже забрался в лодку, и теперь стоит у маленького металлического штурвала, изучая панель управления. — Давай, хватайся за меня. Наконец, мы отчаливаем с этого страшного острова, ставшего и местом разлуки, и местом смерти, и местом разрушенных надежд. Я перевожу взгляд на Гарри — тот стоит у штурвала, сняв шлем и распустив волосы. Он закрывает глаза, подставляя лицо встречному теплому ветру. Он улыбается, я же улыбаюсь в ответ, радуясь тому, что он выжил. Он смог, в отличие от меня…