Если слишком хотеть тишины

Шепард не уверена, почему медлит, оттягивает неизбежное. Она не из тех людей, кто любит сидеть в засаде или ждать подходящего момента. Нет, она чаще идёт напролом, сметая всё на своём пути. Предпочитает не откладывать назревшие неприятности на потом, а сразу окунаться в них с головой. Но, хотя время сдаться Альянсу подошло, хотя в письмах Хакета уже сквозит неуверенность, примет ли Шепард правильное решение, хотя ещё немного, и Альянс сам начнёт её разыскивать, пока - она не готова. Может, потому что не хочет умирать. Может, потому что тошно даже думать о разыгранном по нотам судебном процессе, который её ожидает. Может, потому что она боится другого. Если Хакет сдержит слово, если Альянсу удастся выстоять под натиском батарианских юристов и политиков, если удастся оставить Шепард дома – да, заключить по стражу, лишить всех нашивок и званий, но всё-таки оставить… Что тогда? Как скоро она, живая, окончательно сойдёт с ума от непрерывного шума? Как скоро он станет невыносимым? Прекратят ли имплантаты когда-нибудь собирать, кодировать и пересылать данные, или это необратимый процесс? Вдруг Цербер найдёт способ через неё заразить вирусом или взломать внутренние базы данных Альянса? Каков радиус действия сигнала? Почему никто, кроме Легиона, так и не засёк ничего подозрительного? Что будет, если она сообщит Альянсу, будто носит в голове шпионскую станцию Цербера? Они попытаются прооперировать своего неверного солдата (и, скорее всего, превратят её в овощ), или просто посадят куда-нибудь подальше от компьютерных сетей, изолируют от всего, что могло бы заинтересовать Призрака, и милосердно позволят и дальше тихонько сходить с ума? А если она не скажет? Засекут ли сигнал? Посчитают ли, что она добровольно носит в мозгах эти имплантаты, собирает данные для Цербера, окончательно переметнувшись на сторону врага? Или проявят смекалку, постараются через неё передавать ложную информацию и манипулировать Призраком? Это было бы самым разумным решением, но оно значило бы, что терпеть этот шум ей придётся, пока Альянс не прижмёт Цербера, или пока Призрак не разгадает их маленькую хитрость. Но Шепард так устала быть инструментом! Она хочет найти решение до того, как покинет «Нормандию» в наручниках. Возможно, в этом нет необходимости, возможно, уже через пару недель её повесят, или четвертуют, или изрешетят пулями – кто знает, как казнят батарианцы своих преступников? Это, как ни странно, серьёзно упростило бы дело. Но если нет? Круг замыкается. Шепард боится сойти с ума. После разговора с Легионом она больше не вздрагивает при виде собственного отражения в зеркале. Шрамы разом перестали символизировать что-то зловещее; распространение, вскрытие, разрастание даже замедлилось, когда Шепард перестала обращать на них внимание и то и дело рассеянно ощупывать сеточку борозд и углублений на своих щеках и подбородке. Она не становится машиной. Во всяком случае, не более, чем уже ею является. Это хорошо, да, это успокаивает всякие суеверные мысли, наличия которых Шепард у себя раньше и не подозревала. Но, будь она всё-таки машиной, вряд ли бы ей грозило безумие. Да, Шепард изменилась. Проявились злость, ожесточение, чёрствость, она не способна довериться, расслабиться, искренне смеяться, даже по-настоящему глубоко сочувствовать. Её совесть, её душевные порывы как будто атрофировались, омертвели. Но, как сказала Чаквас, это нормально, это защитная реакция. Чего ещё ждать от человека, воскресшего, сшитого из кусков, вынужденного непрерывно воевать с угрозой, во много раз превосходящей его силы, от человека, которого используют, но которому никто не верит, которого предают на каждом шагу и ведут под трибунал за вещи, совершённые по приказу будущих же судей? Этих перемен не стоит бояться. Шепард рационализирует, анализирует, отсеивает ненужные страхи, которые шелухой прилипли к ней за последние безумные недели. Она выбрасывает успокоительные пилюли. Не удивительно, что они не помогали. Остаётся последний страх, объективный, холодный, честный. Страх, что однажды белый шум заглушит абсолютно всё. И Шепард понимает, что счёт идёт на дни. Теперь, когда шум стал главным врагом, забыть о нём, отвлечься становится невозможно. Да уж, не думай о белой обезьяне… Снежные мушки пляшут на периферии зрения. Белёсое марево застилает сознание, мешает размышлять здраво. Шум громче, чем собственные мысли. В височных долях, там, где под слоем серого вещества покоятся имплантаты, а от них - тонкими ниточками к среднему мозгу, распространяется назойливое ощущение холода. Хотя она знает, что мозг не способен чувствовать. Долго она не выдержит. Пока возможно, пока удаётся хоть немного соображать, наперегонки с оставшимся временем Шепард пытается найти хоть какой-то способ прекратить эту пытку. Она больше не спускается в ядро ИИ, не хочет причинить вред Легиону, и потому уже которые сутки не испытывает покоя ни на минуту. Ночами не может уснуть - а днём не может не клевать носом. Забывает детали текущего задания. Пропускает обеды и ужины. Питается почти одним кофе. До чего же ей хочется тишины! Сперва кажется логичным прижать Миранду, потребовать ответов, но это вряд ли что-то изменит: Лоусон может на ходу сочинить любую ложь, а Шепард за неимением соответствующих знаний даже не сможет понять, правдоподобно ли прозвучало очередное враньё. Осторожность берёт верх. Шепард ничего не знает о своих имплантатах. И это надо исправить, желательно, не заронив семян подозрения даже среди своих друзей. Никому не известно, чьи уши могут оказаться ещё и ушами Призрака. Никто наверняка не знает, на чьей всё-таки стороне вездесущая СУЗИ. Паранойя? Да нет, образ жизни. Дольше, но мудрее действовать в обход. Состряпать историю о мифическом секретном задании Альянса не составляет никакого труда, как и вплести туда байку про одного очень важного политического деятеля, которому вживили шпионские имплантаты. - В ГОР применяли нечто подобное, - неохотно сообщает Мордин. – Проблемная операция, экспериментальная технология. Инвазивная процедура. Глубокого вживления без смертельного исхода достигнуть не удавалось. При поверхностном велика вероятность отторжения, необычайно высокая смертность. Те, кто выживает, не всегда сохраняют дееспособность. Похоже на человеческие разработки вроде серых ящиков? Абсолютно отличный принцип действия. Не хранилище, а передатчик... Вы говорите, человек здоров, причём давно? Любопытно. Хотелось бы изучить вопрос. Жаль, что нет дополнительных данных… Ах да, что можно сделать, чтобы деактивировать имплантаты? Могу предложить только извлечение. Учёный, а не инженер, Шепард. Спросите специалистов. - Слышал о таком. Однажды посредники пытались протащить прототипы через таможню, когда я ещё работал в СБЦ, - делится Гаррус. Тон лёгкий, но на лице жирно прописано беспокойство, с которым он рассматривает бледную, осунувшуюся от бессонных ночей Шепард. – Хором кричали, что это серые ящики. Запрещённые, между прочим. Само собой, мы не поверили, попытались разобраться своими силами… Значит, человека нужно оставить в живых? Проще грохнуть, честно говорю, Шепард. Или бросить как есть. Это мина замедленного действия. Такие имплантаты снабжаются системой самоуничтожения. Только попробуешь их извлечь – опа! – и мозг бедняги уже испёкся, лишь бы не удалось отследить координаты получателя сигнала. Как геты, если начинаешь взламывать обычным способом. И вообще, думаю, технологию стащили именно у них или у кварианцев. Спроси Тали. Она должна знать, есть ли обходной путь. - Даже не знаю, Шепард, - тянет кварианка, опираясь локтем на свой терминал. - Это действительно похоже на заимствованную и подогнанную под органиков технологию гетов, но не мы создали её, а их эволюция. Я не знакома с человеческими разработками в этой области, но кое-что могу предполагать. Возможно, имплантаты удалось бы извлечь, или отключить, или вывести из строя, но сперва нужно обойти протоколы безопасности. Взломать или заразить вирусом. Иначе, Гаррус прав, некого будет спасать. Как ты понимаешь, это очень опасно: одна ошибка – и уничтожение самопроизвольно запустится. Очень тонкая работа. Желательно сначала потренироваться на невживлённых имплантатах, если таковые найдутся, чтобы повысить шансы на положительный исход. Очень скоро Шепард чувствует себя приговорённым к смерти человеком, который только ждёт назначенного часа. Кто помешает Церберу, если им вдруг что-то не понравится, запустить механизм самоуничтожения? Кто помешает кому угодно другому сделать то же самое, только заикнись Шепард о самой возможности?.. - Принцип функционирования? – повторяет Мордин, задумчиво почёсывая подбородок. – Всё просто, Шепард. Аппарат считывает нервные импульсы, пропускает их через себя и позволяет распространяться дальше по нейронам в неизменном или чуть изменённом состоянии. Сам имплантат слишком мал по объёму, чтобы обрабатывать данные или сортировать их, особенно, если часть его функций – это взлом и дешифровка. В отличие от серых ящиков, ему просто негде хранить все эти данные. Да и не за чем. Мнемонические имплантаты нужны тому, кто носит их в своём мозгу. Шпионские – тем, кто вживил их в мозг объекта. Потому имплантат только сжимает, архивирует и передаёт данные дальше, излучая собственные импульсы, которые иногда накладываются на волновое излучение мозга и доставляют… проблемы. Разумеется, передача идёт не на буй связи. Недостаточная мощность. Где-то поблизости всегда должен находиться принимающий аппарат с достаточным объёмом памяти и соединением с экстранетом, с которого данные и передаются получателю. Дешифровкой занимаются на месте. Но это длительная процедура. Иногда требуются дни или даже недели, чтобы хотя бы выделить звук или картинку. - Ты спрашиваешь, могут ли такие имплантаты не только считывать и хранить то, что человек видит и слышит, как серые ящики, но и взламывать компьютерные программы? – Гаррус присвистывает. – Шепард, это даже звучит фантастично. Впрочем, я уже давно отошёл от дел, а прогресс не стоит на месте. То, что вчера было сказкой… Ладно-ладно! Ближе к делу. Думаю, это возможно. Но чтобы сама программа взлома эволюционировала… Не уверен. - А почему бы и нет? - пожимает плечами Тали. – Это даже не уровень ИИ. Взломать что-то куда проще, чем сконструировать сознающую себя личность. Но даже это иногда получается случайно, как вышло у нас с гетами… Прости, Шепард, не отвлекаюсь. Думаю, это просто очень хорошо продуманный алгоритм. И судя по тому, что ты описываешь, речь идёт об уникальном дорогущем устройстве. Ты уверена, что стоит переходить дорогу тем, кто вшил в беднягу такую штуку? Может, действительно проще… оставить всё как есть? Возможно, Миранда ещё не передала данные. Возможно, Цербер ещё их не расшифровал. Так или иначе, скоро они поймут, что Шепард догадывается. Захотят ли они поджарить её мозг, устранить бесполезную марионетку? Или подождут, посмотрят, к чему всё приведёт? Так или иначе, времени на принятие мер остаётся всё меньше. Но самое страшное то, что по понятным причинам Шепард не может облачиться в броню, вцепиться в любимую штурмовую винтовку, запастись термозарядами – и выйти против своего врага, лицом к лицу, один на один. Но и оставить всё как есть она тоже не может. Дни проходят, а Шепард чувствует себя как никогда беспомощной и больной. Шум делается громче, ярче. Белой пылью оседает на всём, чего бы она ни касалась. Терпеть невыносимо. Думать – тоже, а ей это сейчас очень, очень нужно – подумать, понять, что делать дальше, или же окончательно смириться с тем, что шансов нет. Что бы она ни предпринимала, как бы ни боролась с собственным сознанием, с мигренью, с раздражительностью, все коридоры «Нормандии», будто сговорившись, ведут только к ядру ИИ. В конце концов, Шепард, проклиная себя за слабость и беспомощность, сдаётся. Ей хуже. Намного. Кофе и тайком принятые инъекции энергетических средств больше не способны удерживать на ногах. Всего четвёртый день без помощи Легиона, а ей так… Не важно. Шепард пересекает лазарет (прямая спина, чёткий шаг – спектакль специально для доктора Чаквас, короткий, но трудный, будто шагаешь по битому стеклу) и входит в никогда не запертую дверь. Вьюжит. Всё кажется припорошенным белым шелестящим снегом. - Пожалуйста, - пелена вздымается, шумит, шипит, как прибой, если бы вместо воды море было наполнено тоннами мелкого белого риса, голова раскалывается от боли и холода, и Шепард уже не стыдится просить. Просто не думает о словах. – Пожалуйста, Легион. Сколько ещё ты сможешь… выдержать? Он встаёт ей навстречу и молча раскрывает руки.