Сын Луны

      Краски вечера стекали по окну мутными разводами. Их поглощала вязкая и густая темнота. Китнисс одёрнула шторы, чтобы не смотреть, как день плавится под напором ночи, и села в любимое кресло у камина. Трещание огня перекрыло звуки пустого дома.       Девушка, согревшаяся в тепле пляшущих искр, задремала. Сон, стремительный и неглубокий, навеял картины пустого поля с жёлтой травой, опавшей в мёртвом штиле, и собственных хриплых окриков в ночь. Китнисс с неохотой открыла глаза, просыпаясь, и заёрзала, разминая онемевшую спину. Огонь потух, но, как видно, совсем недавно, потому что над золой ещё вился белёсый дымок.       Тихий стук прозвучал, казалось, где-то за окном между деревьями, и Китнисс подошла к окну, посветлевшему во власти полной луны. Стук повторился, и теперь уже девушка сообразила, что это всего лишь Гейл, стоящий у двери. Два дня назад прошли выборы, и утром должны были объявить результаты, потому муж поднялся с рассветом и исшагал всю кухню, а потом, наспех позавтракав, выбежал из дома и весь день так и не появлялся.       Сняв проржавевшую цепочку, Китнисс распахнула дверь, впуская Гейла. Комнату наполнили цветочные и пряные ароматы летней ночи, потому девушка не сразу ощутила терпкий запах, окутывающий мужа, но когда наклонилась, чтобы поцеловать его в щёку, дух алкоголя стал отчётливым. Она придержала привычный вопрос о делах на работе, понимая, что спрашивать бессмысленно: мутные глаза и вымученная улыбка не оставляли сомнений в том, что Гейл проиграл.       – Пойдём, присядешь, – девушка подставила плечо, подхватывая мужа под лопатки, что оказалось лишним: он твёрдо держался на ногах. Оставив Гейла в кресле у камина, она ушла на кухню, чтобы разогреть ужин.       Когда Китнисс вернулась, он уже стянул обувь и просушивал ноги, намоченные в послегрозовых лужах.       – Сколько ты выпил? – она протянула мужу тарелку с мясной запеканкой и кружку травяного чая.       – Немного, – Гейл вскинул подбородок, а Китнисс хмыкнула. Она села рядом в кресло поменьше и задумалась.       Ребёнок несколько раз толкнулся, и девушка положила ладонь на живот, чтобы его успокоить, пока муж усердно стучал по тарелке, уплетая за обе щеки. Он отставил пустую посуду в сторону и подвинулся.       – Иди сюда, – Гейл указал на своё кресло. В другой день Китнисс бы смутилась, так и не понимая, кто они друг другу, или напомнила бы, что вернулась из-за ребёнка и не жаждет близости, но в этот тёплый летний вечер она встала, одёргивая платье, и залезла с ногами в кресло, занимая место рядом с мужем.       – Что теперь будешь делать? – Китнисс натянула край платья на поджатые коленки.       – Не знаю, – пожал плечами Гейл. – Наверное, останусь работать в Ратуше. Должность военного советника моя, а там посмотрим. В шахту я вряд ли вернусь, хоть там и неплохо платят по новым нормам.       Девушка облегчённо вздохнула, радуясь, что муж не собирается спускаться под землю. Те годы, что он работал там, Китнисс жила в постоянном страхе, что он повторит судьбу её отца, погибшего, когда она была совсем маленькой.       Ноги занемели, и она чуть выпрямила коленки, касаясь пальцами бедра мужа. Почувствовав её движение, Гейл захватил её лодышки, приглашая устроиться поудобнее.       – Я пока не буду брать отпуск, а то малыш родится в начале зимы, тогда тебе может понадобиться помощь.       – Прим и мама помогут, – Китнисс склонила голову на спинку кресла и прикрыла глаза.       – Я тоже, – рука Гейла опустилась на колено девушки, ласкающие пальцы пробежались вдоль её обнажённого бедра. Вновь разожженный камин затрепетал по воле шального ветра, влетевшего в открытое окно. Китнисс поёжилась.       Поскрипывание деревьев за окном убаюкивало, как и тёплая ладонь мужа, лежащая на её животе, потому сонная девушка не сразу почувствовала горьковатый запах, подобравшийся совсем близко, а потом и винный привус на губах. Она раскрыла глаза, встречаясь с внимательным взглядом Гейла, чьё лицо оказалось вплотную к её лицу. Остывающие следы от поцелуев заскользили по щекам, переходя на стремительно розовеющие губы. За несколько месяцев, что прошли с того дня, как она переехала обратно, он не единожды пытался сблизиться, но всегда получал решительный отпор, сейчас же её тело охотно принимало тепло, а желание, пусть и не разгораясь, тлело от поцелуев.       – Гейл, – позвала Китнисс, чувствуя, как муж, задержавшись на ключице, продолжил путь к её груди.       – Пойдём спать, – сказал он, чувствуя, что девушка сбрасывает с себя сонливость.       Гейл закрыл распахнувшееся окно, преграждая путь бьющемуся ветру, и подхватил Китнисс под голову, поднимая её на руки. Уложив жену в спальне, он исчез за дверью и вернулся уже позже, влажный после душа. Спустя несколько минут его дыхание выровнялось. Тогда она и открыла глаза.       Ветер расшатывал молодые деревья в саду, скрипя на ветках и раскатывая шаткие качели, когда Китнисс, откинув край одеяла, спустила босые ноги на пол. Она прислушалась к стрекотанию за окном и, выбрав самый тихий миг, слезла с кровати, стараясь не издать ни звука. Девушка оглянулась, проверяя, спит ли муж: Гейл отвернулся к окну, и его плечи омывала своим светом полная луна.       Китнисс открыла дверь, пропуская вперёд себя длинные бледные лучи, и на носочках прошла в сумрачный коридор, ведущий к деревянной лестнице. Она спустилась вниз, перепрыгнув через скрипящую ступеньку, и подошла к спящему окну. Провернув медную ручку, девушка разбудила его дуновениями свежего воздуха. Прохладный ветер пробежал по волосам и скатился по шее волной мурашек. Сонный сад зашелестел листьями, и между деревьями мелькнула светлая фигура.       – Пит? – позвала Китнисс в темноту.       Шелест травы на секунду стих, а потом шорохи вернулись. За вишнями исчез край белой одежды. Девушка подбежала к выходу и повернула щеколду, но распахнуть дверь не удалось: она заела и не хотела поддаваться. Китнисс подёргала, надеясь, что та откроется, но лишь негромкий скрежет наполнил звуками неспокойную ночь, присоединяясь к перекличке шорохов.       – Я запер на другой замок, – раздалось сзади, отчего Китнисс подпрыгнула в испуге. На лестнице стоял хмурый Гейл. Его руки перекрестились на груди.       – Открой! – дверная ручка щёлкнула, когда она убрала с неё руку.       – Нет, – он спустился ещё на несколько ступенек. – Ты никуда не пойдёшь.       – Пойду, – Китнисс бросила беглый взгляд в окно, но ничего не заметила. – Отпусти!       – Не отпущу. Ты моя жена, – Гейл подошёл вплотную, заставляя девушку отступить к стене. – Беременная жена. И ты никуда не пойдёшь. Ни сегодня, ни в будущем.       – Я должна! Ты не понимаешь… – она попыталась уйти в сторону и оказалась прижатой к окну.       – Что не понимаю? – повысил голос Гейл. – Не понимаю, как опасно в лесу? А сейчас ещё лето. Зимой можно к тому же замёрзнуть. Я терпел, пока знал, что ты сможешь защититься, что залезешь на дерево, если встретишь волков, но не сейчас. Если что-то случится, ты не сможешь убежать.       – Я возьму лук, – заупрямилась Китнисс.       – Ты рискуешь собой. Рискуешь ребёнком! И всё из-за чего? – он набрал в лёгкие побольше воздуха. – Он мёртв, Китнисс. Мёртв. Ты ничем не поможешь. И ты не виновата. Никто не виноват. Хватит! – прикрикнул Гейл, хватая её за руку. – Я больше не позволю. Можешь обижаться на меня, можешь кричать, но я не пущу.       Гейл потянул её к лестнице, заставляя подняться по ступенькам. Китнисс последовала за ним, бросая беспомощные взгляды на окно. Сквозняк подул в спину, подталкивая к кровати, когда дверь в спальню открылась. Гейл отпустил её руку и опустился на край, наблюдая, как жена проходит к окну, не тратя на него взглядов, и усаживается на подоконник.       Скоро он сдался и заснул с зажатым в руке ключом, а Китнисс ещё долго не сводила глаз с шумящего внизу сада, ища между деревьями светлую фигуру. Когда её уже начал одолевать сон, девушка поймала взглядом движение, колышущее траву. Высокая женщина с седыми волосами брела через заросшую поляну. Она подняла голову и посмотрела прямо в окно глазами, полными невысказанной грустью.