Together to be

Боль неизбежна. А страдания мы выбираем сами. © Стрела

Calvin Harris — Ecstacy (feat. Hurts) Bastille — Torn Apart POV Люси. Мы возвращаемся в пещеру, чтобы поговорить о дальнейшем плане. Не понятно, вернется ли еще туман, а может, и не только он. Нам страшно, но одновременно в крови бурлит адреналин. Мы живы, мы выжили после смертельной опасности. Нет, они живы. Я мертва, уже несколько часов, наверное. Никто не замечает того, что мое сердце не стучит, да и я не хочу никому говорить. Если они узнают, если бы они узнали — все их мысли были бы только об этом. Если уже мертва, я должна хотя бы спасти их. Через мысли Лиама и Найла я вижу смерть Зейна и Перри. Я вижу, как странно исчезли их тела, как больно им было прощаться не только со своей жизни, но и с жизни своей половины. Почти так же больно было в лесу, когда красная нить разрывала наши с Гарри тела на части. Только сейчас, поддерживая Гарри, который хромал и хрипло дышал из-за сломанного ребра, я понимаю, что он уже свободен. Ведь я мертва, связи между нами больше не существует. Я бы не поверила своим мыслям, если бы не сознание Софи. Она видит того, что между нами уже больше нет красной нити, она хмуриться, сравнивая наши запястья с их с Лиамом руками. Надеюсь, она будет пока молчать. Не хочу, чтобы Гарри знал, что мы физически теперь можем расстаться. В пещере все по-прежнему — только в воздухе стоит противный запах гнили, отдающим таким же привкусом во рту. Мы все морщимся, но садимся на камни вокруг уже засыпанных углей. Луи тут же разводит костер, и через несколько минут темные стены пещеры освещают резкие прыгающие языки пламени. — Что нам теперь делать? — задает вопрос Найл, усаживаясь на почтительном расстоянии от костра. Никто не хочет думать о том, что придется сражаться, ведь именно этого мы и не умеем. Вспоминаю, что там, «на том свете», сказали о роли Гарри, о том, что он должен освободить нам подобных. Что-то сдерживает меня от того, чтобы рассказать об этом ребятам. Я понимаю, что вряд ли они поверят мне. В этот раз, в первый раз, мне захотелось, чтобы они смогли прочитать мои мысли, мои воспоминания, и узнать, поверить в мой бред. — Нам нужно перебраться на материк, — спокойным голосом произносит Лиам, подбрасывая небольшую ветку в костер. От костра во все стороны летят искры, и я отодвигаюсь подальше. В тот же момент, задев спиной ногу Луи, я застываю и медленно поворачиваю голову к нему. Не знаю, сколько мы так сидим, наверное, пока Гарри не треплет меня по плечу. Для Луи это единственное за долгие года прикосновение без боли, и оно ни мне, ни ему не кажется чем-то нормальным. Читаю в их мыслях, то, как они завидуют мне, потому что каждый, абсолютно каждый, хочет прикоснуться к такому же человеку без боли, без смертельной опасности. Знали бы они, что смерть мне уже не грозит… — У нас же есть лодки? — прерывает тяжелое молчание Найл. Все молчат, и он разворачивается спиной, отходит ко входу в пещеру и просто смотрит в небо, как будто выглядывает там кого-то. Я только замечаю, что солнце уже в зените — проснулись мы утром, тогда же приплыли ребята, значит, прошло около четырех часов. Здесь, в глубине пещеры, прохладно, да и солнце то и дело скрывается за тяжелыми тучами. — Я надеюсь, они не сломались после этого тумана, — Луи буквально выплевывает последнее слово, и я отодвигаюсь от него еще дальше. Мне страшно и это вполне логично. Я до сих пор не могу осознать, принять то, что я уже мертва. Все произошло так быстро — наш побег, этот остров, смерть Зейна и Перри и этот туман. Казалось, прошло несколько месяцев, а прошли всего пара дней. Сейчас мне просто хочется зарыться в землю, в самой глубине этой пещеры и подумать. Подумать о том, реальна ли эта жизнь, точнее, уже не жизнь. Да, и над этим тоже подумать… — Может, поедите сначала? — предлагает Гарри, но Лиам отрицательно качает головой. Это все странно, слишком странно и страшно. Поэтому надо поскорее убраться с этого острова. Лиам поднимается, а за ним встаем на ноги и мы все. Пока я помогаю Гарри получше закрепить повязку на груди, которую пару минут же и наложила под чутким присмотром Эль, все обмениваются шутками, пытаясь разрядить атмосферу. Но через секунду, после громкого «Шшш», все замолкают. Найл толкает всех дальше, вглубь пещеры, как бы пряча нас за выступами камней. Мне кажется, что я слышу чьи-то шаги, но прислушавшись, понимаю, что это мое собственное сердце. Лиам, нахмурившись, не сводит глаз со входа и тут же отворачивается, когда видит силуэт. Все тут же прижимают руку ко рту, словно боясь, что нас найдут даже по дыханию. Я вижу, как Луи, стоящий позади всех, делает шаг назад, еще глубже в пещеру и задевает ногой камень, который с легким стуком откатывается на пару сантиметров. В следующую секунду все меняется. Громкий выстрел раздается у самого входа, а камень в противоположной от нас стены отлетает к нашим ногам. Я вижу, как Гарри сосредотачивает свой взгляд на этом довольно большом обломке, я осознаю, что он хочет сделать, и поэтому сжимаю его запястье. Он не останавливается, это я понимаю через мгновение, когда камень летит ко входу, сбивая с ног человека в черной военной форме. Как только он падает, на его месте появляются еще трое — в таких же черных матовых костюмах, с автоматами, нацеленными на нас. На них шлемы, и, сколько я не старайся, то не могу услышать даже обрывка мысли. Мой дар сейчас бесполезен, как и дар Лиама, Эль и Софи. Луи тоже отходит назад, когда понимает, что его разрушительная сила не действует через шлемы. Остались только трое — Гарри, пошатывающийся от перенесенных страданий, Найл, уже трясущийся от монстра внутри себя и Эмили, храбро смотрящая на смертоносные автоматы, не способных причинить ей вреда. Трое солдат делают шаг вперед, и за их спинами возникают еще трое. Я знаю, понимаю, что все это бесполезно. Они либо перебьют нас всех, либо схватят, что еще хуже. Поэтому, когда Гарри сосредотачивает взгляд на каменном потолке, стараясь обрушить его, я повинуюсь инстинкту и просто оттягиваю его за запястье назад, за спины Найла и Эмили. — Нам нужно бежать, — тихо шепчет Лиам. Мы переглядываемся, понимая, что сами загнали себе в эту ловушку. Почему-то мне кажется, что эти солдаты ухмыляются под этими черными непроницаемыми шлемами. — Завали нас, — просто шепчу я Гарри. Да, я сама же и отвлекла его от этого, но теперь… Есть ли другой выход? Он опять сосредотачивается на потолке, но в следующую секунду я слышу крик Найла. Его ноги подкашиваются, и он падает на колени, вокруг которых тут же образовывается лужа ярко-розовой крови. Два солдата тут же хватают его за руки и, заведя их за спину, застегивают странные каменные наручники, весом, как мне кажется, в десять килограмм. Такие же наручники через секунду уже на Эмили, а еще двое движутся в нашу сторону. Наконец, несколько камней падают перед нами, но я понимаю, что уже поздно, когда один солдат хватает Эль и выталкивает ее из пещеры. Я вижу, что происходит с Луи, мне даже не нужно залезать в его голову. Поэтому, когда он через секунду перепрыгивает груду камней, и оказывается схваченным еще одним солдатом, мы не удивляемся. Я сосредотачиваюсь на Гарри, на его дрожащей от напряжения спине, на его лбу, по которому катиться одна капля пота за другой. Солдат приближается к нам, не боясь камней, падающих буквально позади него. Я не понимаю, почему Гарри не сбросит камень прямо на него, но, заглянув в его сознание, мне все становится ясно. Он просто не может. Он уже давно не рушит потолок, все эти камни падают сами по себе, а силы повлиять на них у него нет. Если бы ты только мог забрать часть моих сил, Гарри… В тот же момент падает камень на нашей стороне, отделяя меня, Гарри и Лиама от Софи. Я вижу, как она стоит вплотную к солдату, как он грубо хватает ее за плечо и выводит из пещеры. У нее нет сил даже обернуться, посмотреть на Лиама, но я слышу ее мысли, я слышу ее прощальные слова, предназначенные ему… — Нет! — Лиам падает на землю, колотит по камням кулаками, но у него, конечно же, ничего не выходит. Мне страшно, стыдно смотреть на него, поэтому я просто сжимаю напряженную руку Гарри в своей. Так мы и проводим следующие пять минут: Лиам сидит на земле, пытаясь сдвинуть камни, я стою, прислонившись к этим же камням, поддерживаю Гарри, который вот-вот упадет. Его мысли путаются, сквозь боль я не могу ничего прочитать. У него сломано ребро, он покалечен в лесу, его руки все в кровоточащих царапинах от коры деревьев. Через минуту что-то меняется, но я не могу понять, что именно. Это тишина. Лиам больше не пытается сдвинуть многотонные камни. Он лежит на земле, закрыв глаза, а его тело дрожит, словно от холода. Я вспоминаю, как на меня подействовала наша с Гарри натянутая связь, поэтому я буквально прислоняю Гарри к камням и опускаюсь на колени рядом с Лиамом. Я касаюсь его плеча — напряженные мышцы то сжимаются, то разжимаются, а под веками мечется зрачок. Я понимаю, что мне нужно избавить его от боли, но поможет ли мой способ? Не знаю, но выхода у меня нет. Когда моя ладонь опускается на его лоб, он успокаивается. Я впускаю его в свое сознание, в первый и последний раз, даю взглянуть ему на Софи, услышать ее последние слова, почувствовать ее любовь. Сама я отстраняюсь от этого — это их жизнь, это их прощание. Но вот Лиам затихает, и я слышу его последнюю мысль, такую спутанную и разрозненную, что мне удается распознать только два слова: «любовь» и «месть». Когда я открываю глава, Лиама уже нет. Вокруг места, где он лежал, пролегает тонкая зеленая нить, исчезнувшая через несколько секунд. — Люси, — я поднимаю голову и вижу темно-зеленые глаза, уставшие и грустные, устремленные ко мне с немым вопросом. — Я не знаю, Гарри. Мы в ловушке. Flashback — Ты не знаешь, когда нас отпустят домой? — тихо произносит девочка. Казалось, в комнате кроме нее никого нет, но в ответ на ее вопрос в углу кто-то закопошился. Это был мальчик, примерно такого же возраста. Он лежал, вжавшись в ледяной, жесткий матрац, и смотрел в бетонный потолок. Он сел, чтобы расслышать вопрос девочки, ведь она говорила очень тихо. — Повтори, пожалуйста, — попросил он, так и сидя в своем углу. Он не хотел к ней приближаться, не хотел сделать ей больно. — Ты не знаешь, когда мы будем дома? — он слышал в ее голосе слезы, хотя с момента их встречи она так ни разу не заплакала. — Никогда. Теперь это наш дом, — спокойно произнес мальчик, ложась на спину, в привычную для него позу. Соседку к нему подселили пару часов назад. Они впихнули ее, грубо и резко, так, что она упала на колени и разбила их в кровь. Но она не заплакала. Ни тогда, ни сейчас. — Я Лиам, — девочка хмыкнула, сглатывая слезы, но все-таки ответила. — А я Софи. Ты давно здесь? — Несколько дней. Ты первый человек, которого я вижу, — Лиам усмехнулся этой нелепой фразе. Они ведь все равно не люди. Он думал, что на этом их разговор исчерпан, и уже начал засыпать, но девочка продолжила говорить. — Они забрали меня прямо с улицы. Выхватили у мамы из рук, даже не дали нам опомниться. Я помню ее лицо… Она бежала за этим фургоном, куда меня впихнули, с ней бежало еще несколько женщин, наверное, тоже чьи-то мамы. Они не дали ей меня догнать… Она всхлипнула и, наконец, заплакала. Лиам молчал, ждал, пока она успокоится. Он видел, как она дрожит от холода, поэтому сбросил с себя куртку и кинул Софи. Девочка, зарывшись носом в воротник, начала успокаиваться. — Я был отличником, единственный в семье мальчик со стипендией уже с младших классов, — медленно, словно боясь слов, начал рассказывать Лиам. — Они забрали меня прямо из класса. Вышвырнули мои учебники, которые стоят бешеных денег, порвали мою форму и, подняв за воротник, как щенка, швырнули в машину. С тех пор я не видел свою семью… Лиам уже не плакал. Все слезы кончились еще сутки назад, когда, уткнувшись в потолок, он не понял, что никогда больше их не увидит. — Если бы я только успел ей сказать, как сильно я ее люблю… — девочка уже спала, когда Лиам, уставившись в потолок, молился. Молился в первый и последний раз в своей жизни. «Просто передай ей, что я люблю ее и ужасно сильно скучаю».