Если слишком хотеть тишины

Шепард дочитывает как всегда оперативно предоставленный рапорт Мордина о последней миссии, сидя в своей каюте напротив личного терминала. И к этому времени она отбила уже семь звонков от матери. Но вызовы продолжают поступать. Долгий горячий душ кое-как смыл пот, пыль, запах крови и антисептиков, которыми были пропитаны коридоры лаборатории, но остался бессилен перед усталостью. Выходит, ей не померещилось, что большинство убитых (невооруженные люди в синих, едва ли не бумажных халатах, люди, чьи внутренности скользили под подошвами сапог) были на одно лицо. Как и наёмники, атаковавшие базу. Лаборатория занималась клонированием – ах, какое совпадение. Очевидно, Альянсу всё не дают покоя лавры Цербера, возродившего Шепард. Только вот в чудесное воскрешение никто не верит. Самая популярная версия: клон с пересаженными воспоминаниями. Было бы оскорбительно, не будь так грустно. Лишняя причина избавиться от имплантатов заранее. Может, её и отмажут от батарианского суда. Но вдруг - только ради того, чтобы раздобыть ценные церберовские технологии, воскресившие её, вшитые, вживлённые в это разбитое тело? Ей не хочется быть лабораторной крысой даже на столе родного Альянса. Пару лет назад Шепард упрекнула бы себя в циничности, в паранойе, едва ли не в измене человечеству. Кайден упрекнул бы её в этом и теперь. Но она больше не склонна предаваться иллюзиям и верить в справедливость только потому, что имеет дело со своими. Впрочем, кто бы ни провёл зачистку в лаборатории (какая-нибудь ячейка Цербера, беглый клон, сам Альянс?), они не оставили после себя стоящей информации. Терминалы уничтожены. Хранилища отформатированы. Никаких подлинных доказательств. Что осталось? Личные заметки? Пара разбитых пробирок? Не до конца уничтоженные образцы? Мордин сделал почти невозможное, как и всегда: собрал данные по крупицам. Показал ей еще одно лицо Альянса. Не то чтобы совсем незнакомое. Тех, кто организовал атаку, они уже не застали. И Шепард, осуждая себя за малодушие, понимает: к лучшему. Она не была готова к по-настоящему серьёзной схватке. Она подвела команду, подвела Гарруса, вынудила его беспокоиться за благополучие капитана, работать за двоих, следить за чужой безопасностью, а не думать о миссии. Останься на базе основные силы, эта будничная вылазка могла закончиться крахом. Шепард ерошит влажные после душа волосы и опускает голову на стол. До чего же она устала. Сейчас уже можно спуститься в ядро ИИ, и это единственная мысль, которая придаёт сил. Легион давно должен был закончить перепись файрвола. Пора. В тот момент, когда Шепард уже готова подняться со стула, с предупреждающим щелчком оживает динамик и СУЗИ безукоризненно вежливым тоном докладывает: - Шепард, в коридоре у двери уже пять минут находится офицер Вакариан. Должна напомнить, что ваше присутствие обязательно в ядре ИИ. - Хотела бы я забыть, - вздыхает Шепард. – Впусти его. Дверь с шипением открывается, и Шепард с трудом заставляет себя подняться на ноги. Полумрак каюты уже кажется забитым белыми помехами. Ещё чуть-чуть – и Шепард попросту отключится. Ей нужно к Легиону. Но вместо этого приходится наблюдать, как нерешительно заходит в каюту турианец, как он изо всех сил старается не вертеть головой, вести себя прилично, как подобает незваному гостю, но не может промолчать, обнаружив легендарный аквариум, которого прежде не видел воочию: - У Цербера своеобразное мнение о том, как расходовать свой бюджет. Здесь… уютно. - Ты что-то хотел сказать? – вырывается у Шепард. Ей не до светских бесед, хотя когда-то, в прошлой жизни, она не упустила бы возможности обсудить со старым товарищем финансовые проблемы Призрака. Но о чём бы ни собирался говорить турианец, Шепард это уже не нравится. Очень не нравится. Противно сосёт под ложечкой, как бывает всякий раз, когда назревает болезненно неловкая ситуация. Или когда мама использует тот самый тон. Гаррус не одет в привычную броню. На нём поношенная гражданская одежда тонов сомнительной сочетаемости. И если обычно громоздкие слои металла придают турианцу внушительный вид, позволяют поверить в бурное прошлое Архангела, то это… Он кажется очень хрупким, уязвимым и тонким, как птичий скелетик, выглядит раздетым в своём потрёпанном костюме… и, видимо, так же себя и чувствует. А ещё в руках у Гарруса бутылка вина. Шепард хочется взять и молча выйти из каюты. - Я подумал, что… Даже если ты собираешься хранить секретность, мы можем сегодня не обсуждать ничего… по теме. Но ты не должна сидеть одна, Шепард, и слишком много думать, - он пытается казаться уверенным, и на эту попытку мучительно тяжело смотреть. Шепард и не смотрит – она устремляет взгляд на аквариум, где медленно проплывает медуза. - СУЗИ, прекрати все записи. Это личное. - Слушаюсь, Шепард. Она решила, что обдумает вопрос секретности тогда, когда окажется рядом с Легионом. Когда в голове воцарится тишина. Принимать важное решение, когда балансируешь на грани безумия, даже если тебя страхует лучший друг, - непозволительная роскошь. - Чего ты хочешь? – она складывает на груди руки и тяжело опирается о дверь душевой. Так – немного больше устойчивости. Немного больше сил, чтобы вынести неприятный разговор. - Я… - Гаррус мнётся на пятачке между входом и лестницей вниз, к спальной зоне. – Я тут принёс кое-что. Лучшее, что можно позволить на зарплату наёмника. Тебе необходимо расслабиться, Шепард. Ты была сегодня немного… - Не в себе? - Нет, не то чтобы… - Ненормальная? - Рассеянная, - подходящее слово находится с очевидным трудом. - Тебе нужно отвлечься хотя бы на время. Утро вечера мудренее, - Гаррус изображает турианскую версию смущенной улыбки и находит на стене панель управления музыкальным центром. Помещение наполняется навязчивыми клубными ритмами. Они переплетаются с шумом, резонируют, белая метель начинает подниматься от пола вверх, лепить в глаза. Шепард в два неровных шага преодолевает расстояние между ними и шлёпает ладонью по выключателю. Музыка обрывается. Гаррус нервно дёргает жвалами: - Шепард, я понимаю, что на тебя сейчас слишком много навалилось, но ты найдёшь выход. Несмотря ни на что, я доверяю навыкам СУЗИ, даже если ты не примешь помощи от других. От нас. Ты права, я мало что могу сделать с имплантатами, но мы друзья, - он теребит пальцами горлышко бутылки с дешёвым лево-дектро-совместимым пойлом, - и я должен помочь тебе отвлечься. Ты не высыпаешься, Шепард. Нужно почаще выпускать пар – помогает от бессонницы. Она медленно качает головой: - Ты ничем не сможешь помочь, Гаррус. Извини. Мне надо идти. - В ядро ИИ? - Да. Он ставит бутылку на рабочий стол. Выходит слишком звонко. Голову Шепард пронзает холодная игла боли. - Я понимаю, что они помогают тебе взломать имплантаты, - Гаррус начинает мерить шагами узкую прихожую, от лестницы до двери и обратно. Он выглядит обиженным и сердитым. Шепард ощутила бы жалость, если бы не растущее с головной болью раздражение. – Но я не могу понять, почему ты отвергаешь любую попытку помочь! Я же ничего не требую, я только хочу, как лучше! Что такого особенного в этом Легионе, объясни мне, тупому турианцу с отстреленными мозгами! Шепард до боли сжимает кулаки, зажмуривается, стискивает челюсти так, что скрипят зубы. СУЗИ объясняла, что если капитан не отлежится, а отправится на миссию, к вечеру ситуация усугубится. Что имплантаты днём соберут основную информацию, а ближе к ночи упакуют и начнут транслировать - тогда, когда поступающие данные станут более однообразными и менее объемными. Жучки продолжат упорно искажать нервный импульс, пропуская его через себя, и тем сильнее, чем активнее будет излучение. Вывод прост: к вечеру станет особенно хреново. Это механика, биология, физиология – да чёрт с ним, всё, что угодно! Объяснимо, рационально, но это происходит в голове у Шепард, а не у кого-нибудь ещё, и невозможно относиться ко всему с клинической беспристрастностью! Она дезориентирована. Вокруг – пелена, в которой увязают руки, белая ледяная каша набивается в глаза, нос, рот, уши… И это тот самый момент, когда Гаррус, спокойный, надёжный Гаррус решает устроить нелепую сцену ревности. Его жвала подёргиваются так же, как тогда, между двумя декомпрессионными шлюзами после базы Коллекционеров. Не лучшее время для выяснения отношений. Боже, да разве им есть, что выяснять? - Шепард, я… Она не слушает. Делает шаг вперёд. Упирается лбом в его металлизированный воротник, затянутый старой тонкой тканью, цепляется дрожащими от напряжения пальцами в его предплечья – такие тонкие, хрупкие кости, кажется, сдавишь чуть сильнее – хрустнут под пальцами, рассыплются трухой. - Легион, да? – она сипит: голос куда-то пропал. – В нём нет ничего особенного. Абсолютно. Никакой разницы. Так что давай, сделай то же, что и он. Отключи уже этот сраный шум в моей голове! – она встряхивает его руки, поднимает на турианца сухие до красноты глаза. - Можешь? Давай, вперёд! Гаррус молчит и смотрит на неё с такой болью, что Шепард не выдерживает. Злость улетучивается так же быстро, как накатила. Чёртовы имплантаты. Она опускает руки и отводит взгляд. - Прости. Я не преувеличивала, когда сказала, что схожу с ума. - Это ты… прости меня, Шепард, - он шаг за шагом отступает, пятится к двери, сконфуженный, огорчённый, даже слегка напуганный. – Я не хотел. Я перешёл черту, нельзя было… - Прекрати, - она находит силы удержать его за локоть. Если сейчас Гаррус сбежит, то на том их дружбе придёт конец. – Просто этот сигнал… он вклинивается в моё сознание. Технология, как ты и предугадал, заимствована у гетов. Только Легион может… облегчить ситуацию. Подавить шум. Мне жаль, - она делает жест в сторону забытой на столе бутылки. – Может, когда всё образуется. Мы друзья, Гаррус. Но смягчается. Но в глазах по-прежнему - сырая боль. - Я знаю, - он поднимает руку, будто хочет коснуться её лица, но вовремя спохватывается, отдёргивает пальцы и отступает к самой двери, которая предусмотрительно открывается за его спиной. – Береги себя. - Я постараюсь. Гаррус уходит, и Шепард сползает по стене на холодный пол. Почему всё должно быть так сложно? Почему не удаётся сделать вещи правильно? Почему её личный мир стремительно несётся к катастрофе? - Шепард, пора, - вежливо, но безапелляционно сообщает синий голографический шар над её головой. - Иду. Вечер ещё не закончился.